Он очнулся, но не там, где потерял сознание и не с теми. Кто он: жертва глупого розыгрыша, или часть жестокого эксперимента?
Ему потребуется много времени, чтобы распутать весь клубок.
Его понесло по воде. Легко, как перышко. Глеб удивился, неужели он все еще мыслит? Ведь мозг должен умереть? Или нет? Это всего лишь тот самый тоннель, о котором рассказывают все, пережившие клиническую смерть? Течение стало сильнее, вокруг тела завертелись жутко холодные буруны. Холод? Осознание этого чувства резко вывело Глеба из вялой мыслительной деятельности. Он задвигал руками и ногами, и его как пробку вытолкнуло на воздух. Из воды! На воздух! Как так? Ведь он утонул, у него были связанные руки? Но нет. Руки свободны. Только маленькие, слишком маленькие. И никаких гребанных отростков. Или... он видит свой последний сон, перед тем как погрузиться в вечную тьму? Тот кусок воспоминаний, кем-то вырванный из его памяти? И он все еще ребенок! Он плывет к берегу, к тому, кто манит его. Глеб отчетливо увидел его лицо – большие голубые глаза, прямой нос, рыжая, аккуратная борода и улыбающиеся губы. На нем – костюм, напоминающий скафандр космонавта, но более легкий, из какой-то непонятной серебристой ткани. В руках – гермошлем. Он призывно машет рукой.
Маленький Глеб выходит на сушу. Его отяжелевшие руки висят безвольно, как плети, ноги еле волочатся. С каждым шагом идти становится все труднее и труднее, как будто что-то прижимает его к земле. Но он упрямо продолжает движение вперед. Он хочет узнать, кто этот человек, который поломал всю его привычную жизнь. Вот он уже ползет по песку. Песчинки противно скребут по коленкам, царапают локти, скрипят на зубах. Голова почти не держится на шее, падая вниз. Осталось совсем немного. Заветная цель близка. И когда Глеб доползает до незнакомца, тот оказывается лежащим на песке, на голове почему-то снова надет шлем. Через запотевшее стекло видно его лицо, на виске – запекшаяся струйка крови. Но веки еще дрожат. Значит, живой. Глеб торопливо ощупывает ворот костюма, ищет застежку, откручивает ее и снимает шлем. Маленькими ладошками берет его за лицо, хлопает по щекам, оттягивает веки.
- Ну же! Проснись, гнида! Открой глаза! Посмотри на меня! Почему я? Почему именно меня ты заразил этой гадостью? Я не хочу становиться как ты! Я хочу остаться человеком!
Незнакомец открывает глаза, хитро улыбается и тут его лицо разлетается на мелкие частицы, на атомы. Как пыль, как дым. Был человек, а теперь остался только пустой костюм. Глеб в ужасе отшатывается, или это его отбрасывает взрывной волной? Но он снова в воде.
Вокруг все розовое. Облака, небо, деревья... Он уже в раю? Глеб лежал на мокром песке и глядел вверх. Вода плескалась у его босых ног, омывая торчащие белые отростки. Вдруг его всего скрутило. Он перевернулся на бок и начал откашливаться. Отчаянно и судорожно выкашливал из легких воду. Потом успокоился, замер. В поле зрения показался рак, ползущий отчего-то боком. Ног у него было восемь, как у паука. Рак просеменил мимо Глеба и исчез в воде.
Понятно, это был не сон. И он выплыл, выжил. Уж не жабры ли у него выросли – подумал с горькой иронией. Лучше не проверять. Жабры так жары, какая теперь разница? Все надоело. Не хочется больше никуда бежать, потому что некуда. У него нет вариантов. Он безучастно лежал и слушал далекое приближение моторной лодки. Через пару минут она покажется из-за тех кустов ивы, его увидят, поймают. И пусть. Ему все равно не скрыться, его не оставят в покое. Он слишком ценен. И нечего надеяться, что проект рассекретят, за него заступятся. Нет, наоборот, они любыми путями постараются контролировать ситуацию. И даже с супер-возможностями их не одолеешь. Это система, против нее не выстоишь. И… Даже если ускользнет… Он уже не человек и он – единственный на всей земле. Много охотников найдется на него. Не эти, так другие. Как те, что были в вертолете.
