Накануне известный оппозиционно настроенный блогер, обращаясь к неопределенному кругу лиц, заявил, что у России, кроме несвободы, есть еще одна проблема – всеобщее несчастье и страдание . При этом он сослался на великую русскую литературу, которая транслирует именно такую модель существования («Русскую литературу откройте, одни описания несчастья и страдания»).
Ну что же, это правда. Русская литература никогда напрямую не говорит о счастье: одинокие, рефлексирующие, мучительно сознающие себя герои печальной вереницей бредут через всю литературу 19 века. Собственно говоря, это замечали даже западноевропейские писатели, однако, обнаружив это свойство русской классики, признавали ее уникальность, ее особую религиозно-философскую природу. Вот пример:
«Раскройте любую из пятидесяти тысяч книг, ежегодно производимых в Европе, О чём они говорят? О счастье . Женщина хочет мужа или некто хочет разбогатеть, стать могущественным, и уважаемым, У Диккенса целью всех стремлений будет миловидный коттедж на лоне природы с весёлой толпой детей, у Бальзака — замок с титулом пэра и миллионами. И, если мы оглянемся вокруг, на улицах, в лавках, в низких комнатах и светлых залах — чего хотят там люди? — Быть счастливыми, довольными, богатыми, могущественными. Кто из героев Достоевского стремится к этому? — Никто. Ни один» , -
пишет С. Цвейг, замечательный австрийский писатель и критик. И уж точно говорит об этом не с порицанием и осуждением. Он заявляет о сложных смыслах русской классической литературы, стремящейся преодолеть законы земного тяготения, сосредоточенной на вопросах вечных или, как говорил один из героев Достоевского, «последних». Европейский писатель противопоставляет русскую литературу западной, подчеркивая ее духовные и интеллектуальные возможности.
Действительно, богатство, карьера, чины, звания и прочий внешний успех никогда не были в центре внимания русской литературы. Писателей интересовал внутренний мир человека, его христианская совесть. Их занимал вопрос о том, что будет, к примеру, если человек однажды вдруг ощутит свое право на переделку мира, если ему покажется, что он «право имеет»… И к чему в конечном итоге приведет отказ от религиозно-нравственных ограничений, когда свободный человек начнет строить всеобщее счастье ?
Русская классическая литература предостерегала об опасности построить «муравейник» вместо социальной «гармонии», ибо «основа всему — начала нравственные». Но, как говорил Достоевский, «рай - вещь трудная».
Вот и сегодня очень многим сложные смыслы русской культуры хочется упразднить: как-то неловко перед просвещенными европейцами за свое тоскливое существование…
Однако стоит вспомнить, что мы наследовали великую культуру; уникальную , не имеющую аналогов литературу; в конечном итоге, генетически усвоили особый способ взгляда на мир – внешне кажущийся безрадостным, но на деле рефлексивный. Так что требовать европейские ценности и европейское счастье лучше там, в Европе. Надежней будет.