Ребёнок родился.
Родные, первым делом, хотят уберечь его от бед, сохранить жизнь. И что? Начинаются запреты!
Чай горячий, сиди смирно, а то обольёшься. Не суй руку в дверь, прищемит. Не наступай на крышку люка – она перевернётся и ты провалишься (а то еще похлестче – мама умрёт). Не лезь сюда, не ходи туда, не ешь это, не пей то (а..., это уже позже).
Потом подключаются мотиваторы: Надо всё съедать в тарелке, а то силу оставляешь (для мальчиков) или - жених сопливый будет (для девочек).
Дальше социум подключается: Не выделяйся, тебе что, больше всех надо? Ты тут у нас самая умная?
И так, капля по капле, заборы ограничивающих убеждений выстраивают колею нашей жизни.
И вот он - бунт! У кого подростковый, у кого пожизненный.
И я уже крашу волосы в рыжий, ношу сумку- торбу( это не дамская сумка, ты же девочка), и любой ценой еду поступать туда, куда хочу я. Я хочу то, не хочу это… с молодым задором и несворачиваемой никакими доводами волей…
И только старательно обхожу крышки люков.
...
А потом приходит осознание, что запреты были из любви и заботы, впрочем, как и прочие частоколы пытающихся уберечь, подсказать, направить безопасной тропой. И примиряешься, и с благодарностью прощаешь и прекращаешь бунт.
Потом, ищешь себя, формируешь свои новые убеждения. Старые – то оставлены в прошлом.
Если получается, находишь. И, даже, стараешься им следовать, потихоньку, по капле, выдавливая из себя раба, как советовал Антон Павлович.
А в один прекрасный день понимаешь, что и это напрасно. И начинаешь любить себя такой, какая есть. Со всеми частоколами, старыми и новыми, колючками и несовершенствами, не очень умную и не совсем успешную, не всего достигшую и не самую красивую, может быть вовсе бесполезную для всех…
Кроме себя.
И нежишься в этой любви.
И никому ничего больше не доказываешь, не показываешь, просто переливаешься любовью через край. И заливаешь ею мир и всех возводивших те частоколы…
И вот тут ты стала взрослой, девочка моя!
