Итак, строительство дамбы начали заново.
Царь начал сооружать новый мол, но не боком к направлению ветра, а прямо напротив, что создавало заслон для других работ, как бы укрытых им; он увеличил и ширину насыпи, чтобы башни, поставленные посередине мола, были недосягаемы для копий. Бросали в море целые деревья с огромными ветвями, сверху заваливали их камнями, потом опять валили деревья и засыпали их землей; на все это накладывали новые слои деревьев и камней и таким образом скрепляли все сооружение как бы непрерывной связью
(с) Курций Руф
Тирийцы продолжали мешать: подходили на кораблях и пытались растащить бревна. Их отгоняли. Дамба росла и должна была скоро упереться в стену города... самую высокую и защищенную из всех: "высотой чуть не 150 футов и соответствующей ширины" по формулировке Арриана. Так что по сути дамба и две поставленные на ней осадные башни особой погоды не делали. Поняв, что без собственного флота он просидит тут до старости, причем в глухой обороне (смех и грех -- осажденные тирийцы атаковали куда активнее осаждающих), Александр плюнул и отправился в Сидон, припомнив, что коронованный им скромный праведник Абдалоним предлагал ему сидонские корабли -- хоть и не много, но и то хлеб. Заместителям, надо думать, было очень популярно объяснено, что с ними сделают, если с дамбой опять что-то приключится. Видимо, помогло -- на этот раз дамба дожила до возвращения базилевса.
Да и вообще судьба вспомнила о своем любимце и повернулась к нему лицом. В Сидоне ждал приятный сюрприз: цари Арада и Библа, узнав о случившемся, спешно примчались домой со своими флотами и подтвердили присягу (итого вместе с Сидоном -- 80 кораблей, столько же, сколько было в распоряжении у Тира). А потом пришел флот с Кипра (еще 120). Теперь у Александра было около 200 кораблей -- поистине, "не было ни гроша, и вдруг алтын". Можно было серьезно думать о настоящем штурме города, с нескольких направлений.
Ситуация резко изменилась для осажденных, потерявших свое преимущество на море. Впрочем, сдаваться они не собирались, хотя теперь им приходилось куда труднее. Флот Александра блокировал обе гавани. Три корабля, попытавшиеся вырваться, были уничтожены. Внутрь гаваней соваться македоняне не стали -- входы были надежно защищены метательными орудиями и заткнуты связанными триерами. Впрочем, давать морское сражение Александр и не собирался.
Из Кипра и со всей Финикии собралось к нему множество машиностроителей, которые собрали много машин. Одни из этих машин стояли на насыпи, другие – на судах для перевозки лошадей, третьи – на тех триерах, которые не отличались быстроходностью. Когда все было готово, он подвел машины по сделанной насыпи; корабли же с машинами стали на якорь у стен с разных сторон, пытаясь их пробить.
(с) Арриан
Противник, впрочем, не уступал ни сметкой своих военных инженеров, ни доблестью:
У тирийцев были мастера морского дела и строители машин, которые придумали искусные средства обороны. Для защиты от стрел с катапульт они изготовили колеса с частыми спицами; их вращали с помощью какого-то механизма, и стрелы, попав в такое колесо, или ломались, или отлетали в сторону и причинить вред уже не могли. Камни, летевшие из камнеметов, ударялись о сооружения из мягкого, упругого материала, который ослаблял силу, сообщаемую машиной. Царь, пока шел штурм с насыпи, обходил город со всем флотом, осматривая стены: было ясно, что он намерен брать город и с суши и с моря.
(с) Диодор Сицилийский
Вот только с подходом к стенам возникли затруднения. Вокруг стен в воде были набросаны огромные камни, не дававшие кораблям подходить вплотную. Решение Александра было просто, как с Гордиевым узлом: убрать преграду. Каменюки обвязывали канатами и оттаскивали из-под стен на глубину, где благополучно топили. Работа была адовая! Мешали волны, мешали тирийцы, в опасении за свои рукотворные мели вновь начавшие высовываться из гаваней. Александр выделил часть кораблей в прикрытие, к работающим стало не подступиться. Но тирийцы были не так просты! У них нашлось все, даже боевые водолазы. Ныряльщики скрытно добирались до вражеских кораблей и подрезали якорные канаты. Разумеется, большой опасности это не представляло: далеко триеры унести не могло, но мешало страшно. Александр дал симметричный ответ, приказав заменить канаты цепями. Теперь тирийцы ничего не могли поделать, а каменные мели у стен неуклонно таяли.
Отчаявшись, тирские моряки сделали внезапную вылазку, навязав морской бой киприотам. Те, не ожидая такого, растерялись и начали нести потери. Спас их, как водится, Александр, примчавшись лично и загнав тирийцев обратно в гавань. В пылу сражения он чуть было не прорвался следом, по счастью опомнился и не полез под удары камнеметов. Собственно, брать гавани уже было незачем. Искусственные мели разобрали, и теперь Александр мог подводить машины с осадными орудиями к самым стенам. Тирийцы отгоняли их как могли, проявляя удивительную изобретательность.
Так, для борьбы с кораблями, подплывавшими к стенам, они привязывали к крепким бревнам вороны и железные лапы с крюками, чтобы, вытолкнув бревно метательным орудием и быстро опустив канаты, набрасывать крюки на корабль. Крюки и серповидные багры, свисавшие с тех же бревен, повреждали как бойцов, так и сами корабли.
