В тот день, с самого утра, странное спокойствие охватило меня. Я вдруг, после стольких месяцев борьбы, ощутила всем сердцем: завода не будет. Я знала, что впереди еще много падений. Я знала, что « Mras . su » так просто не откажется от своих планов. Я знала, что судебные разбирательства затянутся на долгие годы. Но одновременно я знала, что победа будет за нами.
Я смотрела на площадь перед Центральным стадионом. И я видела четыре (подобно четырем сторонам света) автобуса, в которых периодически дергались занавески. Я понимала, конечно, что в случае того, что Смирнов называл «неприятностями» из автобусов выскочат люди с автоматами.
Но я знала и то, что люди с автоматами – за нас.
Я смотрела на площадь и видела желтые флаги с символикой движения. Видела людей с желтыми повязками на рукавах. И машины – с желтыми треугольными наклейками «Я против завода ферросплавов».
И коляски с детьми в желтых косынках. И людей в противогазах с транспарантами «К строительству завода готов!».
И неяркое желтое солнце, странно просачивающееся сквозь пылевые заслоны.
Я не знала, сколько человек собралось на площади. Но я чувствовала их поддержку.
– Твоя очередь, – Юля толкнула меня локтем.
Я не спала всю ночь. С пяти утра мы приехали сюда, чтобы соорудить трибуну и желтой тканью украсить портреты знаменитых спортсменов, выставленные на площади перед стадионом.
Желтый цвет – это цвет солнца.
Я увидела прямо перед собой черное дуло микрофона, и от моей уверенности не осталось и следа. Я не приготовила речь на митинг. По той простой причине, что я опять красила флаги в гараже. Резала желтую ткань на косынки и галстуки. Распаковывала коробки с наклейками. Организовывала митинг. На крике. На нервах. Срываясь на Юльку.
У меня не было времени на речь. На все эти красивости. Типа «не позволим загубить Родину». Но ведь это и в самом деле было так.
Иначе я не работала бы до ощущения, что поясница готова переломиться точно посередине.
Иначе сейчас – я могла бы дышать. А я не могу. Я не могу выйти на трибуну и начать говорить что-то этим люди, которые собрались здесь именно для того, чтобы услышать меня. Именно для того, чтобы меня поддержать.
Сначала вдох – потом выдох. Для дыхания тоже существуют определенные правила.
«Я организатор движения «Красногорск против!».
Боже, какой слабый у меня голос!
«Я хочу сказать, что нам не нужен этот завод».
И еще я хочу сказать, что никогда еще не чувствовала себя такой жалкой, никчемной, неподготовленной.
Вдох. Выдох. В легкие ворвался морозный мартовский воздух. На глазах выступили слезы.
А что, если я так и не смогу вдохнуть?
Смогла. У меня получилось.
Иногда нужно учиться простым вещам. Например, дышать. Учиться любить. Особенно, если давно разучилась. Или думала, что разучилась.
Игорь Кирсанов тоже был здесь. Он о чем-то сосредоточенно говорил с министром транспорта и энергетики и не смотрел на меня, несмотря на то, что я стояла на трибуне. Но почему-то одно его присутствие придало мне сил.
– Я не член какой-либо партии. Я не работаю в органах власти. Я просто живу в этом городе. И хочу жить дальше. Я хочу, чтобы у меня были дети. Я хочу, чтобы они были здоровы. Больше мне ничего не надо. Я просто хочу жить на своей земле. И хочу быть матерью здоровых детей.
Вдох. И снова выдох. Игорь Кирсанов смотрел на меня так, как не смотрел никогда.
– Сибирь должна быть заповедником. Для меня Сибирь – это тайга, это горные реки, это воздух, пропитанный медоносами. Сибирь нужно оздоравливать. Сибирь целесообразно развивать в плане экотуризма, а не ядовитых производств, ядерных отходов и безграничного высасывания недр. Сибирь – это наш дом и наше богатство. Если мы потеряем Сибирь, мы потеряем наш дом и станем узниками промышленной колонии .
Это было все. Все, что я могла сказать. Все, что я хотела сказать.