Найти тему
Егор Чкалов

Брал ли Ленин немецкие деньги за революцию в России?

Прибытие Ленина из Цюриха в Петроград 3(16) апреля 1917 года спустя 32 дня после отречения Николая II от власти приобрело скандальную известность из-за того, что маршрут следования частично проходил по территории Германии, воевавшей в то время с Россией. Соответственно, этот факт, пиаровски акцентированный фактом пломбирования 3 дверей (из 4-х) вагона, в котором Ленин находился вместе с другими революционерами-эмигрантами, для обозначения его экстерриториальности на территории Германии, быстро стал основой для позиционирования правительством Керенского Ленина как агента немецкого влияния.

Кто и какую игру затеял стремительным возвращением Ленина в Россию через Германию? Интрига ситуации была многослойной и имеющей богатую предысторию.

Сама идея этой поездки принадлежала личности, весьма одиозной и сверхэнергичной в плане коммерческо-политических махинаций – Александру Парвусу (Израилю Гельфанду), прозванному в эмигрантских кругах «демоном революции», «купцом революции», «кукловодом революции». Идея была доведена до Ленина отнюдь не напрямую, а кружным путем: у самого Парвуса с Лениным были довольно напряженные личные отношения из-за того, что в 1908 году Парвус «кинул» большевиков на очень крупную сумму. В сущности, Парвус замаскировано предложил Ленину сыграть ту ключевую роль на этапе запуска предстоящих революционных событий в постцарской России, какую сам Парвус сыграл в развертывании за японские деньги революции 1905 года. И на этой комбинации Парвус явно сам рассчитывал крупно подзаработать за счет германского госбюджета.

Александр Парвус (он же - Израиль Гельфанд)
Александр Парвус (он же - Израиль Гельфанд)

С идеей разложения России как военного противника Германии и распадения ее мелкие части в результате деятельности революционеров Парвус носился с 1915 года, обхаживая немецкого посла в Турции. Тот доносил своему начальству в Берлин: «Парвус видит свою задачу в объединении сил и организации широкого революционного подъёма. Для этого необходимо прежде всего созвать съезд руководителей движения — возможно, в Женеве. Он готов предпринять первые шаги в этом направлении, но ему понадобятся немалые деньги. … Он подчеркивает, что Россия будет опасна для Германии даже после войны, если русская империя не будет разделена на ряд отдельных частей».

В марте 1915 года Парвус направил немецкому правительству подробный 20-страничный план организации революции в России (т.н. «Меморандум д-ра Гельфанда»), в котором отводил ключевую роль отводил большевикам, поскольку значительная часть меньшевиков занимала патриотическую позицию и считала недопустимыми антиправительственные выступления во время войны. План был первоначально воспринят германской стороной с большой настроженностью, поскольку Парвус запрашивал на его осуществление весьма нехилый бюджет (министр финансов Германии Карл Гельферих прокомментировал так: «По-моему, он слишком нафантазировал в своих планах, особенно в так называемом финансовом плане, в котором мы вряд ли сможем участвовать»).

Имитация предложенной политической комбинации больше интересовала Германию как способ давления на Николая II c целью заключения сепаратного мира, но эта линия тайных переговоров через посредников на царя должного впечатления не произвела.

Вернувшись из Константинополя в 1915 году в Цюрих, Парвус пытался провести переговоры с Лениным и Троцким, но получил от обоих ответ, что он предатель, с которым настоящий революционер не может иметь никаких общих дел. Логика действий, которую Парвус предлагал Ленину состояла в формуле: «Во время войны революция в Германии произойти не может, но революция возможна в России как результат поражения в войне с Германией. А после победы революции в России уже можно будет направить европейский пролетариат из окопов в революцию». Но в тот момент Ленин на явно прогерманскую провокацию Парвуса не повелся.

Поскольку назначенная Парвусом на январь 1916 года революция в России так и не началась, то он, будучи дискредитированным в глазах своих немецких спонсоров, занялся контрабандой через созданную им в Копенгагене «Американо-Скандинавско-Русское акционерное общество». Компания поставляла остродефицитные в воюющей России товары из нейтральной Дании и часть выручки направляла на финансовую поддержку российских эмигрантов-революционеров. Управляющим акционерным обществом был близкий к Ленину Якуб Ганецкий, ставший впоследствии одной из ключевых фигур в советской системе внешней торговли и расстрелянный в 1938 году как «шпион Германии и Польши». Сотрудничество Ганецкого с Парвусом вызывало у Ленина большие подозрения, но он вынужден был одобрить его из-за финансовой полезности для эмигрировавших большевиков.

Сразу же после известий о падении российской монархии, Парвус через германского посла в Копенгагене (и будущего посла в СССР) графа Брокдорф-Ранцау предложил Вильгельму II осуществить «гениальный маневр по приведению России в состояние хаоса путём поддержки наиболее радикальных элементов». По итогам переговоров с Парвусом Брокдорф-Ранцау написал своему начальству в Берлине: «Я считаю, что, с нашей точки зрения, предпочтительнее поддержать экстремистов, так как именно это быстрее всего приведёт к определённым результатам. Со всей вероятностью, месяца через три можно рассчитывать на то, что дезинтеграция достигнет стадии, когда мы сможем сломить Россию военной силой».

