В нашем клубе собираются очень интересные люди. Рассказы, которые порой там доводится услышать, наверное, вряд ли прозвучат где-то еще, и мы не могли не поделиться историями, которые рассказал Антон Котов, наш завсегдатай с самой первой встречи.
О. К.: Антон, расскажи о себе.
А. К.: Родился я в Москве, самым младшим, четвертым в многодетной семье. Жили на Плющихе, потом переехали на Смоленский бульвар. И учился там же.
О. К.: Хорошо учился?
А. К.: Нет, не очень. Первая учительница меня очень не любила, поэтому до пятого класса оценки были почти всегда плохие, половину времени я почему-то проводил в углу, с пятого класса все стало хорошо. Любил черчение. И вообще точные науки мне больше нравятся.
О. К.: Чем ты в детстве увлекался?
А. К.: Я никогда особо не стремился делать что-то напоказ, но однажды в лагере меня попросили сыграть сценку в спектакле, и это у меня получилось так хорошо, что до конца смены я мог приходить в столовую и брать две лишние порции. Мне разрешали даже гулять в тихий час. В восьмом классе я начал играть в школьных спектаклях уже постоянно и получал от этого определенный драйв. Я вообще считаю, что человек постоянно должен постигать что-то новое. Неважно, реализуешь ты себя в этом новом или нет, но изучение — это всегда шаг в будущее.
О. К.: А поиск?
А. К.: В восьмом классе я познакомился с поисковым клубом «Бригантина». Мы ездили под Смоленск, официально, с открытым белым листом, поднимали бойцов. С этим клубом я ездил до окончания школы.
О. К.: Вас обучали в этом клубе по всем правилам?
А. К.: Да, руководитель клуба очень серьезно обучал нас. Он писал книги по войне, серьезные руководства. Например, по боеприпасам, о том, как правильно с ними обращаться. А снаряды, гранаты и прочее мы находили в очень больших количествах.
О. К.: Как проходил поиск?
А. К.: Обследовали местность металлодетектором, армейским глубинником, им определяли, в основном, каски. Ведь как тогда хоронили? Сапоги снимали, большинство вещей также не захоранивали с погибшими, а вот каски зачастую оставляли. И щупы у нас были. Глубина довольна большая была. Иногда даже металлодетектор цель не брал, а вот щупом находили. Щуп — это торсионный металлический трос, с одной стороны у него заточенный наконечник, с другой — ручка. Когда его погружаешь в землю метра на полтора-два, при соприкосновении головки щупа с целью по всему его стержню до ручки отдается сигнал. И по его характеру при некотором навыке можно понять, камень это, кость или дерево. Через пару сезонов ты уже умеешь прекрасно различать подобные сигналы.
О. К.: Щуп можно использовать на любом грунте?
А. К.: Целину он не пробивает. Если же земля перекапывалась когда-либо, то он уходит на глубину до целины. Сейчас, кстати, по такому же принципу многие копатели действуют. Например, как фундамент дома найти? Нащупал камень или кирпич — идешь по периметру. Так мы находили бойцов, и мы их перезахоранивали. По весне обычно и осенью.
О. К.: Почему ты ушел из клуба?
А. К.: Многие из людей, которые были в нашей бригаде, со временем начали копать «по немцам», причем очень рьяно, с целью наживы. Когда часто пересекаешься с людьми, основная цель которых — нажива, то романтика быстро начинает уходить. Они исчезает, когда слушаешь рассказы о том, например, как разбирают и по частям продают за границу редкие танки, найденные на болотах. В нашем поисковом отряде была жесткая дисциплина, у нас не пили, например. Но не во всех клубах было так. Для многих ребят отряд был способом выбраться из семьи и получить свободу — покопать, найти что-то прикольное, похвастаться.
О. К.: Что дал тебе этот опыт?
А. К.: Он дал мне переоценку Великой Отечественной войны. У меня своя точка зрения, и она отличается от общепринятой. Все, о чем я рассказывал, происходило в конце девяностых — начале двухтысячных годов. Еще были живы дети войны, люди, которые видели войну воочию, которые жили на оккупированных территориях, и они рассказывали порой ужасные вещи, например, о том, что людей гнали под Смоленск копать противотанковые траншеи (а мы видели эти траншеи, они высотой в полтора-два человеческих роста), люди месяц выкладывались полностью на работах, а немцы эти траншеи огибали в обход. То есть человеческий ресурс был просто впустую израсходован из-за тактических просчетов. И это только часть того, что я видел. Рассказывают много о недостатке обеспечения военнослужащих. Это бред, потому что то, что мы копали, доказывает обратное: где ни копни — везде целые боеприпасы, наполненные рожки от автоматов. Боеприпасы просто раскиданы по всем лесам. Боеприпасов было много, гильзы от снарядов были латунные, дорогие, в отличие от немецких. А вот я слышал о том, что люди цепенели при звуке танков, они не были готовы к обороне. В бой бросали необученных бойцов, которые раньше не видели ничего, кроме плуга. Это уже когда немцы подошли к Москве, были более-менее подготовленные войска. Так что причины отступления советских войск в начале войны отличаются от официально озвучиваемых, по моему мнению.