(с) Курций Руф
Изготовлены были медные и железные щиты; в них насыпали песку и долго нагревали на сильном огне, так что песок накаливался. С помощью какого-то механизма они бросали этим песком в тех, кто сражался всех мужественнее, и подвергали свои жертвы жесточайшим страданиям. Песок проникал через панцирь в рубаху, жег тело, и помочь тут было нечем. Поэтому возле страдальцев, моливших о помощи, не было никого, чтобы облегчить их муки, и они кончались, впадая в неистовство от страшной боли, в страданиях жалостных и неутолимых.
(с) Диодор Сицилийский
Куда бы ни подводили машины, они их всюду обстреливали и метали стрелы с огнем в самые корабли, так что македонцам стало страшно приближаться к стенам
(с) Арриан
Несмотря на это, македонский флот, то отступая, то приближаясь, продолжал маячить под стенами, ведя беспощадный обстрел. Северная сторона держалась крепче, и Александр велел сосредоточиться на южном направлении. Его упорство в конце концов начало приносить плоды: никакие укрепления не могли выдерживать подобное издевательство бесконечно. В один не прекрасный для Тира день стена на южной стороне не выдержала и рухнула.
Александр, связав между собой триеры и поставив на них разные машины, разрушил стену почти на один плефр. Воины ворвались через пролом в город. Тирийцы засыпали их стрелами, едва прогнали и с наступлением ночи поправили обвалившуюся часть стены. Между тем насыпь вплотную подошла к стене; город оказался на полуострове, и у стен начались жестокие бои.
(с) Диодор Сицилийский
Попытка македонян ворваться в пролом была стихийной, видимо, на радостях, что наконец-то получилось, и гарнизон отразил ее. Александр отвел своих и начал готовить генеральный штурм, который должен был наконец покончить со всем этим семимесячным кошмаром. Последний бой за Тир начался через три дня.
И тут он отважился на такое дело, видя которое люди не поверили своим глазам. Перебросив мостки с деревянной башни на городские стены, он — один — взбежал на стену, не убоявшись ни завистливой судьбы, ни храбрости тирийцев, взбежал перед зрителями — воинами, победившими персов. Он приказал македонцам следовать за собой; первый в рукопашной схватке убил одних копьем, других мечом, некоторых отбросил щитом и заставил врагов несколько присмиреть. В это же время с другой стороны таран пробил большую брешь. Когда македонцы ворвались через пролом, а те, кто был вместе с Александром, взошли на стену, то город был взят.
(с) Диодор Сицилийский
Шансов у Тира уже не было. Гарнизон был истощен и вымотан полугодом осады, а ворвавшиеся сразу в несколько проломов македонцы жаждали сквитаться за все, что успели от них за это время вытерпеть. Киприоты меж тем вломились в Сидонскую гавань, а финикийские моряки -- в Южную. Согнанные к царскому дворцу, последние защитники Тира кое-как выстроили боевой порядок... чтобы принять удар строя македонских гвардейцев. На том дело и кончилось.
За эти семь месяцев Александр не единожды проклял и эту кошмарную осаду, и Тир, который он умучился штурмовать, и всю ситуацию, не позволявшую плюнуть уйти -- так что на милость базилевс был не настроен. Царь припомнил побежденным все: и убитых послов, и показательные казни пленных на стене, и диверсантов на дамбе, и придумки типа того раскаленного песка под доспехи и (пардон) кипящих нечистот на головы. Не уехавших вовремя в Карфаген горожан (такие нашлись) продали в рабство. Две тысячи выживших бойцов гарнизона распяли на крестах вдоль берега, как Красс -- гладиаторов Спартака. Александр пощадил лишь тех, кто искал защиты в храме Мелькарта ака Геракла Тирского. Тот самый, куда Александра не пустили полгода назад. Теперь базилевс династии Аргеадов вошел в него и уже с полным правом принес жертвы.
Александр принес жертву Гераклу и устроил в его честь процессию, в которой принимало участие войско в полном вооружении; корабли следовали за процессией в честь Геракла. Александр установил на священном участке гимнастические состязания и бег с факелами. Машину, которая пробила стену, он принес в дар храму, так же как и тирийский священный корабль Геракла, который он захватил в сражении.
(с) Арриан
Кстати, как раз во время осады Тира Александра догнало второе письмо Дария, в котором тот, именуя противника царским титулом, предлагал Александру дочь, 10000 талантов (дикая сумма!) и земли аж до Евфрата (в первом письме, написанном сразу после Исса, Дарий еще пытался отделаться Малой Азией и выкупом за семью, а речь о руке принцессы еще не шла), плюс закидывал удочку насчет дружбы и союза. Пишет Фриц Шахермайр: "Так как Дария интересовал Восток, а не Запад, он обратился к Александру с новым, поистине грандиозным предложением. Он готов был разделить свое государство, уступив Александру средиземноморскую часть до самого Евфрата, т. е. Малую Азию, Сирию и Египет, поделить с ним свой царский трон и отдать ему в жены дочь. Взамен он рассчитывал вернуть попавших в плен близких. Таково было содержание второго письма. Предложение Дария имело поистине мировое значение. Его продиктовали не мелкие интересы заурядной личности, а мудрый разум государственного деятеля. Земли до Евфрата входили в регион Средиземноморья, где в будущем сложились эллинистические государства. И действительно, в позднеэллинистическо-римскую эпоху область Евфрата служила границей между Средиземноморьем и Азией. Кроме того, Дарий предлагал тот максимум, который, с точки зрения Филиппа, был разумной целью завоеваний".
Александр, как мы знаем, отказался. Попытка купить за "принцессу и полцарства" того, кто нацелился на всю Ойкумену, удаться и не могла. В ответ Дарию было предложено явиться к Царю Азии. Как вассалу.