День близился к закату, обещая долгожданный покой скоту и людям, изнурённым тяготами полевого труда. Генисаретское озеро щедро делилось прохладой, ожидая дружеской помощи у чёрных туч, что брели с Востока, подобно Волхвам, несущим свои скромные дары новорождённому Младенцу.
Мы с Иисусом в основном молчали, время от времени кидая в воду камешки. Лунный свет на озёрной глади корчил возмущённые от нашего беспокойства рожицы. А мы пытались узнать в этих причудливых узорах своих знакомых.
- А вот это был мой старший брат Иуда! Он всегда так хмурился, ежели у меня не ладилось плотницкое ремесло. У него большой дом, добрые дети, вот только жена часто болеет от непосильного труда. Мы так и не смогли понять друг друга... - Иисус от нахлынувшей досады кинул новый камешек сильнее прежних, чем серьёзно взбаламутил мелкую озёрную живность.
Я машинально протянул Равви сигарету, он её внимательно осмотрел, обнюхал и спрятал за пазухой для дальнейшего изучения.
Мой желудок предательски заурчал, жалобно требуя запоздалый ужин.
- Учитель, Ты поможешь мне воскресить моего друга? - я не сдержался и спросил напрямик.
- Для начала ты переоденешься в мою одежду и разделишь с нами наш скромный ужин. - Иешуа услышал урчание моего живота, к тому же сам проголодался.
Рыбаки, взволнованные долгим отсутствием Пастыря, стремительно двигались к нам навстречу, освещая дорогу масляными факелами. Я поспешно набросил на себя бежевую пенуlу, а голову не стал прятать под капюшоном, потому что внешне ничем от местных не отличался. Вопреки моим ожиданиям, Кифа и его брат не стали про меня спрашивать, только молча кивнули, в знак приветствия и дружелюбия. По местному обычаю, женщины омывали мне ноги, к тому же Иисус почему-то представил меня, как почётного гостя и назвал Киром. Мария заметила мои ухоженные ногти и окатила меня подозрительным взглядом, полным тревожных вопросов. Я попытался непринуждённо улыбнуться, но перестарался: всё вышло слишком фальшиво и натянуто. Мои набитые кулаки тоже бросались в глаза даже под тусклым светом облачного вечера, среди догорающих факелов и чадящих лампад. Я протянул левую руку за горячей лепёшкой и случайно блеснул серебряным Rolexом. Мария оставила трапезу и тайком кивнула мне, чтобы следовал за ней. Мой темперамент отравил разум sексуальными фантазиями, я рванул за черноволосой кошкой. Она поймала мою руку, полную животной страсти, и холодно прошептала:
- Господин! За тобою следует ангел смерти! Оставь нас, уйди как можно дальше, заклинаю тебя! - её голос дрожал, она боялась за Иисуса.
- Не волнуйся, Мария! Утром меня здесь не будет. И не называй меня господином, я не люблю это слово.
Она вернулась к братьям и сёстрам первой, по привычке всё ещё покачивая бёдрами, как в старые, недобрые времена.
Я выпил ещё вина и назвал Иисуса дураком, потому что он не принимал Машиной любви, но Мистер Икс на этот раз проявил политкорректность и ни fига не перевёл (сvолочь!). Когда все наконец-то разбрелись, сытые и пьяные, у костра остались трое в грусти, не считая собаки, тоже почему-то печальной.
- Это Иуда, при нём можешь говорить открыто: он единственный, кому я верю. - сказал мне Иешуа.
- Пиzdец! - нецензурная брань вырвалась у меня невольно. К счастью, Иkс бы не смог её перевести при всём своём желании.
Настоящий Иуда, вопреки евангельским кратким описаниям, обладал мужской красотой, статью, грацией тигра, готового к прыжку. Его чистые и на удивление честные глаза смотрели на меня с неподдельным интересом.
Я кирнул ещё вина, чтобы осмелиться первым нарушить молчание.
- Равви, научи меня людей из мёртвых воскрешать, мне очень нужно вернуть друга. Я не корысти ради... - я заметил грустную ухмылку Иуды Искариота.
