Нынче в прессе всякому материалу, чтобы читатели обратили внимание, журналисты дают такие вычурные названия, что просто диву даёшься. Вот и я, живущий в обществе и несвободный от него, «вычурнулся».
Часть первая. Как вляпался.
Друзья нередко спрашивают меня, с какого перепугу я оставил любимую геологию и занялся историей? Дело было так, но, предупреждаю, это длинная история. Я учился в Миасском ГРТ и, начитавшись Бориса Горбатова "Обыкновенная Арктика", страстно мечтал о работе на Таймыре. Слова Хатанга, Диксон, Амдерма для меня звучали сладчайшей музыкой. Неудивительно, что я заразил Арктикой и всех наших пацанов. Все мечтали распределиться туда. Но довелось мне одному, и то нескоро. После технаря я полтора года работал в Верхоянском хребте на разведке месторождения россыпного золота. А в 65-м взял отпуск и подался поступать на учёбу. Это было чрезвычайно смелое предприятие, потому что знаний у меня, кроме геологических, не было никаких, кроме, разве что природной грамотности. Знаний не было не оттого, что я дурак, а оттого, что всю десятилетку (8-й,9-й и 10-й классы) мы в технаре проскочили за один семестр. Поэтому я совсем не знал математики, физики, химии, биологии, литературы и т.д. Предельно чётко зная за собой эту слабость, я решил, что буду поступать в Якутский госуниверситет, быть может на фоне якутов меня примут "за красивые глазки".
Родители мои жили в Челябинской области. Я летел к ним с пересадкой в Иркутске, где немного злоупотребил. Из Иркутска летел в Свердловск с посадкой в Новосибирске. Посадка была короткой, минут 40, а меня потянуло в аэропортовский ресторан поправиться коньячком. Приземлился за столик, а официант меня пересадил за другой, где уже скучал какой-то пассажир. Мы разговорились, и когда он узнал, что я иду поступать в Якутию, потому что не знаю математику и т.д., он предложил мне не дурить, а подать документы в Томский госуниверситет. При этом он пообещал мне, что примет у меня математику. Это и решило дело. К тому же, когда приспело время подавать документы, у меня и денежек, чтобы добраться до Якутска, уже не было. А до Томска хватило.
Приезжаю в Томск, нахожу этого человека, он мне говорит: напишешь письменную работу, никому её не сдавай кроме меня и вот этого моего друга (показал другана). Равным образом на устной математике не садись ни к кому, только к нему или ко мне.
Приехал я накануне окончания приёма документов, и поселили меня в учебной аудитории Главного корпуса ТГУ. Смотрю - два якута рядом. А к ним захаживает какой- взрослый якут. Я: "Здорово ребята, откуда?" Познакомились, попереживали за родную землю. Спрашиваю, а кто это к вам ходит? Они говорят, это преподаватель химии ТГУ. "Познакомьте!" - "Пожалуйста". Познакомили, я спрашиваю, можете принять у меня химию? Он – «Легко! Только я принимаю лишь на подмене, когда доцент обедает». Ладно. Первой была физика. Я, понятное дело, ни в зуб ногой. Принимающих преподавателей было не то трое, не то четверо. Сижу, присматриваюсь, к кому бы податься. Выбрал преподавательницу помоложе, и угадал. Чего-то там я не мог сделать совсем, кажется, перемножить дроби. Она как-то скорбно поразглядывала меня, а потом спрашивает: "Когда Вы математику сдаёте?" Я отвечаю: "Послезавтра". У неё, видимо, камень свалился с души, поставила она мне тройку, порешив, что математик меня разотрёт в порошок. Так бы оно, несомненно, и случилось, но помог случайный новосибирский знакомец. На письменной математике я записал условие задачи про два завода, которые выполняли план, что-то сплюсовал, что-то перемножил, написал ответ и добавил, что проверка партгосконтроля показала, что план не был выполнен вовсе. Сижу, никому не отдаю, делаю вид что дорешиваю. Когда подошёл приятель и я ему отдал, он шепнул, приходи к семи вечера.
