Глава первая.
В которой, рассказывается о том, где все начинается и ничего не говориться о том, чем все завершится.
Еще не закончился июнь, а в сибирский город Корячинск нагрянуло лето.
Корячинцы, более привычные к метелям и сексу в валенках, чем к созидательному труду при температуре выше тридцати градусов, в меру возможностей, срочно ретировались в пригород. На огороды, дачи, пляжи. Выбор диспозиции зависел от природных склонностей и имущественного положения. Те, кто мог себе позволить прикупать зимой картошку на рынке, предпочитали крутить колеса водных велосипедов, романы с юными девицами и выписывать кренделя на гидроциклах по волнам Корячинского водохранилища.
Иные, менее имущие и более запасливые, ловили солнечные удары на грядках и клумбах. Дабы иметь зимой достаточно витаминов в банках и погребах. Чтобы свести к минимуму последствия летнего перенапряжения.
В душных асфальтовых катакомбах оставались личности исключительно преданные своим профессиональным обязанностям и не имеющие возможности оставить пост ни на секунду. По преимуществу – вахтеры, торговцы мороженным и бдящие оки Фемиды.
Кроме этой малочисленной прослойки особо упорных хомо сапиенсов, пытке асфальтовым пеклом подвергали себя лишь городские постройки. Вполне вероятно, что здания, составлявшие разноголосицу архитектурного ансамбля Корячинска, так же были не прочь оторваться от опостылевших коммуникаций и поваляться на травке или песочке где-нибудь у прохладной заводи. Но их желаниями никто не интересовался. Городские службы оставались безразличны к судьбе строений даже при банальных прорывах теплотрасс и водопроводов. Так что, ни один архитектурный шедевр, невзирая на революционные и дореволюционные заслуги, и не мечтал о летнем отпуске у воды.
Здание треста «Сельдормостстрой» среди прочих построек Корячинска не выделялось ничем особенным. Разве что чрезмерной ветхостью и тремя табличками у входа.
Самая крупная информировала прохожих: «Ордена Трудового Красного Знамени трест «Сельдормостстрой». Впрочем, славное прошлое строителей сельских мостов было делом давно минувших дней. О чем свидетельствовал толстый слой пыли на стекле таблички и осыпавшаяся позолота букв. В результате надпись читалась так: «Орде рудового З меи ест «Сельдор рой».
Впрочем, никого эта германоязычная тарабарщина не интересовала. Прохожие в Корячинске не читали табличек. Им было абсолютно безразлично: какую сельскую дорогу роет орда каких-то рудовых Змей.
Кроме ордена трест мог похвастаться еще одной достопримечательностью. Сие достойное учреждение оказалось последним в череде владельцев Переходящего Красного Знамени министерства строительства СССР. Вручили расшитое золотом бархатное полотнище за досрочную сдачу моста через речку Крапивку. Речушка текла три месяца в году: во время таяния весенних снегов и в период осенних дождей. И в редкие дни половодья Крапивку в самом глубоком месте можно было преодолеть в болотных сапогах. Каждое лето русло пересыхало до дна. К июлю его покидали даже лягушки и жуки плавунцы.
За что Крапивка удостоилась моста не знал никто. Ходили слухи, что русло речки должно было принять воды великих сибирских рек и перенаправить их в засушливые районы Средней Азии. Хотя, большее доверие внушает другая версия: мост через Крапивку – амбициозный финал локального банкета с участием чиновника Госплана. Все знают: в России ничто так не способствует возникновению великих идей и грандиозных проектов, как алкоголь, употреблённый в неумеренном количестве. После дружеских объятий и признаний в безграничном уважении были выделены средства и распределены материалы, разработан проект. В рекордные сроки могучие плечи железобетонного памятника социалистическому сюрреализму конца двадцатого века накрыли накатанный веками брод и соединили едва заметную линию дороги местного значения с грунтовым покрытием.
Довольно долго красавец-мост презрительно поглядывал на едва живой ручеек с высоты своего десятиметрового роста. Он был главной достопримечательностью близлежащих сел. На него водили экскурсии школьников, дабы дети узнали: что такое бетон и как выглядит асфальт. Так продолжалось лет десять. Потом мост устал от хронического безделья и засухи. Так объясняли селяне. Некоторые циники до сих пор сомневаются в этой версии. Однако мост буквально растворился в окружающей природе. Даже опор не осталось.
