Подготовка к пикету велась около месяца. Требовалось подготовить ярко-желтые листовки, сшить флаги, нанести на них по трафарету символику движения – черный череп с двумя перекрещенными костями на желтом фоне.
Это было сложно. Сложнее всего, что я делала в жизни. После работы я шла в гараж и красила флаги. Спина готова была переломиться в пояснице. Потом отбивалась от интернет-троллей, которые вопили «все уже решено, завод уже работает», правда, теперь уже тише. А потом, около двух часов ночи, падала в кровать и засыпала. До половины седьмого утра этого же дня.
Но самым сложным было добиться от властей разрешения на проведение пикета. Я три раза предоставляла заявку на рассмотрение, и каждый раз мне возвращали ее «на доработку»; она все время не соответствовала тем или иным требованиям. Наконец, где-то через месяц после первой попытки, ее взяли на рассмотрение. Еще через три недели нам все-таки дали разрешение. Это не могло не радовать. Мы стали силой, с которой приходилось считаться.
В день проведения пикета я с трудом проспала два часа ночью. Затем выпила несколько чашек кофе, но все равно не могла унять дрожь. Сердце колотилось, боль в груди стала моим постоянным спутником. Когда мы ехали в машине к месту пикета, я подумала, что, когда все это закончится, и у меня появится немного времени, надо бы обследоваться…
Но когда все это закончится? И чем?
– Где девчонки расклеивали наши объявления? – вдруг сказала Юля, – ничего не понимаю! Уже полчаса едем по центру, а я еще ни одного нашего объявления не видела.
Только сейчас я обратила внимание, что ни на дверях подъездов, ни на информационных стендах, ни на досках объявлений не было ни одного нашего ярко-желтого листка.
– Не может быть! Ребята мне отписались, где и сколько наклеили! А вот эту улицу я всю прошла сама – от начала и до конца! Я здесь порядка пятидесяти объявлений наклеила…
– Все понятно, – сказал Сергей, – этого следовало ожидать.
– Что ты имеешь в виду? – не поняла я.
– Ты наклеивала, а кто-то срывал – вот что! – мрачно обронил Сергей.
– Но кому это нужно? – я все еще не могла поверить, – мы же никому не мешаем!
– Да, конечно, – сказала Юля.
Через несколько минут мы подъехали к зданию районной администрации. Площадь перед ней была пуста.
– Ни одного человека, Господи, ни одного! – не зная, что делать дальше, я до боли заломила руки, – хоть бы кто-то подошел! Что теперь делать? Что?
Мы с Сергеем и Юлькой подъехали первыми, вскоре за нами подтянулись и остальные. Однако на пикет приехал фактически только актив группы.
В общей сложности на площади собралось десять человек.
– Да, надо признать, что наш призыв защищать окружающую среду ажиотажа не вызвал, – я попробовала пошутить.
– Все объявления сорваны, этого следовало ожидать, – сказал Сергей.
– Что будем делать? – спросила Юля, – сворачиваемся и уезжаем?
– Думаю, надо подождать. В конце концов, люди черпали информацию не только из объявлений. Многие сидят в интернете и все знают. Еще просто рано.
– Я тоже считаю, что надо подождать, – сказал Сергей, – мало ли что?
Время тянулось медленно. Я то и дело поглядывала на часы, но уже не могла не понимать, что пикет, скорее всего, не состоится.
– Что будем делать? – спросила Юля, – надо что-то решать.
– Я не знаю…
Вдруг я увидела неподалеку серебристый « Land Cruiser ». В отличие от служебной « Camry », это была личная машина Игоря Кирсанова, и он сам был за рулем.
Он открыл дверь.
– Ну, садитесь уже!
Я нерешительно направилась к машине, Юлька что-то сказала мне вслед, я не расслышала, что именно, но осуждение в ее тоне было несомненным.
Я села в машину.
– Приехали позлорадствовать? – спросила я.
– Ни в коем случае, – ответил Кирсанов, – я всегда желал и желаю вам только удачи.
Я хмыкнула.
– Не понимаю, что вы здесь делаете: завод – проект федерального значения, а вы – всего лишь депутат горсовета. Ваше дело – решать, где в первую очередь поменять бордюры.
– Вы правы. Но не совсем. У меня нет полномочий, чтобы добиваться запрета строительства. Но все, что касается города, меня интересует. Я не могу участвовать в борьбе. Но могу в той или иной мере ее поддерживать.
– Борьбу поддерживаете, но в ней не участвуете? Понятно.
– Поддержка может быть разной, – ответил Кирсанов, – если вы не против, я могу дать вам совет.
– Чем мне помогут ваши советы? Объявления были сорваны. Никто не придет.
– Но однажды вы все-таки просили у меня совет. Теперь я могу вам его дать. Знаете, у меня есть один принцип. Что бы ни случилось, я никогда не меняю свои планы.
Он внимательно посмотрел на меня. Я окинула взглядом пустую площадь.
– Мы собрали триста тысяч подписей. Это что-нибудь да значит.
– Значит, безусловно. Но подписи не имеют юридического значения. Безусловно, власти учитывают это обстоятельство. Подписи – это выражение мнения, тут вы правы. Но даже в количестве триста тысяч они не заставят отменить предполагаемое строительство.
– А что же заставит?
– Страх. Страх за свою должность. Страх, что они не могут справиться с народом.
– Что вы имеете в виду?
– То, что сказал. Пока вы действуете в рамках закона, вас никто не боится. Пока вы не выходите на площадь, вас никто не воспринимает всерьез.
– Свобода завоевывается на площадях?
– Так было, и так будет всегда.
– Вы считаете, нам все же нужно провести пикет?
– Я в этом не сомневаюсь.
– Спасибо, – только и сказала я.
Я вышла из машины.
На площади по-прежнему не было никого, кроме актива группы. Юля, Сергей, пара его друзей и еще четверо неравнодушных жителей города, которые с самого начала примкнули к нашему движению.
– Выгружаем флаги. Планы не меняются.
– Десять человек?! Это что, пикет? Это кучка идиотов, которые протестуют против завода, который все равно построят!
Юля теряла контроль над собой.
– Можешь не участвовать, – сказала я.
Я развернулась и направилась к «газели» с атрибутикой.
– Выгружайте!
Двое ребят тут же принялись вытаскивать ящики с атрибутикой движения.
– Думаю, десяти флагов хватит, – вздохнула я.
Я понимала, что мы и в самом деле будем выглядеть просто кучкой смешных и наивных глупцов, которые протестуют против того, что уже решено.
Однако отменить пикет – значило отступить.