Прихожу вечером, у него друзья за водкой развлекаются моей письменной работой. Хохочут над партгосконтролем - не унять. Наконец он усадил меня рядом со своей младшей сестрой и та быстро продиктовала мне правильные решения всех задач. Всё же друганы за письменную работу не решились поставить мне больше трёх баллов. Зато на устной присутствовал лишь один из них, тот, второй. И он поставил мне 4. Подошло время химии. Стою, мнусь у дверей. Якута нет как нет. Но в обед всё же пришёл, я нагло отодвинул девушку, которая готовилась войти, что-то такое ей пробормотал, она поняла и я ворвался. В итоге 4. Последним было сочинение. Здесь я свою единственную четвёрку заработал совершенно честно.
Набрал я проходных 10 баллов, и иду с этим "победным" результатом к декану. Что, говорю, Вадим Венедиктович, возвращаться мне в Якутию на месторождение золота. А он отвечает: "Погоди, не суетись. Мы уважаем абитуриентов, поступающих после техникума". И правда, принял. Был я в списке предпоследним. Когда после первой сессии я подошёл к нему и показал зачётку, в которой были две пятёрки и две четвёрки, он обрадовался и говорит: "Вот видишь!" Он не знал, с каким колоссальным грехом пополам я поступил.
Ну ладно. Отучился я, хотя всё, что связано с математикой для меня такой же "тёмный лес", как был при поступлении. Подошло распределение, а в те времена распределяли по баллам. У меня был один из самых лучших баллов, поэтому я имел право выбора. И выбрал Красноярское геологоуправление. Слух прошёл, что Геологосъёмочная экспедиция начинает аэрофотогеологическое картирование Таймыра, 230 тысяч квадратных километров. В КГУ, ясное дело, напросился в ГСЭ, а в ГСЭ - в Таймырскую партию. Половину 1991-го и весь 1992-й я в числе других, главным образом, молодых специалистов, изучал отчёты предшественников и дешифрировал фотосхемы. Помню, я тогда написал: «Уткнув носы в стереоскопы, 14 здоровых лбов рисуют что-то врозь и скопом, аж ножки гнутся у столов! В 1993-м и 1994-м было два поля в самую серединочку полуострова Челюскина. Я работал в отряде лауреата Ленинской премии Е.И Врублевича. Придумал свою собственную схему геологического строения Таймыро-Североземельской складчатой зоны. Прежде в ядре этой структуры рисовался древний докембрийский массив, а я опирался на находку Н.Н. Урванцевым трилобита среди этого «докембрия». Значительно позже этот «розоватый» докембрий сильно по ордовик-силурийски «зазеленел», но к тому времени в конце 1994-го меня из Таймырской партии выперли. Я перешёл в Красноярское отделение СНИИГГиМСа к Забиякам. Они в 1975 году писали отчёт, и я им обработал петрохимию. Единственный этот раздел отчёта похвалил В.В. Беззубцев, главный геолог Таймырской партии, который меня из этой партии и выпер. Забияки меня выперли в начале 1976 года, за то, что я им заявил, что они ничего не понимают в геологии, их стратиграфическая схема - неудачный перепев схемы Мойши Равича, ленинградцы от неё давно отказались, их магматизм никуда не годится, потому что они считают глубокометаморфизованными свежие риолиты с крестовыми погасаниями и с перлитами. Вы спрашиваете, почему это я так оборзел, что «в грош не ставил» опытнейших геологов и даже кандидатов в доктора? А дело в том, что в Красноярском геологоуправлении оказалась богатейшая библиотека, я можно сказать, заново прошёл курс университета, только применительно к таймырской специфике, в автобус с книгой, на унитаз, извините, со статьёй. А в поле бесценным учителем оказался Евгений Иванович Врублевич. Он научил меня различать вулканиты и среди тех пород, которые прежде квалифицировались как катаклазированные граниты (кристаллокластические туфы с гнутыми листочками биотита) и тех, которые определялись как разлинзованные базальные конгломераты (спекшиеся игнимбритоподобные туфы).