Один дедок травил байку, что, мол, прилетели инопланетяне и сперли стратегический объект. Но, по здравому размышлению, стоит склониться к версии, что инопланетянами оказались местные людишки. Тем более, что у отдельных тружеников сельского хозяйства появились погреба из железобетонных конструкции, удивительно напоминающих отдельные детали исчезнувшего моста.
Зато переходящее красное Знамя встало на вечный прикол красном уголке треста, доставляя массу неприятностей уборщице и огромное удовольствие семейству моли, облюбовавшему алый бархат в качестве общежития и пастбища.
Впрочем, хватит рассказов о великом трудовом прошлом треста. Пора вернуться к особнячку, потому, что не трестом единым он был знаменит, что подтверждали еще две таблички, красовавшиеся с противоположной стороны входной двери. Резная деревянная вполне внятно объясняла, что это «Памятник архитектуры 19 века. Дом купца первой гильдии Корякина В.П. Охреняется законом». Намеренно ли резчик допустил ошибку, или случилось это следствие неуёмного природного сарказма – истории не известно. Однако, по бренным остаткам сооружения несложно было догадаться, что в ранней юности дом был действительно хорош и достоин купца первой гильдии. Строился он из тщательно высушенных бревен. Покрыт был струганной лакированной доской с узорами. По второму этажу красовались очень милые балкончики. Все это имело место при прежнем хозяине купце – первой гильдии.
После купца памятник «охренялся» сначала артелью «Коммунистический мостовик», потом, что осталось от мостовика, перешло по наследству тресту. Многочисленные перестройки и преобразования пагубно отразились на фасаде. Здание буквально вздуло. Казалось, что двухэтажный старичок забеременел от поколений охренителей.
На самой выпуклой точке фасада, так сказать на пупке, красовалась третья табличка. Она наиболее для нас интересна, потому, что открывает имя, характер и уникальные способности главного героя этого повествования. Бронзовые литые вензеля в три строки скромно и лапидарно представляли того, чья уникальность еще не оценена современниками. «Гениальный сыщик (частный детектив) Савелий Крамольников» и ниже мелко, строгим шрифтом «Прием по личным вопросам ежедневно с 9.00 до 22.00».
Еще не встретившись с героем, мы по одной этой надписи, мы можем сделать ряд выводов. Во-первых, раз профессия героя сыщик, то читать нам придется детектив. Те, кто настраивался на семейную мелодраму с приведениями, могут не переворачивать эту страницу.
Во-вторых, судя по напряженному расписанию дня, наш герой – трудоголик. И в ходе повествования нам придется изрядно потрудиться вместе с ним.
И, наконец, в-третьих. Наиболее искушенные читателя, в совершенстве владеющие дедуктивным методом, раскусили страшную тайну: имя главного действующего лица Савелий, а фамилия – Крамольников.
Впрочем, в Корячинске проживали не только гениальные сыщики, но и безобразные остряки. Верхняя строчка надписи в недавнем прошлом подверглась жестокой экзекуции с помощью ржавого гвоздя. Словосочетание «Гениальный сыщик» было прорублено глубокими бороздами крест на крест. А на стене, выше таблички некое общественно опасное лицо накарябало: «Генитальный прыщик».
Пока мы проводили наше мини-расследование у крылечка «Сельдормостстроя» затормозил глазастый Форд –КА нежно-розового цвета. Дверка со стороны пассажира открылась и из неё высунулась округлость 62-го размера, обтянутая белыми хлопчатобумажными брюками.
-Спасибо, дочка, выручила. - За округлостью последовал весь брючный комплект, включая ноги, серые в полоску носки и в тон к носкам серые сандалии. Однако, все что согласно анатомии человека должно располагаться выше пояса, еще оставалось в машине и продолжало ласково басить: - А то моя старушка – «Волга» когда еще из ремонта выбеременется.
-Вы хотели сказать «выберется», Серафим Серафимыч? – Певуче, чуть смущённо отозвалась «дочка» с водительского места.
-Именно. Старость. Все тупаю.
- Путаете?
- Вот именно.
–Да какой же вы старый? Вы еще о-го-го! Такой большой и сильный. Я с вами ничего не боюсь. Так что: это вам спасибо.
