Наш любительский парашютизм был под строгим присмотром начальника парашютного отдела ЛИИ Ф.М. Морозова, человека чрезвычайно строгого и пунктуального. Думаю, что благодаря ему за многие годы в ЛИИ не было ни аварий, ни гибели, ни катастроф из-за неполадок с парашютами.
Непосредственно следил за нами, любителями-парашютистами, Вася (Степанович) Кочетков. Очень спокойный, рассудительный, с чутким чувством юмора. Кочетков участвовал в испытании катапультных кресел, для первых, весьма несовершенных реактивных самолётов и получил за это Сталинскую премию (при Н. С. Хрущёве переименованную в «Государственную»).
На его «рабоче-крестьянском» лице, при каждой улыбке, вдруг вспыхивали золотом верхние и нижние передние зубы. Они были вместо выбитых при испытании катапультного кресла в полёте. За счёт предприятия, создававшего это кресло, ему были вставлены золотые.
Под наблюдением Васи Кочеткова нередко мы сами укладывали свои парашюты. А ведь это очень и очень ответственное дело. Для этого в «парашютной комнате» в КДП-1 стоял длинный стол.
Прыгали с парашютами С-3 (спасательными). Других в парашютном отделе ЛИИ не было. Парашют С-3 белый квадратный. В полёте у лётчиков он расположен в катапультном кресле: они сидят на нём. А вот когда ходишь, и привязная система парашюта на тебе застёгнута, то парашют болтается позади бёдер и бьёт по коленкам сзади. Ходить так очень неудобно.
Я уже писал раньше о том, что в полётах «на невесомость» в летающей лаборатории Ту 104 мы должны были брать с собой парашюты. Однако во время полёта мы не одевали на себе привязные системы парашютов. Привязывали их к полу, чтобы они не летали, как попало в невесомости по всему салону самолёта. Мы знали, что выпрыгнуть при аварии из нашего самолёта почти невозможно (я писал об этом выше). Все мы были твёрдо уверены в надежности нашего Ту 104.