В 80-е годы в течение нескольких лет я занималась одной истории, о которой нельзя было не только написать в газете, но и рассказывать даже близким друзьям. Совершенно случайно, волею судьбы я стала свидетелем одной семейной драмы, в которую был замешен КГБ, политические интересы, высокопоставленные люди. Тогда был разоблачен шпион Олег Гордиевский, которого заочно приговорили в высшей мере ( сам он сумел сбежать в Англию). А его семья – жена и двое маленьких детей оставались в СССР и невольно стали заложниками сложных политических интриг.
С женой я Гордиевского я была хорошо знакома, поэтому все перипетии этой истории проходили не только перед моими глазами, но и с моим участием. Да, думала я с досадой иногда, такая история! И никогда и никто не позволит мне написать о ней. Так с горечью нашептывало мне мое журналистское тщеславие.
Но случилось чудо: я написала статью «Муж мой, враг мой» и ее напечатали в еженедельнике «Собеседник». Пафос ее был прост: кем бы ни был мужчина, предателем или шпионом, разлучать с семьей и детьми непозволительно никому. (Думаю, что се йчас такой материал мог бы появиться тоже только в интернете).
Такого раньше в советской прессе не писали. Семья, дети и семейные ценности были вообще на задворках журналистики. Главное – выполнение решений партии, планов социалистического строительства и воспитание патриотизма у взрослых и детей. А тут – семья, КГБ, любовь, дети, кошмарная история! Эту мою статью перепечатали или процитировали тогда многие зарубежные издания, в редакционных предисловиях отмечалось, что в СССР действительно началась перестройка – раз такое позволяют печатать. А еще через несколько дней я получила приглашение от посольства Великобритании поехать в сопровождении группы журналистов в Лондон… Там я не только путешествовала и падала в обморок от красот Букингемского замка, но и взяла интервью у того самого шпиона Олега Гордиевского, тоже широко перепечатанного и многократно процитированного разными изданиями. Но это уже другая история.
Так вот Михаил Горбачев для меня – это небольшой, увы, период времени, когда сказать было можно то, о чем раньше и подумать было страшно. Лучшее время нашей журналистской жизни…