Там, куда почти никогда не ступала нога человека, среди вековых елей, подпирающих макушками голубое небо, аккурат в центре небольшой полянки, окружённой непролазным колючим кустарником, расположилась старенькая, но довольно крепкая на вид избушка.
Вокруг избушки невысокий частокол, под которым то тут, то там торчат большие алые мухоморы и малюсенькие белые поганочки. Крыша, некогда покрытая дранкой, сплошь поросла мягким зелёным мхом, деревянные ставни на небольших окнах плотно закрыты, а тяжёлая дубовая дверь подпёрта, как имеют обыкновение делать простые деревенские жители, когда уходят куда-то по делам, обыкновенной палкой.
Случайному путнику, забредшему в эти глухие места, как и заблудившейся мне, избушка наверняка покажется заброшенной и мрачной, но первое впечатление, как говорится, обманчиво, а единственная ее жительница совсем так не считает.
Ярина Кузьминична живёт в лесной чаще тридцать лет, и говорит, что ещё ни разу об этом не пожалела.
- Зла много в людях, - вздыхает она, бережно разглаживая на коленях старенький фартук, - Мне лет двадцать было, когда меня ведьмой-то прозвали. Всего и дел - соседку с того света вытащила. Заболела она сильно, чахла прямо на глазах. А мне бабушка с детства говорила, что природа детей своих не бросает, и вылечить от любой хвори может. Травы мне полезные показывала, отвары готовить учила. Вот и отпоила я Марию Тимофевну, в то время как все к её смерти готовились.
Мы с Яриной Кузьминичной сидели в её светлой маленькой кухне, ласковый ветерок трепал белые с оранжевыми подсолнухами занавески, лучики солнца, пробиваясь сквозь толстые еловые лапы, проказливо мельтешили на стенах и массивном столе, накрытом цветастой клеёнкой, и попивали самый вкусный и ароматный на свете чай, заваренный по "секретному" рецепту.
- Невзлюбили меня. Шушукаться за спиной стали. А я девка гордая была, взяла да ушла в лес жить.
- Ну, допустим, в лес - это понятно. А дом? Дом-то откуда? - вопрошаю я, совершенно неучтиво пытаясь выловить ложкой самую крупную ягодку из маленькой хрустальной вазочки, наполненной черничным вареньем.
- Лесник тут когда-то жил, - улыбается женщина и пододвигает вазочку ко мне поближе, - Семья у него была, детки малые. В город уехал. Дом, почитай, ничейный остался. Я и заняла.
По-детски утерев вымазанный вареньем нос рукавом своей клетчатой фланелевой рубашки, я смотрю на Ярину Кузьминичну и ничего не понимаю: красивая, статная, с небольшими морщинками-лучиками в уголках небесно-голубых глаз, с легкой сединой в косе толщиною с мою руку, чистая, светлая, добродушная, она сидит напротив меня в этом всеми забытом месте и, кажется, абсолютно счастлива.
- Неужели вы никогда не хотели вернуться домой или уехать в город, как ваш лесник? С людьми общаться? Семью создать, детей родить?
- Ай, что ты, в самом деле? Как кликуши наши деревенские, - засмеялась она, - Я же не затворница какая. Тут до ближайшего села-то рукой подать, километров семь, не боле. В магазин хожу туда - за мукой, за маслом, спичками. Дочка моя давно в городе, на врача учится, а люди мне что? "Баба Яга пришла, баба Яга пришла!". Всё детвору мною пугают, бессовестные.
- Дочь? - страшно удивляюсь я, а потому не успеваю закрыть рот вовремя, - Откуда?
- Сама-то как думаешь? - уж вовсю хохочет хозяйка, - Чай не маленька уже. Ладно, слушай. Повадился тут на постой ко мне охотник - молодой, красивый... Ну, сладилось у нас вроде как, понесла я. А он уехал. Да ты не качай головенкой-то, не качай. Звал. Звал он меня с собой, да уж больно я к тишине да покою привыкла. Отказала.
Потом дочку родила, Василинкой назвала. Время пришло - ейный отец с интернатом помог, так она неделю училась, а на выходной ко мне али к нему ехала. Вот теперь в большом городе живет, а душой-то, как я, сюда, в лес тянется.
- Что же вы тут делаете целыми днями одна?
- Неужто дел мало? Дом прибрать, где что подлатать, где поменять надо. Дрова на зиму готовлю, в огородике своем порядки навожу, по грибы, по ягоды хожу, а когда и зайца споймаю - вот где знатный обед!
- А зимой?
- А зимой я, мила моя, книжки читаю. Вот тако печку натоплю, чаю налью и сижу - интересно ведь. Сколько разных книг-то написано, и жизни не хватит, чтоб все перечитать, да я и не тороплюсь. Возьму в библиотеке парочку или дочка с города привезет, на месяц хватит, а там и еще схожу. Лыжи у меня широкие, легкие - быстрей, чем летом, получается.
Время летело так быстро, что я и не заметила, как солнышко стало клониться к закату.
- Ой! Спасибо вам, Ярина Кузьминична, за чай, за беседу. Бежать мне надо, пока муж МЧС не подключил. Где, говорите, выйти можно?
- Да вон по той тропке ступай, безголовая, - засмеялась та, - Часа через полтора в Антоновское выйдешь, а уж оттуда своим позвонишь. И как тебя одну в такую даль отпускают?
- Что я, маленькая что ли? - фыркнула я, помахала рукой и отправилась в путь.
"Вот тебе и баба Яга!", - думала я, бодро шагая по едва заметной среди деревьев тропке. И, конечно же, то было лишь разыгравшееся без меры воображение, но над моей головой вдруг очень отчетливо звонкими колокольчиками разлился Яринин смех, а по земле скользнула большая черная тень, будто пролетело что-то... Может, ступа?