- Ах! Кто бы меня научил! Я бы вернул отца своего и Учителя Иоанна, конечно, я бы познакомил их друг с другом, они бы подружились... - Иисус всегда был серьёзен, и даже сейчас он не подшучивал надо мной.
- А как же Лазарь? Кто его воскресил? - я едва сдерживал свою злость, досаду и разочарование.
- Но Лазарь не был мёртв, когда мы пришли к нему! Он от усталости слишком крепко спал после битвы с бесами...
- Да трясучка у него была, как у Равви, никаких чертей и бесов я не углядел в этом пороке. - перебил Иуда Иисуса. Иегошуа в ответ на эту дерзость мягко улыбнулся, как любящий отец нашкодившему ребёнку.
- А как же Вы его разбудили? - всё ещё не унимался я.
- Лука обучил меня ремеслу целительства. Пахучие смолы и эфирные масла способны пробудить спящего, но не мёртвого. - Иисус виновато улыбнулся.
- Простой люд по причине безграмотности своей вечно перевирает слова и деяния Учителя, зачастую без злого умысла. - пояснил Иуда Искариот.
- Я лишь проповедник и наставник, и ни в коем разе не чародействовал, мёртвых к жизни не воскрешал. Мы только уповаем на Милость Божию, дабы Он простил нам грехи наши и даровал бессмертие душам нашим для вечной светлой радости в Царствии Его на Небесах. Прости меня, странник, что слухи обо мне ввели тебя в заблуждение. - с этими словами Иегошуа преломил согретую над костром лепёшку на три равные части и поделился с нами.
Я услышал всхлипы за кустами, в темноте похожими на самшит, по крайней мере дурманящий запах был схож с самшитом. Я вспомнил майский парк в горной Армянской Советской Социалистической Республике. Там мой дедушка, живой и здоровый, носил меня на руках, угощал мороженым и говорил, что я должен быть крепким и полезным, как самшит. Он был очень похож на Иосифа, вот только не хромал... Я разогнал от себя грустные мысли, чтобы не заплакать на глазах у Равви.
Иуда вывел из-за кустов худого смущённого юношу.
- Ну что Ты будешь делать! - усмехнулся он. - Фома опять подслушивал!
Иисус лупил обуглившейся палкой по головешкам. Из золы поднимались стайки искр, как птицы, что летят на юг, почуяв зимнюю стужу.
Под золой этого костра я хоронил последнюю надежду всё исправить: воскресить Иосифа, вернуться в Сан-Фран с чистой совестью, заслужить одобрение своих друзей... Что-то мокрое и солёное катилось по моим щекам, наверно я плакал.
- Прости меня, странник, что слухи обо мне ввели тебя в заблуждение... - повторил Иисус, положив мне руку на плечо.
- Ах, Равви! Слухи о Тебе ввели в заблуждение ВСЁ Человечество! - я обнял Иисуса, быстро попрощался с Иудой и нервно зашагал прочь, во мрак, не прихватив с собой даже масляный факел...
Ночь выдалась холодной, вопреки дневной жаре. Здесь климат резко менялся на противоположный. Я наспех вытирал слёзы пыльными руками и ёжился от пронизывающего до костей ветра. Мне хотелось умереть здесь и сейчас: это лучшее, что я мог сделать для Флорентины, тупо сдохнуть, чтобы больше никогда не попадаться Ей на глаза... Ведь если даже Иисус не может воскресить мёртвых, то мне и подавно это дело не под силу. У меня отняли самое ценное, что я имел: Веру в Чудо...
В темноте я часто спотыкался и разбил ноги в кровь, но не это причиняло мне боль. Я страдал от бессилия и одиночества. Я кричал и ругал сам себя. Луна спряталась за тучками, чтобы не видеть моего безумия. Иногда она осторожно выглядывала из своего убежища, в тщетных попытках меня утешить. Вот так, во мгле отчаяния, на берегу Генисаретского озера, в родовых муках появился на Свет Божий ещё один Апокриф...