В 1976 году съездил на Таймыр с Линдом, он занимался в Красноярском отделении СНИИГГиМСа палеомагниткой. После Линда бросил геологию и пошёл работать на завод фотоматериалов. В 1977 году из Красноярска вернулся в Томск, откуда родом была первая жена (через 9 лет мы расстались).
В Томске устроился в Тематическую экспедицию ПГО "Томскнефтегазгеология" в лабораторию "физика пласта". Пару раз сходил в ТГУ и уговорил В.Н. Захаренко организовать поле на Челюскине. И ведь этот оборотистый паренёк всё так и сделал. В 1981 году я взял очередной отпуск и мы вчетвером вылетели в Хатангу. Сидим неделю, скучаем, рейс-то оплатить нам нечем. Однажды вечером в ресторане за соседним столиком оказались пилоты вертолёта. Выпили вместе, узнали они нашу беду, говорят - "Завтра свезём!". И вправду, утром погрузили мы наш бутор в их МИ-4, и полетели, правда, лишней показалась печка, и мы её выбросили. Выгрузили нас вертолётчики в точке, которую мы им указали, и улетели. Мы работаем. Однажды в маршруте слышу - мотор. Выхожу на гребень - едет ГАЗ-47, подъезжает - ба! Забияки! Ты как тут? Гуляю. Отпуск неожиданно быстро закончился. Что делать? И отправились мы вдвоём со студентом на мыс Челюскин, без палатки, без спальников, одним словом - самоубийцы. Но за пять дней дошли. По дороге сильно удивили ленинградских геологов, они об этом случае до сих пор вспоминают (публикация Шнейдера в материалах конференции, посвященной 100-летию геологического образования в Томске). Вернулся из отпуска с двухнедельным опозданием, чуть не выгнали с треском, отделался выговором, и то лишь благодаря тому, что пока я резвился в тундре, друзья из аэропорта мыс Челюскин слали в Томск телеграммы "Не могу вылететь: то нет погоды, то нет бензина, то нет ресурса".
В 1983 году вышел из дома и менее чем через двое суток снарядился в маршрут на реке Жданова (п-ов Челюскина). Это у меня был непревзойдённый рекорд по скорости заброски. В 1985 году на Диксоне прождал вертолёта две недели и, отчаявшись, "проголосовал" ледоколу Ленин, и ведь подобрали, и доставили на мыс Челюскин за двое суток. Потом были поля в 1986-м, 1987-м, и 1988-м гг. Причём «из полей» я возвращался Севморпутём, то на ледоколе «Капитан Сорокин», то сухогрузом. В 1986 году в самом конце сезона был в ещё в тундре, вдруг вызов по УКВ от капитана «Сорокина»: «завтра буду проходить Челюскин, прошу быть на причале». Геологи Таймырской партии, которые вели здесь поиски россыпного золота, помогли добраться до а/п Мыс Челюскин Здесь «на хвост упали» все студенты, практиковавшиеся на Челюскине и на островах Северной Земли. Помню, кто-то из питерских рассказывал, что видел на «Комсомольце» не то руины каких-то каменных строений, не то результаты эолового выветривания природных дайковых образований. Я тогда был умным малым, поэтому не придал серьёзного значения этому рассказу, даже не запомнил фамилию рассказчика и не взял адрес. А зря.
С 01.01.1989-го года перешёл на работу во вновь организуемый институт по изучению аномальных явлений - СибНИЦАЯ при Томском политехническом институте. Почему? В 1984 году я вступил в Томскую группу по изучению аномальных явлений (ТГИАЯ), в которой реализовал своё давнее увлечение всем загадочным. Собирал вырезки из журналов и газет обо всём необычном, о том, чего не может быть никогда, но всё же иногда случается. Когда я вступал в группу, она только-только самоорганизовалась, в ней было всего шесть человек. Но уже через два года на заседания группы собиралось до двухсот энтузиастов аномального, а в 1988-м году группа организовала проведение междисциплинарной научно-технической школы-семинара «Непериодические быстропротекающие явления в окружающей среде». Это было грандиозное по тем временам событие. Собрались аномальщики со всего Союза. Обсуждали проблемы телепатии, ясновидения, полтергейста, НЛО и т.п. В 1990-м году была проведена Вторая Всесоюзная школа-семинар, а в 1992-м – Третья, Международная. В июле 1990-го года на базе ТГИАЯ был создан Сибирский научно-исследовательский Центр по изучению аномальных явлений в окружающей среде (СибНИЦАЯ) при Томском политехническом институте. Помните незабвенный НИИЧАВО Стругацких? Вот СибНИЦАЯ и стал таким НИИЧАВО, но реальным.
