Актриса, театровед, писатель-мемуарист ТАМАРА ПЕТКЕВИЧ родилась 29 марта 1920 года в Петрограде. Умерла 18 октября 2017 года в Санкт-Петербурге.
«Инопланетная» – пишут о ней авторы обоих полов, нездешняя, не просто красивая, но невероятного обаяния и нежности Женщина, походя, не замечая, влюблявшая в себя с раннего детства друзей-одноклассников, папиных коллег, своего следователя, своих охранников, солагерников, зрителей и учеников.
Тамара Петкевич – человек непростой судьбы, несчастной и счастливой одновременно. Она пережила арест и расстрел отца в 1938 году, гибель матери и младшей сестры в блокадном Ленинграде, предательство близких людей, вынужденную разлуку с сыном, смерть любимого человека. Тюрьма, лагеря, пересылки, тяжелые общие работы, лагерная больница, и, наконец, лагерный театр. На его подмостках она стала актрисой. Творчество и любимые друзья помогли преодолеть трудности, сохранить достоинство и индивидуальность – то, что тоталитарная система старательно истребляла в личности.
После освобождения в 1950 году «пораженная в правах» Петкевич работает в провинциальных театрах – Сыктывкар, Шадринск, Чебоксары, Кишинев. В 1957 году Петкевич была реабилитирована. При помощи друзей через четыре года ей удается вернуться в Ленинград. Она поступает на театроведческий факультет Театрального института, который оканчивает с красным дипломом. Казалось бы, теперь ее ждет карьера завсегдатая аншлаговых премьер. Но Петкевич идет работать в дома культуры самодеятельности...
Днем Тамара Петкевич работала в ДК. По ночам, на пишущей машинке писала воспоминания. Эта работа заняла около 20 лет, получилась объемная рукопись. Наступила горбачевская перестройка, можно было издать книгу, но объем текста был в два раза больше, чем хотели издательства. К публикации мемуары под названием «Жизнь – сапожок непарный» подготовила литературный критик Светлана Дружинина. Средства на издание пришлось собирать всем миром. Чтобы помочь выходу мемуаров Эндрю Шарп, провинциальный австралийский актер, приезжавший в Петербург и познакомившийся с Петкевич, на родине нанялся в ресторан официантом и мойщиком посуды.
Петкевич мгновенно стала знаменитой. Она говорила, что ее жизнь поделилась на две части – «до» и «после» книги.
Писатель Даниил Гранин и философ Григорий Померанц ставили мемуары Петкевич в один ряд с произведениями Солженицына и Шаламова. « Жизнь – сапожок непарный» была переведена на английский, немецкий и польский языки... «Жизнью…» Петкевич зачитываются, переводят, переиздают, ставят в театре.
«Эта книга могла возникнуть только потому, что во мне жила неотменимая потребность вернуть в жизнь хотя бы некоторые имена, обстоятельства прежних лет и судьбы ушедших людей. Эти люди мучились, страдали и погибли, не реализовав своих богатейших возможностей. Их мужество, человечность, их дружба сформировали и спасли меня. Спасли тогда, когда спасение казалось невозможным» – написала она в кратком предисловии к первому изданию в 1993 году.
Петкевич берется за вторую книгу, посвященную жизни после лагеря. «На фоне звезд и страха» выходит в 2008 году... В 80 лет Петкевич освоила бэушный компьютер, подаренный друзьями, и самостоятельно набрала рукопись. Она прожила почти век, продолжая работать над книгами. Незадолго до ухода подготовила «Шепот пепла» – книгу из писем к ней режиссера Гавронского.
МАРИНА ДМИТРЕВСКАЯ в некрологе памяти Т. Петкевич:
"Мне всегда чудилось в ней что-то инопланетное. В каких-то суждениях и советах (хотя бы по поводу, например, моей жизни) она как будто поднималась «над» и смотрела на ситуацию откуда-то сверху… Я это чувствовала, поражаясь ее жесткой мудрости. «Деточка, это не ваше, — медленно говорила она. — Я тоже долго думала, что мое предназначение любить, — и страдала. Но потом поняла — я тут для другого. Меня для другого сюда послали».
Теперь она уже там, откуда нам ее послали 97 лет назад…
Еще недавно никому не надо было объяснять, кто такая Тамара Владимировна (когда реабилитировали отца и она стала Владиславовной, я так и не приучилась ее называть по–новому) Петкевич. Но информационный поток велик, память коротка, вырастают новые поколения, не читавшие «Жизнь — сапожок непарный», сравнимый разве что с «Крутым маршрутом».
Поэтому повторю.
Репрессирован отец-поляк. Дочь (старшая из трех, Тамара) не подписывает отречение от отца и пока не знает, что за ней следят, что на нее доносят товарищи и что в 23 года она тоже будет арестована (допросы влюбленного следователя составят сюжет сильнейшего спектакля А. Кладько через полвека!). Она пройдет десять лет лагерей и ссылок, родит в заключении сына, потом на много лет потеряет его, уже на свободе будет пытаться вернуть, но не вернет. К ней вернутся только внуки… Она случайно станет в лагере актрисой и вынесет эту профессию из-за колючей проволоки на свободу, в театры Чебоксар и Кишинева. А через много лет сменит профессию, окончит театроведческий и посвятит жизнь тем, кто в 60−70-е годы тоже был в социальном изгнании, — в любительском, самодеятельном театре. Будет работать вдали от официальных магистралей, в богом забытых ДК и клубах, например, в ДК Общества слепых — самых беспомощных. Тогда это не было в тренде и не называлось социальным проектом, просто люди тихо спасали других людей.
