Найти тему
Валерий Ратников

Рассказы участникоаВОВ. Раис Ярмухаметов (окончание)

Я несколько раз спрашивал Раиса, при каких обстоятельствах он ногу потерял. Он всегда отшучивался, говорил примерно так: проснулся однажды, смотрю, ноги нет, где-то потерял. А где ее искать, зима была, снегом занесло и все, не найдёшь. И заразительно смеялся при этом,- большой силы воли был человек. Я и не привязывался к нему больше с этим вопросом. Как-то закрывали мы месячный план. Это ,как правило, трое четверо суток проводили на заводе, не уезжая по домам. И кормились и поились в цеху. Все по-братски делились провиантом, принесенным из дома. Такая участь выпадала каждый месяц на долю производственных мастеров, в сроки не уложившихся с выполнением графика. А коль скоро у меня было в подчинении четыре мастера, всегда кто-нибудь из них этот график не выполнял. И приходилось мне вместе с ним чалиться трое суток, выталкивая на контроль детали и правдами- неправдами их проталкивая, стоять у станков, исправляя дефекты. В общем, с ног валишься от усталости. И в этом случае сто грамм ректификата, разведённого, заеденного добрым ломтем хлеба с куском колбасы грамм этак на триста никогда и никому не помешали. А потом три-четыре часа мертвецкого сна прямо тут же на контроле, в закутке и снова в бой. На такие прикладывания к спиртному руководством закрывались глаза. Понятно, все люди-человеки и силы их не безграничны. За много лет я не помню ни одного случая, чтобы кто-то в таких ситуациях перебирал за воротник. И вот мы однажды с дядей Раисом выпили свои наркомовские сто грамм, закусили, закурили и разговорились о ней, о жизни. Говорил- то Раис, а я слушал. Вот его рассказ от первого лица: было это после Сталинградской битвы, которая больше полугода продолжалась и унесла жизни более миллиона двухсот тысяч человек. Мясорубка, страшно вспоминать. Как я выжил, уму непостижимо. В самом Сталинграде в уличных боях идём в атаку, рядом Колька, Петька, Сашка. И только слышу стук немецкого пулемёта: та-та-та-та-та, звук его хриплый, задушенный, до сих пор в ушах. Улицу пересёк, оглянулся, а Колька, Петька и Сашка лежат в метре друг от друга. Аккуратненько так их фриц уложил. А я с ними день, как познакомился. Они из другого полка к нам на пополнение прибыли. Ночь одну вместе провели в разговорах о доме. Как родные стали и нет их уже. И так несколько раз происходило. Ротный говорил, что я заговоренный. А я все ждал, когда и мне придётся упасть бездыханным на мерзлую землю. Пронесло. В начале февраля 1943-го закончилась эта кровавая эпопея. Паулюса, немецкого фельдмаршала в плен взяли, солдат и офицеров немеряно. Праздненство было в войсках и страна вся ликовала, потому что это был перелом в войне и мы погнали фрицев на запад со своей земли. Но враг был ещё силён и здорово огрызался. Где-то в волжских степях,где на десятки километров ни деревца, ни холмика, мы остановились. Приказано окопаться. Что значит окопаться в середине февраля в промороженной на два метра земле. Окапывались . Саперными лопатками, ножами по крупинке, по комочку земельку эту крошили, но к ночи на метр к центру земли продвигались. А на второй день окоп в рост был готов, а куда деваться, жить -то хочется. Ожидалось танковое наступление врага на этом плацдарме, а от танка только окоп и спасёт. Затем по всем правилам фортификации окопы эти соединялись, устраивались крытые блиндажи, где мы коротали в относительном тепле февральские ветреные ночи. Дуло не переставая, вроде, конца этой метели не будет. Я старший сержант, зам командира взвода. Пришёл ротный к нам в блиндаж: Ярмухаметов, собирайся, со мной пойдёшь. Нищему собраться-только подпоясаться. Автомат через плечо, плащ- палатку на себя и пошли. Пошли в штаб полка. Начальника штаба я знал, земляком был, из Башкирии тоже. Будучи лейтенантом ,моим взводом командовал, два года прошло с тех пор. Он майор , начальник штаба полка и три ордена на форменка. Тоже везунчик, только легкие ранения пережил, в строю оставался. В пятнадцати километрах крупная станица , где сосредотачиваются силы немцев для нанесения контрудара. Добыть любые сведения об этом укрепрайоне. Непогода не позволяет воздушную разведку осуществить, поэтому армейское начальство решило от каждой дивизии направить по две-три группы разведчиков разными маршрутами для сбора данных. Да и что с самолета увидеть -то можно, только опытный вояка, находясь рядом с изучаемым об’’ектом, сделает правильные выводы, соберёт нужные сведения. В нашем полку выбор пал на меня. Взял я с собой четверых ребят, провианта взяли дней на пять-шесть, оружием обвесились. На каждом килограмм по сорок в вещмешках и подсумках. Тяжело, но на душе спокойно. До станицы шли не сторожась, погодушка нас скрывала, за три метра, как говорят, ни зги не видать. Шли по компасу, сверяясь по карте. На нас полушубки романовские, маскхалаты, не продувает, хоть и ветер