О. К.: Что, кроме боеприпасов, находили?
А. К.: До сих пор мурашки по телу, когда вспоминаю, как нашли похороненную с почестями девушку-снайпера. На груди у нее были партбилет и медальон, но прочесть практически ничего не удалось, кроме того, что ее звали Ларче и она была с Украины. Сохранились очень длинные русые волосы. С ней была ложка, вставленная в сапоги. Могила была выстлана еловыми ветками, девушка укрыта бушлатом, рядом лежали две каски, противогаз и снайперская винтовка с прицелом. На ложе винтовки было пять засечек. Мы предположили, что так отмечены пять человек, которых она убила. Под телом лежали три взведенные гранаты, то есть, если бы кто-то решился побеспокоить захоронение в то время, то поплатился бы жизнью. Ко времени проведения эксгумации, конечно, эти гранаты уже заржавели и не функционировали. Мы перезахоронили ее в отдельном гробу.
О. К.: По имени и месту установить личность не удалось?
А. К.: Я пытался ее разыскать по архиву снайперов, куда вносили всех, кто убил хотя бы троих, но не нашел даже упоминания.
О. К.: Почему ты перестал заниматься поиском бойцов?
А. К.: К сожалению, я понял, что все это — бизнес. Порой бойцы лежат в своих могилах, похороненные с бόльшими почестями, чем в братских. Братские могилы сегодня уже разрушаются, и у нашего государства нет средств их поддерживать. Я слышал, когда бригады, которым нужно для отчетности выкопать останки бойцов, раскапывали грейдером заброшенную братскую могилу и собирали останки в мешки. А затем по телевизору показывали, как этих же бойцов перезахоранивают. Особенно перед 9 мая, были случаи, когда одного и того же известного героя захоранивали год спустя. Если проанализировать сводки, это можно увидеть. Людей, которые так поступают, немало. Некоторые становятся просто охотниками за трофеями. Цель поисковой работы извратилась, и я не хочу в этом участвовать.
О. К.: Почему ты выбрал педагогический институт?
А. К.: Я слишком долго думал и выбирал, а потом подал документы в разные ВУЗы, и прошел в педагогический. Но я не жалею, что попал в этот ВУЗ. У нас были очень сильные преподаватели, которые любили свое дело.
О. К.: Когда же ты начал заниматься металлодетекторным поиском?
А. К.: Еще в институте. Сначала мой друг нашел схему и сам собрал металлодетектор, который «орал» на все металлы. Мы ездили по лесам и опустевшим деревням и накопали громадное количество металлического мусора. Откопали и гири, и кровать, и кучу всякого барахла. Когда стало побольше денег, ближе к концу института, я купил свой первый металлодетектор. Это был просто кайф! Я изучал топографические карты, выискивал везде информацию, весной, через снег и грязь, весь промокший и продрогший, продирался в самые заброшенные углы.
О. К.: Как ты узнал про кладоискательские слеты?
А. К.: Рассказал один из приятелей, с которым мы раньше вместе работали в поисковом отряде. Он был на таком слете у Дока в 2010 году, ему очень понравилось, он рассказывал о мероприятии с восхищением. И я тоже поехал на такой слет, где познакомился с людьми, с которыми потом вместе не раз ездил на поиски. В 2012 году я на слете выиграл свой первый кубок.
О. К.: С каким детектором ходишь?
А. К.: С «Сигнумом», АКА, причем уже сменил старый «Сигнум» на более современный.
О. К.: Какой исторической темой ты увлекаешься?
А. К.: Еще в институте меня очень заинтересовала история Наполеона, я писал курсовую на эту тему. Обложился книгами, прочел массу мемуаров, нашел кучу разночтений и еще раз убедился, что больше половины исторических сведений не имеют ничего общего с фактическими событиями. И, конечно, меня очень интересовало, куда же пропал клад Москвы. В целом на эту работу ушел год. Было написано около 200 страниц, но, к сожалению, жесткий диск, на котором хранился текст, сгорел. Я был дико расстроен и забросил эту работу, но остаюсь в твердой уверенности, что клад был спрятан до въезда Наполеона в Смоленск. Сходятся мемуары нескольких свидетелей события, что Наполеон, входя в Смоленск, был сильно удручен, а обозы с награбленными драгоценностями его не сопровождали, было только очень небольшое количество обозов с утварью и продуктами.
