Нюрнбергский процесс — первый и ключевой из серии судебных процессов, проходивших во Дворце юстиции города Нюрнберг после окончания Второй мировой войны. Процесс, шедший на четырёх языках и затянувшийся на 316 дней, оставил после себя более сорока томов стенограмм и доказательств преступлений национал-социалистов и их союзников не только в #ссср , но и на других оккупированных территориях и в самой Германии.
Председатель Российского исторического общества, директор Службы внешней разведки РФ Сергей Нарышкин минувшей осенью в интервью ТАСС заявил о том, что международное сообщество должно помнить уроки Нюрнбергского процесса и препятствовать попыткам героизации нацизма, а также возникновению его новых форм. Одним из способов решения этой проблемы может стать изучение этой темы в школах.
Мнениями о том, что именно стоит рассказывать школьникам, мы поделимся в следующей публикации.
И все-таки начнем с позитива. Не только знакомством с жуткими подробностями Второй мировой войны была наполнена работа советских журналистов. Случались и курьёзы, об одном из которых поведал очевидец тех событий.
Наш советский народ, столько натерпевшийся от нацистского нашествия и разбивший его в конце концов в великом единоборстве, интереса к процессу не теряет. Нас по-прежнему печатают и читают. Правый фланг корреспондентской ложи, где размещены советские журналисты, представляет собой весьма населенный полуостров среди пустынного ландшафта порожних кресел. Но уж такая у нас профессия — не терпит она спокойной, размеренной работы. И, что там греха таить, давно уже стал я замечать, в особенности в послеобеденные часы: то там, то тут кто-нибудь из наших клюет носом, а то и вовсе откровенно похрапывает.
Лучше всех приспособился к этому тихому периоду Всеволод Вишневский. Он приобрел не просто темные очки, какие есть у всех нас, а большие американские консервы особого устройства, должно быть, специально приспособленные для длинных заседаний. На их темных стеклах с обратной стороны каким-то способом выведены широко раскрытые человеческие глаза. Счастливый обладатель этих очков может щуриться, жмуриться, просто спать, но посторонним виден лишь его внимательный, заинтересованный взгляд. Всеволод Витальевич озабоченным шагом проходит в зал, занимает свое кресло в первом ряду, кладет направо французские, налево английские, а перед собой русские переводы документов, достает блокнот, утыкает в него попрочнее свое стило и… засыпает. Это у него великолепно получается. Даже если глядеть на него в упор, видишь внимательнейшего человека, слушающего, наблюдающего. Когда же в перерыв соседи потихоньку будят его, в нем будто бы срабатывает какая-то машина. Бодрым, свежим голосом он с пафосом произносит:
— Нет, какие сволочи… Мерзавцы… Изуверы… — или что-нибудь в этом роде. Это звучит всегда к месту, ибо может быть сказано в любую минуту процесса.
Все бешено завидуют Всеволоду Витальевичу, но достать подобные очки никому до сих пор не удалось, хотя скажем прямо, в дни затишья, бог коммерции крылоногий Гермес в кулуарах бесцеремонно теснит богиню юстиции Фемиду с ее весами.
...действительно тяжко становится сидеть на процессе, за массивными стенами Дворца юстиции, когда началось жаркое баварское лето, буйно цветет сирень, летает тополиный пух и даже в этом несчастном, лежащем в развалинах городе воздух такой, что хочется греться на солнышке, зажмурив глаза, а не наблюдать изо дня в день, как суд с великой добросовестностью и методичностью продолжает распутывать тайны нацистских преступлений.
И вот сегодня по рукам пошел роскошный иллюстрированный американский журнал, имеющий на процессе своего корреспондента и своего фотографа. Журнал этот довольно широко освещал процесс в первые дни. Потом свел информацию к маленьким заметкам. Ну а в этом номере он разразился целым разворотом фотографий. Они даны под общим заглавием, набранным сверху: «Когда процесс перевалил за свое полугодие». Под шапкой на две страницы выстроены рядами портреты… спящих корреспондентов. Ничего, кроме фотографий и подписей, поясняющих, кто и откуда. Ничего особенного. Всем нациям досталось...