Командир батальона, полковник Цибульский. Здесь я сохраню настоящую фамилию.
Это был настоящий полковник. Высокого роста, могучий человек, с громким командным голосом. Он прошел Афганскую войну и на фоне него наши молодые офицеры смотрелись как-то совершенно несерьезно. По-мальчишески как-то. Одним словом это был человек глыба.
По причине того, что сам я в то время был простым курсантом, поводов сталкиваться с нашим комбатом у меня было не много. Точнее всего три.
Первый раз я оказался рядом с ним, когда зимней ночью в пять утра роту подняли по тревоге. Комбат прибыл в роту и стоял у двери во всем своем величии: в шинели с меховым воротником и каракулевой полковничьей папахе. А я безмятежно ходил мимо него в умывальник и обратно. Я был в наряде, да еще и по столовой. И потому воцарившаяся в темноте казармы вакханалия меня не касалась. Я заправил кровать умылся оделся и собирался проследовать к месту несения службы. И все это на глазах у комбата, который явно не скрывал своего удивления из-за явной дисгармонии между боеготовностью роты и моей боеготовностью. Когда я выходил, он остановил меня и осведомился о том, кто я такой и почему не принимаю участие в общем бардаке. Получив мой ответ велел следовать к месту службы. К слову, рота тогда в тот день была подвержена остракизму со стороны командования.
Вторая моя встреча с комбатом произошла позже, когда я возвращался с почты. Проходя мимо казарм, я не сразу обратил внимание на отсутствие личного состава. А когда заподозрил неладное было уже поздно.
- Товарищ курсант, - позади меня грянул голос комбата. – Ко мне!
У меня вся жизнь пронеслась перед глазами, в том числе и занятия по строевой подготовке.
- Товарищ полковник, курсант Калашник по вашему приказанию прибыл.
- Куда следуете?!
- Следую в расположение роты, с целью доставки почты личному составу.
Лицо нашего командира батальона имело одно свойство. Было совершенно невозможно угадать, расспрашивает он тебя или уже отчитывает. Потому на всякий случай надо быть собранным. Увидев у меня в руках приличную пачку писем, комбат вдруг просиял и стал выглядеть совсем по-отечески.
- Пишут? - неожиданно ласково спросил полковник. – Это хорошо. Можете идти!
- Есть! - ответил я, развернулся и, как положено, опустил руки с первым шагом.
В третий раз я был только очевидцем. Возле второго КПП, о котором я как-то рассказывал располагались гаражи. Где, в том числе, стояли и немногочисленные тогда автомобили офицеров.
И вот в воскресный день, когда ничто не предвещало наряду никаких потрясений, на КПП входит наш комбат, но не как обычно по всей форме, а в тренировочных штанах, футболке и отирая руки промасленной тряпкой, просить разрешения позвонить. При этом на лице его начальственный прищур. Как будет реагировать? К счастью, мой напарник не стал сопоставлять факты и сработал шаблонно, доложил представился. И на том мы и разошлись.
- Вадик, - сказал мне напарник, провожая комбата взглядом, – по-моему у него на футболке был утенок в кепочке.
- Ты тоже видел? - ответил я, тяжело выдыхая. – А я думал у меня глюки.
Хотя и получить нагоняй от комбата было довольно просто. Коля Ковалев получил прямо по телефону.
Коля был дневальным и стоял как раз на «тумбочке» возле телефона. В роте происходил какой-то очередной шухер и Коля кому-то громко обьяснял, что-то про его маму и приоритетное направления следования. В этот момент зазвонил телефон и, поднося телефон к уху, Коля продолжал распространяться на вышеупомянутые темы.
- Да ….. Вашу…- грохотал Коля поднося трубку к уху. – Дневальный по роте курсант Ковалев.
- Командир батальона полковник Цибульский, - спокойно ответила трубка. -Трое суток ареста за нецензурную брань.
- Есть, трое суток ареста,
- Где командир роты?
-А-а-а… - замялся Коля и тут же нашелся. – Не могу знать.
- Еще двое суток ареста за невыполнение своих обязанностей, - сказала трубка.
Строго, но справедливо. Хорошо, что сутки арестов мы отрабатывали за счет отпуска. Но пять дней минус, это то еще удовольствие.