Окончил я ПТУ и работал портным в ателье, но очень скоро мне так там надоело! Попалось на глаза объявление: в Большой театр требуются монтировщики, и я пошел. Оформляли меня чуть не полгода, до четвертого колена проверяли, год я оттрубил рабочим сцены, и только тогда появилась возможность перейти в костюмеры. Из костюмерной Большого театра я ушел в армию, туда же и вернулся. Тридцать девять лет в Большом театре, и в трудовой книжке всего две записи. Мне всегда было очень здесь интересно, и потом — я весь мир повидал! Конечно, трудно было, напряжение большое, нервы. С костюмом ведь всякое бывает. Может случиться, что во время спектакля режиссер скажет: «Срочно костюмер с иголкой!» — а артист в это время боком-боком по сцене — и за кулису...
Сначала я с кордебалетом работал, потом два года просидел у телефона, потому что у каждого солиста свой костюмер, а всего их было шесть человек. Первым позвал меня его одевать Марис Эдуардович Лиепа. Костюмер, с которой он работал, была занята, он и сказал: «Ну что, юноша, пойдемте одеваться!» А я в ответ: «Знаете, Марис Эдуардович, вам еще рано». У него от удивления глаза под образа! А я все их выходы за два года выучил, точно знал, кто когда одевается.
Я сразу для себя уяснил: самое главное — не мешать. Он тебя позвал, ты делаешь свое дело, а он в это время сосредотачивается. Есть, конечно, такие, кто любит анекдот рассказать, но в основном артисты уходят в себя, собираются. Зато после спектакля можно и поговорить — а я обычно шутил, для разрядки. Не каждому костюмеру артист доверится одеваться на спектакль. И потом, важно, чтобы у тебя самого руки не тряслись, когда зашиваешь костюм в тех местах, где крючки, чтобы на сцене эти крючки не расстегнулись, чтобы крючок не задел платье партнерши. Артист ведь волнуется. Если он увидит, что и ты тоже волнуешься — беда!
Когда Коля пришел в театр, он был сначала в кордебалете, а я в это время одевал солистов, был заведующим костюмерной и работал с кордебалетом только за границей. Так что мы с ним, можно сказать, за границей познакомились. Я, конечно, видел его и раньше, на сцене. В кордебалете он был белой вороной. Ну, представляете себе Колю-спартаковца? Он как начнет там прыгать! Или в «Лебедином». Он всегда говорил: «Я буду солистом!». А я подтрунивал над ним: «Никогда ты им не будешь!»
В свою первую гастрольную поездку в Англию он у меня возле туалета сидел. Так положено: молодой — вот твое место. Он меня спрашивает: «Сашенька, ну почему мне там сидеть?». А я отвечаю: «Значит так, Коль: станцуешь Меркуцио, а я посмотрю... Ну, в общем, ты меня знаешь».
И он так станцевал — Альберт-холл рыдал!
Вот станцевал он и на следующий день подходит: «Саша, я где сижу?». Я и говорю: «Коля, теперь ты всегда сидишь рядом со мной!». Потом, когда за рубеж с ним ездили, мы всегда так и сидели, рядом.
Вообще он парень золотой, сам всего добился. Ведь у него никого, ничего, никакой поддержки. И еще он начитанный, культурный...
...Входил он после травмы очень трудно. На сцене виду не подавал, держался, будто все в порядке. А когда приходил — больно ему было очень, плохо, тяжело. И потом, ему ведь заново приходилось всем доказывать, что он может танцевать.
Обычно за неделю до спектакля, а то и за две, Коля берет костюм, идет в мастерские, у него свой мастер, свой закройщик, и они вместе все проверяют: и химчистку и отделку. Так положено, но далеко не все это делают. А для Коли это важно, он знает: костюм — чуть ли не полдела. Тем более он такие партии всегда танцевал! А я в это время стоял за кулисой, со стулом, стаканом и полотенчиком. И еще с иголкой.
На стул артисты иногда садятся, но не так, как мы обычно сидим, им ведь нельзя расслабиться, а коленками; они отдыхают, а с ними в это время еще и массажист может позаниматься.
Стоять в кулисе было всегда интересно, потому что одни и те же спектакли никогда не были одинаковыми. У него все получалось, что он делал: «Баядерка» вообще его конек, потом мне запомнился «Золотой век», Злой гений в «Лебедином» — и в постановке Григоровича, и в постановке Васильева... В «Светлом ручье» он на пуантах такое выделывал!
А еще в «Спящей красавице» в роли феи Карабос плащом потряс. Это на старой сцене было. Я ему говорю: «Коль, ты что это делаешь?!» Может, из зала и не видно было, а из кулис, в свете софитов — пыль столбом стояла...
С ним можно было пошутить, но не когда он со сцены за кулису выходит, язык на плече. Вот в антракте можно было что-нибудь ляпнуть.
У меня ни с кем из артистов проблем не было. Я всегда знал свое место, и когда меня представляли: «Это Сашенька, костюмер наш», — отвечал: «Какой костюмер, я уборщица!»
В последнее время Коля ездил на гастроли без меня. За границей очень большое напряжение, все время зашивать, подшивать, нагибаться. Так и стоишь все время с иголкой. А у меня здоровье уже не то, давление.
Да и время сейчас другое...
Александр Назарьянц (начальник мужского костюмерного цеха Большого театра) 2010 г.
