В палате было душно. Впрочем, имеет ли это значение? По стеклу медленно ползла муха. За окном был осенний дождь и серость.
Впрочем, теперь так будет всегда, ведь правда?
По палате сновали мужики. Впрочем, говорить с ними не хотелось. Да и не моглось. В горле торчала трахеостомическая трубка, посредством которой я дышал. Правда, говорить не мог. Ни звука не произносил. Лежал себе в торакальном отделении раз в шестой или седьмой. Может, десятый. А, неважно.
Что теперь может быть важного в моей 30-летней жизни? Когда совсем недавно я жил в Петербурге, где окончил университет, строил планы – а сейчас я просто обрубок, который и обслужить себя не в состоянии. Я никогда не буду больше работать, на меня никогда не взглянет женщина, не будет веселых посиделок с друзьями.
Что мне теперь – лишь смотреть, как беззвучно плачет небо за окном.
В этот раз я лежал в тюменской больнице третий месяц. Читать я не мог, телевизор бесил, а в палате круглыми сутками играл «Шансон», который я ненавидел. Скучно…
Единственное веселье – у нас дают завтраки. И обеды. И ужины. А еще у нас полдники есть. В общем, разнообразие.
И еще куда-то Ванька подевался. Мы с ним познакомились пару месяцев назад. Нормальный парень был. Передвигался на своих двоих. Потом, правда, стал ездить на коляске. А несколько дней назад пропал.
А, вчера случай был. Привезли молодого парня примерно моего возраста и сразу увезли в операционную. А потом привели его жену – совсем молоденькую девочку – за вещами. Она держалась молодцом, но увидела какую-то безделушку и упала на кровать, заревев белугою.
Вот такое у нас разнообразие. Я не слишком циничен? Впрочем, какая разница, ведь этого все равно никто никогда не узнает теперь. Что я могу? Кому теперь я нужен?
Через пару лет я приехал в город, который сразу полюбил – Москву. К своей Кате. И все у меня появилось. И семья. И работа. Несмотря на то, что я инвалид. Мы написали и выпустили книгу о нас. Но самое главное, у меня появилась жизнь.
Сам я представляю случившееся, как будто, не спрашивая, кинули меня в озеро, а я, не умея плавать, пошел на дно. А достигнув его, понял, что ниже падать просто некуда! Теперь вверх, только вверх.
И я не понимаю людей вокруг, у которых, вроде бы, все хорошо, все есть, они здоровы (во всяком случае, пока), но они все время плачутся и ноют, что все им не так и не этак. Еще люблю их: «Нет, у меня-то все хорошо, у меня за других сердце болит!»
Ну, не дети ли…