серьезный со снегом. Легко шли, снег в степи сдувает, глубина его не более двадцати сантиметров. Как огни увидели, это за километр-полтора, залегли и ползком, Один ползёт вперёд метров тридцать, мы лежим. Спокойно , отмашку даёт- мы двигаемся. И так почти до передового охранения немцев, чуть часового не сбили. Убивать нельзя, спохватятся фрицы- нам тогда капут. Отползли назад, наткнулись на санную дорогу, довольно торную. Расчёт был на то, что поедет здесь какой - то возок с местными жителями и перехватив этих людей, что- то узнаем. Днём мы уползали в степь на полкилометра и зарывались в снег. На второй день едет повозка с соломой, на ней старик древний. Остановили, дед испуган, мы ему все об’’яснили. Он говорит, хоть вы,коммуняки, меня раскулачили,помогу вам. Тимофея привезу, старосту, но он наш. Он все знает. Следующий день мы ожидали не неизвестного нам Тимофея, а отряд немецкий и жалели, что так бездумно себя вели, доверившись этому кулаку. Но дед не предал, привёз он Тимофея, который много чего ценного рассказал. Двинулись мы в обратный путь. Опять, где ползком, где шагом, благо метёт, не переставая. На ночь залегли в снегу, утром в путь , а направление потеряли. Наш горе-штурман где- то посеял компас спасительный. Идём по расчетам , что ветер не изменился и под определенным углом к нему и идём. Рассчитываем, что все равно выйдем на свои позиции. Идём часа уже четыре и никаких наших позиций. Поняли, что заблудились, разведчики горемычные. Уже смеркаться начало, на сердце тяжко, добыли ценные сведения, а пропадём в этой степи бескрайней. Вдруг один из ребят говорит: дымом пахнет. Я ничего не чуял, да и другие ребята тоже, а этот - пахнет и пахнет.ну веди к этому источнику запаха, говорим ему. И он привёл нас к старому заброшенному блиндажу с печуркой и нарами. Немецкий блиндаж, с месяц уж как не жилой, а запах дыма остался, который и учуял именно штурман наш, потерявший прибор.отработал свою вину. Расположились, печурку затопили. Все немцы оставили, быстро драпать пришлось. Ничего с собой не взяли. Фонарь засветили, харч вытащили, в котелке похлебку из тушенки американской стали варить. И конечно наркомовские вытащили, каждый свою фляжку. Четыре дня в сухомятку и на холоде, в снегу жили. Организм просит. Хорошо стало в тепле да после первой выпитой, потом была вторая, а третью я запретил- ибо лишку. Спать, ребята, надо, отдыхать , а завтра решать со свежими силами, как дорогу находить. Заснули мгновенно, сколько проспали - неизвестно, будит часовой, шопотом почему-то: немцы. В момент вскочили, автоматы на изготовку, ждём. За дверью слышим разговор, не приглушённый, в полный голос. Признали немцы свой блиндаж и успокоились. Кто же кроме своих может там куковать. Резонно. Дверь распахнулась, входят трое и вмиг понимают, что здесь не свои. Хватаются за оружие, но автоматная очередь в потолок блиндажа их успокаивает. За войну все мы ключевые фразы по немецки знали- всякие там хэнде хох, нихт шиссен, цурюк, абгемахт, алярм и прочее. И это позволяло нам довольно сносно общаться с пленными, когда это доводилось. Было ведь и много перебежчиков, которые на нашу сторону переходили. Положили они своё оружие на пол: два карабина и автомат, ножи, патроны, каски. В общем обезоружились. Наша задача, узнать , кто они такие и куда следуют. Где расположение их части и ориентиры. Немцы успокоились и из краткого разговора мы поняли, что они тоже блуждают, как и мы. А задание им было языка взять, фельдъегеря они . Дальше- больше, разговорились. Среди моих ребят один парнишка два курса института закончил, немецкий знал прилично, вот и шпарил с ними, а нам переводил. Все трое- работяги, осуждают войну, которую Гитлер развязал со всем миром. Понимают, что крах скоро наступит. Хочется жизни свои сберечь и домой вернуться к своим фрау. И убедительно просят нас, русских солдат, их не убивать. Мы им в ответ: а вы бы как поступили на нашем месте? Молчок. Давно не ели? Спрашиваем. Я,я- да, да, кивают.садитесь за стол, вытаскиваем фляги и по сто грамм всем им и себе, конечно. Накормили мы гостей, как принято у русских людей и разговорились о жизни. Один из них фрезеровщиком работал, а я до войны авиационный техникум закончил и профессию эту неплохо знал, а на производственной практике работал на немецком фрезерном станке. Ну вот с ним и базарили на эту тему. Несколько часов проболтали, уже светло стало, пора уходить. А что с немцами делать? Жалко их убивать, простые рабочие люди. Решили их оставить в живых, но оружие забрали. Очень они были благодарны нам за наш поступок, плакали от радости. а мы кое-как сориентировались по солнцу, которое на минуту показалось, и через пару часов были в расположении своей части. Оружие немецкое принесли, сказав, что это трофеи, мол, пришлось с патрулем немецким в бой вступить. А про немцев - ни слова. Могли за предательство тогда наш поступок посчитать и к стенке.