-Это верно. За мной, за каменной спиной! – Хохотнул бас. Вслед за белыми штанами из малютки КА выбралась не менее внушительная белая футболка. На фоне этой зимней белизны красная потная голова Серафима Серафимыча смотрелась особенно эффектно.
-Вы хотели сказать «стеной»?- С другой стороны из автомобиля легко выпорхнуло нечто прекрасное: скромно потупленные карие глаза, тонкие, точёные черты лица в обрамлении каштановых прядей, стройная шея, тонированная бархатистым загаром, а далее, уходящие в бесконечность ноги. Все это декорировано чем-то в тон автомобиля розовым, полупрозрачным, на грани между скромностью и бесстыдством. Впрочем, скорее ближе к бесстыдству, нежели к скромности.
И только бинты, белоснежными змеями обвивающие правое предплечье, кисть левой руки и лёгким туманом просвечивающие сквозь платье чуть ниже груди, жёстко диссонировали этому пиру эротизма и соблазна. Хотя и бинты на таком теле выглядели скорее как модные аксессуары, нежели элемент первой медицинской помощи.
Девушка старалась выглядеть беззаботно, но внимательный наблюдатель с первого взгляда заметил бы, что розовая фея нервничает. Едва ступив на раскаленный асфальт, она настороженно огляделась по сторонам, и торопливо нажала кнопочку на брелке. Форд дружелюбно моргнул глазами фар, три раза пикнул и затих.
-Вперед, доченька. Савелий наверняка вам поможет. Он славный, как броненосец в потемках.
-«Потемкин» – Деликатно поправила кареглазая красотка.
-Он самый. – Согласился Серафим Серафимович. - Поверьте стартовому человеку: вы приехали в нужниковое время и в нужниковое место.
Пыхтя и отдуваясь, Серафимом Серафимовичем одолел три ступеньки крыльца и ввалился в спасительную прохладу коридора. Кареглазая красотка легко взлетела следом. Еще раз оглядев унылую пустоту улицы, она аккуратно прикрыла дверь.
-Приветствую охрану! Как дела, дядя Вася?
Вахтер дядя Вася, мирно дремавший с открытыми глазами над прошлогодней газетой, вскочил и заорал:
-Стоять! Руки вверх! Предъявите пропуск!
-Да тише ты, оглашатый! Совсем девушку напугал.
-Оглашённый. – По инерции пролепетало очаровательное создание, прижавшись к, стоящим в коридоре грязным козлам – верной примете затянувшегося ремонта.
-Извиняюсь, Сим Симыч. Впотьмах не признал. – Смутился вахтер.
-Ладно, дядя Вася, бди дальше. – Сим Симыч повернулся к своей спутнице. – Может, ко мне в кабинет загляните? Кофейником напотчую.
-Нет, спасибо. Как-нибудь в другой раз.
-Да, лет двадцать назад вы бы мне не отказадали.
-Не отказала. – Улыбнулась девушка.
-Это с какой стороны посмотреть... Ох и силен я был до женского полу! Нынче не тот. С той поры у меня только Переходящее Знамя стоит. Да…
-Не прибедняйтесь, Серафим Серафимович, - девушка коснулась потной мохнатой руки Сим Симыча.
-Ладно. Мне наверх пора. – Сим Симыч ткнул толстым пальцем в потолок. Можно было подумать, что он собрался на свидание к Господу. Хотя, на самом деле, речь шла только о персональном кабинете Генерального Директора «Сельдормостроя», коим Сим Симыч и являлся последние двадцать лет. – А ты, доченька, прямиком вниз. В подвал. Савелий там орбитает. Ты только вот что: ты на него сразу не смотри. Сыщик такой мастер перевоплащевывания…
-Перевоплощения?
-Это когда сухо. И нужно плоским прикинуться. Фанерой, к примеру. В прошлом году шлангом свернулся, так его в дендрарий увезли.
-Цветы поливать? – Захлопала ресницами удивленная девушка.
-Нет. За питона приняли.
-А, в террариум. – Поправила кареглазая.
-Может. – Потерял интерес к разговору Сим Симыч.- Склероз, слова путаются. Ну, извини, дочка. Некогда мне: трудиться надо… Родину спасовывать!
- Уже спасовали! Дальше некуда! От Великой державы один Афинские развалины остались!! - вклинился дядя Вася. Но его патриотическую речь оценить было некому: «доченька» опускалась в подвал, а Сим Симыч скрипел ступеньками где-то в районе второго этажа.