Мы снова в Близнецах. Знакомый нам грунтовой аэродром. Казарма — длинный щитовой домик у лесополосы, которая тянулась по лугу в сторону аэродрома. Лесополоса, которая была не безопасна для прогулок. Поскольку изобиловала ямами, появившимся благодаря всяким провинностям курсантов. Скоро в лесопосадке начнут множиться свеженькие прямоугольные углубления в земле. Чуть позже в одно из них ночью упадёт инструктор, который возвращался из посёлка навеселе, сократив путь через лесополосу. И после этого очередной штрафник-курсант уже забрасывал ямы, выравнивая почву междурядий в посадке. Ну, а уж самые рьяные — копали новые по заданному размеру, а после демонстрации достижения инструктору, приводили почву в исходный вид. Чтобы обезопасить ночных ходоков от возможных травм.
Близнецы оставили мне свою метку на всю жизнь: шрам на лбу рядом с большой родинкой. Нас заставили грузить песок на карьере на большой трактор с ковшом. Песка нужно было много в лагерь. Было ещё сыровато, присыпали дорожки, наносили маркировку. Песок был мелкий, кварцевый, чистый. Над склоном песка, который мы и бросали в кузов, нависал метровый козырёк из глинистого грунта. Мы, работая под ним, косились на него. Кто-то брякнул:
- Вот бы привалило кого, после обеда уже бы не работали..
Но никого не привалило, и после обеда мы снова бросали песок под козырьком грунта.
Было темно и трудно дышать. Я задёргался, пытаясь освободиться от тяжести, но стал задыхаться. Дышать было возможно, а шевелиться — нет. Меня засыпало. Но рядом же были парни. Они меня откопают. Надо экономить воздух. Я затаился. Трудно сказать сколько прошло времени, но вскоре мне стал слышен шорох грунта, потом тяжёлое дыхание парней у правого уха. Наконец, сквозь прикрытые веки стал пробиваться свет. Мою голову откопали, обрадовались, что я жив, стали освобождать туловище. Со лба по лицу стекала кровь.
Козырёк, всё-таки, обвалился. Накаркали. Я стоял у самой машины ниже всех. Меня лавина грунта сбила с ног и ударила о большое колесо. Мне повезло, что это колесо оказалось передо мной. Я упал на колени, ударился головой о протектор и меня в таком положении, грудью на шине, засыпало с головой. Если бы я упал мимо колеса плашмя на землю, то добраться до меня было бы трудней.
Полкового доктора в лагере не было, он был на рыбалке. Меня отвезли в посёлок на «скорую». Дежурный врач наложила мне три скобки на рану лба и перевязала.
Полковой доктор меня на врачебную комиссию не отправил. Наоборот, всячески прятал меня от училищной комиссии по санитарному состоянию лагеря. Которая, так некстати, нагрянула в лагерь через два дня после ЧП со мной. Три дня я просидел в каком-то сарае без перевязки. Повязка была туговата, лицо у меня отекло, а я не осмелился снять бинты. Мой друг приносил мне еду.
Комиссии очень понравились промаркированные белым песком дорожки и курилки.
А у меня осталось стойкое отвращение к тугим шапкам.
Здесь в Близнецах уже начались массовые самостоятельные полёты на МиГ-17. И по мере их нарастания, всё чаще стали проявляться в воздухе отказы авиационной техники. Были случаи пожара в полёте и отказы двигателя. Один из отказов двигателя закончился катапультированием курсанта на кругу. С другими отказами успешно справлялись.
Я был очевидцем захода на посадку курсанта, у которого остановился двигатель уже после четвёртого разворота. Прыгать было поздно, надо было садиться перед собой. Все смотрели в сторону глиссады. Там самолёт скрылся за лесополосой, которая проходила поперёк посадочного курса. Вот показался за деревьями гриб пыли и дыма. Все затихли. Не успели дать команду на выезд аварийной службы, как над верхушками деревьев, покачиваясь на больших углах атаки, появился самолёт. Народ ахнул. Двигатель изрядно коптил, но посадка прошла благополучно в пределах полосы. Инструкторы и курсанты радостно загомонили, обсуждая это чудо.
Оказалось, что курсант, выбирая место приземления перед собой, включил аварийный запуск двигателя. И над самой землёй, свечи зажигания воспламенили топливо. Произошло нечто подобное взрыву, который образовал гриб пыли и дыма и придал импульс скорости аппарату. Двигатель вышел на обороты и позволил курсанту приземлиться.
После одной, особенно урожайной на особые случаи недели, в Близнецы прилетел на МиГ-17 начальник училища. Он рассказал нам, что так и должно быть. Это же «старый примус, он должен гореть и периодически гаснуть». Ничего страшного. Надо знать Действия в особых случаях и чётко им следовать. Всё будет хорошо!
Признаться, мне показалось, что эта душеспасительная беседа генерала была излишней. Никаких панических настроений не было и в помине. Наоборот, курсанты были отмобилизованы, как никогда. Возможно, эти настроения и хотел возбудить высокий начальник. Или подзарядиться такими настроениями самому. Улетал он в хорошем настроении. Миссия удалась.
Мы продолжили осваивать «примус» с крыльями. И с тремя пушками.
Написал слово «примус» и вдруг подумал: а много ли людей здесь представляют это устройство? И уж совсем таких мало, которые эксплуатировали примус. Или керогаз? Шум примуса больше похож на звук реактивного двигателя. В сущности, принцип работы у них один, только давление воздуха у двигателя создаётся компрессором, а у примуса — встроенным насосом. Впрочем, Миг-17 и примус — устройства одного времени. Хотя, и самолёт ещё летает у частных зарубежных коллекционеров авиатехники. И примусы ещё нищета использует в зарубежных странах третьего мира.