О. К.: То есть ты примерно предполагаешь, где лежит клад, но просто никак не соберешься его выкопать??
А. К.: Нет, я совсем забросил эту тему. Пусть лежит, где лежит. Кстати, мое мнение и насчет этой войны расходится с общепринятым. Я считаю, что это не была наша победа, это было поражение Наполеона, а также значимость народного ополчения сильно преувеличена.
О. К.: Не хочешь написать уже не курсовую, а настоящую книгу?
А. К.: Может быть, когда освою быструю печать. Я думаю быстро, а печатаю медленно, и мысли теряются. Еще одна проблема в том, что сейчас я уже потерял контакты с теми людьми, которые давали мне книги.
О. К.: Но ты проверил металлодетектором хотя бы какие-то свои теории?
А. К.: Да. Поехал я на дачу к коллеге под Пушкино. У меня в то время уже было два детектора, и мы пошли копать в лес. Войск Наполеона там никак не могло быть, но, тем не менее, я нашел часть кокарды Великой армии. Спустя примерно год я нашел еще одну часть той же кокарды, а еще через год — еще одну. Собрал почти всю кокарду, не хватает только одного кусочка, ездил несколько раз, но найти его пока не могу. Кокарда медная, позолоченная, очень красивая.
О. К.: Так это же случайная находка, а не подтверждение твоих теорий?
А. К.: Нет, это означает, что войска Наполеона передвигались и в других направлениях, а не только в официально зафиксированных.
О. К.: Но ведь это мог быть и трофей, который кто-то увез с собой с войны?
А. К.: Нет, не похоже. По этой кокарде явно рубанули саблей, на ней есть характерные следы. И еще один момент: позолоченная кокарда — удовольствие недешевое. Покупать позолоченные предметы могли только хорошо обеспеченные люди. Если учесть, что основную массу армии Наполеона составляли наемники, стоит предположить, что кокардой владел довольно крупный чин. Случайно такой человек под Пушкино забрести не мог, скорее всего, это был какой-то рейд. Я считаю, что эта находка говорит о том, что французская армия свободно разгуливала по России во всех направлениях.
О. К.: На какие еще выводы натолкнул тебя поиск?
А. К.: Я считаю, что Советский Союз умер задолго то момента своего официального развала, потому что на каждую найденную монету порой выкапывается до тридцати пробок. На одном участке старой дороги в Ярославском направлении мы нашли более пятисот монет разных эпох, в основном советских (конечно, в ужасном состоянии, потому что все реагенты, которыми обрабатывают дороги, стекают в сторону как раз старой дороги), но пробок было найдено в десятки раз больше. До тысячи пробок я еще вел подсчет, собирал их, но потом бросил это дело и выкинул мешок с пробками.
О. К.: Насколько я знаю, ты продолжаешь коллекционировать пробки?
А. К.: Сейчас я собираю пробки от советских пивных бутылок, на которых есть даты производства, хочу сделать тематическое панно.
О. К.: Расскажи о курьезных случаях на поиске.
А. К.: Много было смешных историй. Вот, например, этой осенью, в конце октября, поехал я копать. С палаткой, на велосипеде, забрался глубоко в поля. Снег еще не лег. Картофельное поле было не убрано. Поставил я палаточку, велосипед пристроил рядом. Хожу не торопясь, монеты копаю. Прохладно, градусов шесть тепла, комфортно достаточно. Стемнело. Луна светила так, что можно копать без фонаря, и я поставил детектор на минимальную подсветку. Вдруг слышу в кустах неподалеку хрюканье. Сначала подумал, что показалось. Прислушался — тишина. Перешел на другое поле, опять слышу хрюканье. Опять стал прислушиваться, насторожился, и показалось мне, что звук этот несется со всех сторон. Я побежал и увидел хрюнделя, который со своими хрюнделятами несется от меня со всех ног. И тут же упал, поскользнувшись на кучке свежего навоза, который, видимо, от испуга, оставил кто-то из них. Надо же мне было использовать такую малую вероятность упасть именно там!
О. К.: Редкая удача, это к деньгам, видимо!
А. К.: Однажды я детектор чуть вовсе не утопил. По весне, в конце апреля, пошел копать. Нужно было перейти речку по перекинутому через нее довольно широкому бревну. Сделал два шага и понял, что съезжаю с бревна. В правой руке у меня детектор, в левой — лопата, и спустя мгновение я уже стою на дне реки. Воды по шею, я, конечно, мокрый насквозь, рюкзак мой тоже промок. Что поделать, выбираюсь на берег, держа над водой детектор. Хотя светило солнце, было довольно холодно. Снял одежду, отжал как мог и развесил на кустах, обсох какое-то время и отправился домой. Пришла умная мысль: если бы я снял одежду, положил ее в рюкзак и держал рюкзак в руке, результат был бы тот же самый, но вещи остались бы сухими и не пришлось бы ретироваться, не начав поиск.