Он сел на землю. Голова кружилась и руки дрожали. Но не только от физических усилий. Внутри же была пустота. Катер приближался. Уже не нужны были сверхспособности, чтобы слышать рокот мотора. Пусть забирают. Он с этого места не сдвинется.
Они появятся через пять секунд. Давайте же… Четыре, три… Вот он, я. Две… берите тепленьким. Одна…
Глеб внезапно лег на землю и быстро покатился к кустам. Катер появился из-за ивняка, он уже полностью виден. Слишком быстро. Глеб перевернулся со спины на живот и, подтянув тело на руках, бросил себя за мелкий куст можжевельника. Куст затрещал, выдавая беглеца.
Кто-то на катере заметил движение. Этот кто-то еще не уверен, но рука потянулась к оружию. Можно еще успеть ускользнуть. Только сейчас, не раздумывая. Глеб шмыгнул вперед, под другой можжевельник. Из зарослей вспорхнула одинокая птица, напугав Глеба. Зато тот, что на катере, слегка расслабился. Проплывут мимо? Может, удастся отсидеться?
Тщетные надежды. На катере заговорила рация. Передали, что он упал в реку и особое внимание всем берегам. Парень, принимавший информацию, повернулся к кустам, за которыми засел Глеб. Ну, все, ждать нельзя. Глеб поднялся и рванул вперед, что было сил, на что были способны легкие.
Он слышал, как сзади причалил катер, как повыпрыгивали из него люди, как рассыпались по лесу, рассредоточились и начали прочесывать местность. У всех оружие наизготовку, но на поражение стрелять не будут. Лучше бы стреляли.
Очередная безумная гонка, ноги - в кровь. Падения, прыжки через валежник, запнулся о камень, разбил колено. Снова побежал. Ветер свистел в ушах. Хотя, это не ветер, это - пульс. Бух-бух, и сердце того гляди выскочит из груди.
- Куда теперь? – взывал он к кому-то неведомому.
А противный внутренний голос жалко отвечал:
- Прости, я не знаю.
- Ну, хотя бы вправо-влево, в горы, в лес?
- Не знаю!
- На север, на юг?
- Не знаю!!!
- Что же ты знаешь?!
- То, что ты окружен. Тебе не уйти.
Глеб сжал зубы. Уйдет, уйдет, что бы там не пищал этот внутренний трус.
Он бежал, а в голове звенела слышанная когда-то ария. Мужской высокий голос пел протяжно и в то же время пронзительно. Голос предвещал нехорошее. Откуда вдруг вспомнилась эта давно забытая музыка? Когда-то, теперь он называл это время – своим прошлым, он решился на отношения. Единственный раз в жизни. Она была нежной, тонкочувствующей брюнеткой. Он был влюблен и пошел с нею на концерт слушать арии, несмотря на то, что терпеть не мог оперу. Глеб находился весь вечер в эйфории. Девушка нежно держала его за руку, потом приблизилась и прошептала в ухо: «Это Гений холода. Он поет о том, что признает силу любви». А в антракте, в туалете, его накрыл приступ. На второе отделение он не пошел и девушку ту больше никогда не встречал. Мелодия же осталась. Пронзительная, манящая, обещающая погрузить в тайны. Одинокий мужской голос.
Он снова бежал. Казалось, нет этому бегу конца, и не было начала. Как будто бежал всю свою жизнь, не останавливаясь. И не было горького детства, прошедшего в передвижениях из города в город, из больницы в больницу. Не было одинокой юности и не менее счастливой молодости. Не было его фантастически удачного бизнеса. Не было ничего. В тот день, когда Глеб сидел в своем суши-баре на летней террасе и рассуждал с шеф-поваром о поставке рыбы, его судьба провела четкую жирную черту на «до» и «после». И вот его выбросило за эту черту и за нее уже не перебраться. Ему уже не вернуться туда. У него нет дома.