Лагерная любовь. Но ее срок уже кончается, она живет теперь в поселке, а он, смертельно больной, доживает последние дни в больнице. И постоянно она приходит к лагерю, чтобы он мог увидеть ее в окно, хотя рискует при этом получить пулю охранника. Начлаг — зверь. Но когда после смерти любимого человека она решается переступить лагерную границу, чтобы попросить разрешения похоронить тело в отдельной могиле, начлаг сам говорит ей: «Приходи ночью, я дам тебе подводу». И дает, и она везет тело на погост. Сама. Эта могила актера Николая Теслика существует в Княж-Погосте поныне, пока были силы, она ездила туда. А того начальника с его загадкой Т. В. найти не удалось.
На самом деле загадка была в ней, в ее «инопланетности». «Когда мы встретились на одной из колонн, ей было 25, и смотреть на нее невооруженным глазом было практически невозможно», — признавался еще на 70-летии Петкевич «японский шпион» и, как следствие, директор гулагского театра ТЭКО Соломон Ерухимович. Но и в 90, в марте 2010 года, и в 95, в марте 2015-го, Тамара Влад. будет так же нереально красива. И то, что в 80 она ездила по всему миру (по случаю переводов уже легендарной книги «Жизнь — сапожок непарный»), а почти в 90 написала и издала вторую часть мемуаров «Под небом звезд и страха», свидетельствует об абсолютной ее «инопланетности».
Резо Габриадзе писал об этой, второй, книге: «Бывший зэк, красивая женщина Тамара Петкевич входит в театр, где Шекспир, Островский… Она входит туда очень деликатно, с большим тактом, но поражает несоответствие той, лагерной ее жизни и этой, театральной… Как после лагерей можно войти в Островского?! Как после той жизни можно произносить реплики из Шиллера?! Как она может даже не играть, но хотя бы смотреть Гольдони?! Это непонятное чудо превращения написано очень сдержанно, взвешенно. Я помню старые весы в аптеках, Петкевич словно на этих весах…
Замирает сердце в той сцене, когда женщина, вернувшаяся из ада, хочет превратить убогое жилье в комнату… Потом смотришь на ее фотографию в какой-нибудь роли и думаешь: откуда у нее эта помада? Откуда эти молекулы пудры? Как они умудрялись выглядеть так красиво и так по-шиллеровски?»
Тамара Владимировна/Владиславовна прошла ад. Ее ненавидели за красоту в мире насилия, лесбиянства, уголовщины, ее боготворили за красоту, в нее влюблялись, в конце концов, именно красота стала поводом к ее первому актерскому выступлению. Это было уже в лагере, в Коми, после двух лет изнуряющего солнца Джангиджирского женского лагеря в Киргизии, на «мокрой трепке» кенафа, где болотные черви изъязвляли тела полумертвых-полуживых истощенных женщин, истыканных мельчайшими иголками конопли (не терновый венец — терновый мешок…), где раз в два месяца женщинам давали два литра воды и где однажды она спросила охранника: «А скольких вы убили?» и услышала: «Ты будешь седьмая».
Но неправильно будет сказать, что при жизни ей чего-то не успели сказать. Успели. Рукопись «Сапожка», хранившуюся в 70-е под половицами паркета, издали — и к Тамаре Влад. пришла не только слава — пришло множество людей, не только ее читателей, но обретших в этой книге свои судьбы бывших лагерников. Вот эту миссию — соединять людей, оставлять их в истории — она и считала главным своим предназначением. Для этого ее сюда послали.
Она выполняла эту миссию долго. Выполнила до конца. И ушла, если пользоваться названием ее второй книги, к звездам. Туда, где уже нет страха. Впрочем, она была образцом бесстрашия и мужества. Другой такой не знаю.
Публикация составлена по материалам:
https://klauzura.ru/2020/10/a-dushu-ostavit-sebe-k-100-letiyu-tamary-petkevich/
https://gorod-812.ru/na-plechi-ej-kinulsya-vek-volkodav/
https://culture.pl/ru/article/poslednyaya-velikaya-pamyati-tamary-petkevich
http://ptj.spb.ru/blog/pamyati-tamary-vladimirovny-vladislavovny-petkevich/
Портрет другой знаменитой "зэчки" --> Глазами фотографа Плотникова. Ни о чем не жалеющая ТАТЬЯНА ОКУНЕВСКАЯ
Автор будет рад вашим существенным и интересным дополнениям к публикации в комментариях. Если вы видите ошибку, пишите в комментариях, автор не может знать всё и иногда совершает опечатки: не ошибается тот, кто ничего не делает.
Не забывайте ставить лайки, делиться в соцсетях, комментировать, соблюдая приличия, и подписываться на канал, если не хотите пропустить новые фотографии Мастера и истории от Екатерины Т.
Ищите фотоальбомы и книгу воспоминаний Валерия Плотникова "Времена оттепели прошли" в магазинах Москвы и в интернет-магазинах: https://ast.ru/book/vremena-ottepeli-proshli-839056/.
В Москве можно приобрести перед спектаклем в театре Ленком.