Таким образом, была подготовлена почва для предложения германским послом в Берне Гисбертом фон Ромбергом русским эмигрантам срочно проехать в Россию через территорию Германии. Но какому именно составу эмигрантов будет предоставлена такая сомнительная честь, на тот момент еще не было известно. Сам Парвус (скорее всего, чтобы сэкономить на транспортных расходах) был заинтересован в первоочередной переправке всего двух революционеров: Ленина и Зиновьева. Исходящее от агента Парвуса предложение покрыть все расходы на поездку вдвоем тут же получило от Ленина мгновенный отпор.

Началась переговорная игра на расширение формата потенциальной мишени. В этой мутной ситуации Ленин репутационно подставляться таким узким кругом посчитал слишком большим политическим риском и заявил, что «официальный проезд только нескольких лиц — неприемлем». Помимо немецкого плана, связанного с вагоном до Копенгагена, Ленин обозначил немцам совсем уж нереалистичную и крайне растянутую во времени альтернативу: договориться с новым русским правительством об обмене всех эмигрантов на интернированных немцев, причем с проездом через Англию.

Ленин настаивал на полной конфиденциальности переговоров, но, разумеется, Парвус не был бы Парвусом, если бы тут же не устроил утечку информации в эмигрантские круги Берна. Так что уже на следующий день на Ленина началось коллективное партийное давление в пользу возвращения через Германию. Так или иначе, но политические риски транзита теперь были размыты на десятки желающих ехать в Петроград как можно скорее. Причем эти желающие принадлежали в нескольким партиям. Как говорится, если черви расползлись из банки, то единственный способ их поймать - это накрыть банкой большего размера. Что и было сделано.

31 марта Ленин от имени партии телеграфировал согласие на проезд через Германию и тут же запросил у Ганецкого (а на самом деле, у Парвуса) 3-4 тысячи крон для поездки 10-12 человек. А послу Германии фон Ромбергу будущий вождь Страны Советов стал диктовать условия проезда. Они были не только быстро приняты германской стороной, но дополнены готовностью Генерального штаба пропустить «пломбированный вагон» непосредственно через немецко-русский фронт, если Швеция откажется принять российских революционеров на свою территорию.

Интересно отметить, что, заботясь о своей будущей репутации, Ленин включил в текст условий проезда следующую формулировку: «Разрешение на проезд даётся на основе обмена на германских или австрийских военнопленных или интернированных в России. Посредник <Фридрих Платтен, секретарь Швейцарской Социалистической партии, впоследствии спасший жизнь Ленину во время покушения в январе 1918 года> и пассажиры принимают на себя обязательство персонально и в частном порядке добиваться у рабочего класса выполнения обмена на германских или австрийских военнопленных». Типа, вот, мол, какие мы крутые и равноправные с немецким правительством.

На перроне, с которого отправлялись 32 эмигранта, произошла словесная стычка отъезжающих с примерно сотней патриотически настроенных эмигрантов, выкрикивавших обвинения отъезжавшим в национальном предательстве и предсказания, что все они будут повешены в России как еврейские провокаторы. В качестве ответного аргумента отъезжающие запели хором «Интернационал». Ну тут с аргументами все как обычно и до сих пор.

На пограничной германской станции «Готтмадинген» они пересели в тот самый опломбированный вагон. По предложению Ленина в коридоре была проведена по полу мелом черта, означавшая границу экстерриториальности, отделявшая немцев от большевиков. Одновременно была осуществлена и ленинская идея по выдаче входных билетов на посещение туалета, чтобы избежать его его блокирование на длительное время любителями покурить. Вот, оказывается от куда растут ноги у будущего лозунга: «Социализм – это учет и контроль»!

Проехав Германию, эмигранты пересели на пароход «Королева Виктория» и переплыли в Швецию, где их встретил Ганецкий. От прямых переговоров с Парвусом по поводу дальнейшего финансирования большевиков Ленин отказался, потребовав засвидетельствовать этот факт трех свидетелей, включая абсолютно циничного и беспринципного Карла Радека (Кароля Собельсона), который вел переговоры с Парвусом от имени Ленина целый день. О чем именно они там договаривались (в контексте американских связей Парвуса), вряд ли мы об этом когда-нибудь узнаем с достоверно доказательной точностью.

Брал ли Ленин деньги от немецкого Генштаба для развала России? Судя по его предельно наглому и независимому поведению с немцами во время подготовки «Пломбированного вагона» (а еще потому, что следователи Керенского доказательств получения немецкого финансирования большевиков так и не нашли), немецких денег сам или через посредников Ленин не брал. Потому что источник финансирования победы грядущей социалистической революции в России имел совсем другую национальную принадлежность, абсолютно легитимную и для большевиков того периода, и для подавляющего большинства ехавших в "ленинском" вагоне. Но эта отдельная история, про которую будет отдельная моя статья.