Автор Олег Бобров.
Слово Севастополь имело и имеет какую-то особую притягательность для
русского сердца. Здесь, на этих берегах, отвоеванных у турок, возводил
крепость легендарный Суворов. Под толщей воды погребены корабли
русской эскадры, преградившей путь интервентам в дни героической
обороны города. Да куда ни брось взгляд, все помнит о славной старине,
покоящейся на костях русского матроса, мужика-трудяги.
Однако в эти ноябрьские дни 1920-го года мало кого в Севастополе могли заинтересовать исторические выкладки или экскурсионные маршруты.
Пустынны улицы города, продуваемые ветрами, заколочены витрины
магазинов, леденеют дула старинных орудий, тупо и страшно смотрящих в серый, задернутый туманом простор. Причалы города завалены
брошенным имуществом, какими-то картонками, солдатскими «сидорами».
Бродят беспризорно табуны коней.
Толпы народа с какой-то угрюмой поспешностью, с тихим нарастающим ожесточением грузились на корабли отходившей от причалов русской эскадры. Все перемешалось: солдатские шинели и пальто беженцев, рясы священнослужителей и гимнастические курточки, шляпки и папахи, малахаи и фуражки.
Гомон голосов:
-Прощай, мать-Россия!
-Даст Бог, увидимся!
-Господин капитан, а когда отходим? Уже гром орудий слышен!
Вот донская казачья сотня с пьяным ухарством вкатывает на палубу бочонок с вином:
-Эх, гуляй, ребята, поминай Дон-батюшку!
Старая Россия в лице остатков белой армии Врангеля и десятки тысяч тех, для кого жизнь завершалась, уходили навсегда, к чужим берегам, прощаясь, оплакивая прежнюю жизнь, рухнувшую навеки, растворившуюся в пучинекровавой междоусобной бойни.
Недостроенный танкер «Баку», спешно приспособленный под транспортник, тяжело отошел от причала, переполненный людьми. Плач, нервный смех, тяжелая мутная волна, качнувшая судно.
Высокий, плотный человек в шинели горного ведомства, повернул голову к своей жене, черноглазой женщине, раскрасневшейся на ветру и закутанной в теплую пелеринку по самый нос, шестилетней дочери, в радостном изумлении, таращившей глаза на обилие народа, красок, соцветие запахов и голосов . Мужчина произнес с напускной бодростью:
-Вот так, Веры мои! Одни вы у меня остались. Надежды, сказать честно,
имею мало. Любовь моя — вы!
И внезапно, он резко отвернулся, дабы не показать, что на широком мужественном его лице со следами оспы выступила слеза. Жена, поняв мужа, обняла его за плечо:
-Аполоша, милый, ну будет! Не одни мы, в изгнание идем. Россия с нами на Голгофу всходит!
Читать далее http://olgaveiga.ru/izgnanie_imya_tvoe_nadezhda/