В 1989-м году СибНИЦАЯ ещё не существовал, но был его предшественник – лаборатория природно-техногенных электромагнитных систем. Там я занял две должности: был ответственным исполнителем хоздоговорной темы (мы изучали телепатию) и заодно руководил группой быстрого реагирования (срочные выезды на полтергейсты и на места посадок НЛО).
В 1992-м году рухнула страна и рухнул СибННИЦАЯ. Я перешёл на работу в Центр детско-юношеского туризма и экологии (водил детей в походы, искал с ними город Грустину и выполнял проект "Родники". В 1996 году экологи проплатили мне командировку в Ленинград на какую-то конференцию по экологическому образованию (Название не могу вспомнить). Попутно я подал доклад на конференцию по биоэнергоинформатике (Москва), и, возвращаясь из Питера, успел сделать доклад и на этой конференции. Но этого мало. Буквально назавтра в Москве проводились Зигелевские чтения, я забежал на них, и поскольку председательствовали мои хорошие знакомые Александр Петухов и Татьяна Фаминская, они дали мне пять минут вне регламента. В этот день я познакомился с Вадимом Чернобровом.
Здесь же на Зигелевских чтениях я купил на книжном развале книжонку, в которой приводилось обобщённое описание Гипербореи. Это была относительно узкая полоска земли между покрытым льдом и снегом Скифским океаном и Рипейскими горами, протягивавшимися с запада на восток от моря до моря. На приведенной здесь же старинной карте Скифским океаном была поименована акватория Карского моря. Кроме Скифского океана море, чьи воды омывали берега Гипербореи называлось Коданским заливом океана, и мне сразу вспомнилась Гыданская губа – залив Карского моря. Гиперборея располагалась далеко в Заполярье, продолжительность полярной ночи, судя по тому, что Индра готовился к битве со злым демоном, проглотившем солнце, 100 суток, была 76 градусов. Рядом с Гипербореей в океане располагался архипелаг из 4-х крупных островов. Климат в Гиперборее менялся, потепления сменялись похолоданиями, и мне вспомнилось, что на Челюскине мне повсеместно попадались пеньки, значит ранее здесь было куда как теплее. Словом, вечером я завалился на свою верхнюю полку с этой книжкой, а к утру я уже точно знал, что Гиперборея была на Таймыре. Рипейские горы – это горы Бырранга, протягивающиеся субширотно от Карского моря на западе до моря Лаптевых на востоке. Архипелаг – это Северная Земля.
До меня также дошло, что на Таймыр меня неудержимо влекла не одна геология, а нечто ещё. Тут начинается сплошная мистика, причём какого-то высокого уровня. Речь идёт о предначертании. Я понял, что на Таймыр меня влекла сибирская прародина человечества - Гиперборея. Вот так я и вляпался в историю Сибири и занимаюсь ею с 1996-го года. Опубликовал 4 книжки. Из них вы можете узнать, почему прародина человечества сформировалась именно на Таймыре, почему лесостепная зона Сибири была самой густонаселённой и самой богатой землёй на Земле; почему сюда приходил Александр Великий и как он потерял 105 тысяч своих непобедимых бойцов из 135-тысячного войска; почему Сибирская Русь, Русь изначальная, называлась арабами Артанией, а нашими предками Лукоморией; как много городов было в доермаковой Сибири и какое место среди них занимал город Грустина, и много ещё чего интересного. Здесь за неимением достаточного места в сборнике, я не могу развернуть эти вопросы, но, как вы догадываетесь, в историю я вляпался крепко. Теперь о том, как загрустил Грусть обусловлена городом Грустиной.