О. К.: Сталкивался ли ты с мистическими историями?
А. К.: Было дежавю несколько раз, когда вдруг думаю: «сейчас монету найду». И даже номинал ее представляю. И точно, тут же нахожу именно эту монету. Но, наверное, здесь есть некоторая предвзятость: подобные моменты, которые не закончились находкой, не запоминаются, а те, которые реализовались, остались в памяти.
О. К.: Какая из твоих находок для тебя самая ценная, не по стоимости, а по значимости?
А. К.: Наконечник сарматской стрелы и позолоченная зажигалка, серебряная, старинная, с кресалом. Я нашел ее в лесу, и на том же месте обнаружилось еще много разных военных пуговиц — американских, российских, польских, венгерских. Всего там было найдено около трехсот пуговиц разных родов войск, петлички, бляха от ремня, крестики, образки, скорее всего польские, патроны. Очень странное место, черничное, торф, сохранность у всех предметов просто отличная. Вероятно, это была старая дорога. И вот что показательно — казалось бы, в этом году ты на этом месте собрал уже все находки, но, приехав на следующий год, обнаруживаешь все новые сюрпризы.
О. К.: Что тебя больше всего раздражает в современных копателях?
А. К.: Конечно, как и всех — люди, которые не закапывают ямки. Животные, к сожалению, могут попасть в такую яму и получить серьезные травмы. Иногда земля представляет из себя просто «лунный пейзаж» стараниями нерадивых коллег. Второе, что вызывает раздражение — археологи, которые повсюду кричат о том, что мы все разрушаем. Зачастую, выкапывая находку, ты понимаешь, что, если бы ты выкопал ее пять или десять лет назад, она была бы гораздо в более хорошем состоянии, а сейчас она уже никуда не годится, иногда просто рассыпается в руках и никакой исторической ценности уже не имеет, восстановить ее невозможно. Все наши поля щедро орошаются удобрениями, разрушающими металлические предметы, дороги посыпаются реагентами, стекающими в кюветы и затем распространяющимися по почве. У археологов совершенно точно не хватит времени перекопать всю Россию до того момента, когда многие исторические раритеты будут навсегда утрачены, погибнут в земле. Время уходит безвозвратно. Почему нельзя ввести нормальное лицензирование, как у охотников, рыбаков?
О. К.: Что еще ты не приветствуешь?
А. К.: Есть люди, которые реально копают исторические памятники, курганы, раскидывают останки. Такие люди и марают наши принципы, пятнают нашу репутацию. Зачастую не передаются в музеи предметы, которые должны по своей исторической ценности быть переданы в музеи. Но здесь и вопрос к музеям: где те вещи, которые передаются им? Не секрет, что часть из них продана.
О. К.: Есть ли у нашего хобби перспективы?
А. К.: Перспективы всегда есть. Вот, например, одна показательная история: когда мы копали по войне, у одного из наших ребят была серебряная цепочка, и он ее повесил на сучок, чтобы не потерять. И, конечно, не нашел. Цепочка была довольно дорогая, он был готов заплатить тому, кто ее найдет, но она, видимо, так и осталась висеть на сучке… Перспективы будут всегда, пока люди будут терять вещи. Конечно, сегодня мы переходим на виртуальные деньги, монет будет все меньше и меньше, но украшения останутся. То, что потеряно сегодня, через несколько десятков лет уже станет историей. Однажды я нашел золотое кольцо советских времен, с каким-то камнем, а метрах в десяти-двадцати от него — серебряные екатерининские монеты (хотя и ужасно затертые). Это я к тому, что на одном и том же месте могут случаться потери много лет подряд.
О. К.: Что пожелаешь коллегам по хобби?
А. К.: Никогда не опускать руки. Первое, что нужно сделать — копать как минимум год. Почему? Многие копатели начинают, раз съездили, второй, третий, и ничего не нашли, и забросили прибор. Я вот первый год ездил с самодельным детектором и ничего ценного не нашел. А потом пошли находки. Рано или поздно все будет, надо просто продолжать поиски и ждать. И не надо никогда думать о наживе. Редкие клады, как ни странно, находят именно те люди, которые изначально и не предполагают прибыли. Ищите, и вы всегда найдете. Каждого ждет его клад, просто, может быть, не сегодня. Надо подождать.
О. К.: Антон, спасибо за такое интересное интервью! Желаем тебе, чтобы когда-нибудь, на склоне лет, ты, сидя в кресле-качалке на террасе своего особняка, укрыв ноги шотландским клетчатым пледом, надиктовывал мемуары молодой секретарше…
Ольга Кузнецова
Альманах ДЕНЬГА №1 (31) / 2021