Часы с приданным
Где я только не жил: в поселках и на выселках, в столицах и городах только рождающихся: Кимперсай, Алмалык, Красноярск, Москва, Фульда, Акслах, Деггендорф, Мюнхен, а еще Ташкент.
Александр Фитц
Город юности запомнился тенью каштанов, запахом шашлыков, шелестом фонтанных струй, сердитым треньканием трамваев, а ещё незыблемой убеждённость, что «завтра будет лучше, чем вчера».
Вообще каждый город, даже едва угадываемый на крупномасштабной карте, имеет только ему присущий, знаковый символ. А то и не один. Были они и у Ташкента – куранты, «чучело» на сквере, старогородской базар, Алайский рынок, парк Тельмана, а ещё поэт Файнберг.
Куранты по проекту архитектора А. Мухамедшина соорудили в центре Ташкента в 1947 году как монумент в честь победы в Великой войне. Архитектурно их стела, которую венчают часы с боем, была выполнена в традициях сталинского ампира. Но не это главное. Куранты имели тайну, о которой мало кто знал, а знающие предпочитали помалкивать. Но всё по порядку.
В 1945-м в Ташкент с фронта возвратился сержант Ишия Айзенштейн. Возвратился по трём причинам. Во-первых, он отсюда призывался. Во-вторых, задумал осчастливить город весьма выгодным для себя подарком, а в-третьих, чтобы стать отчимом моего приятеля Олега Каца. Но в ту весну, ни Ишия Абрамович, ни тем более Олег Иосифович, с которого я начну повествование, об этом не догадывались. Прежде всего, потому, что последний тогда ещё не родился.
Сказать, что Кац был лучшим моим другом нельзя, но, то, что надежным – факт. А еще веселым, щедрым, работящим, искренне любящим жену, обоих своих детей, что, впрочем, не мешало ему регулярно баловать вниманием и других представительниц лучшей половины человечества.
На жизнь, весьма по советским меркам достойную, он, кроме журналистики зарабатывал писанием «левых» диссертаций о всевозможных агропромышленных премудростях вроде повышение урожайности хлопчатника, методах борьбы с насекомыми-вредителями, совершенствование методов и приемов искусственного осеменения для интенсификации воспроизводства овец и т. п.
В среде богатых, но не обремененных знаниями и стремлением их приобретать аборигенов подобные диссертации ценились высоко, и наверняка Кац так и продолжал бы ваять эти свои трактаты, но тут, словно блоха из пыли, возник Миша-меченый с перестройкой, ускорением, минеральной водой вместо шампанского, вина и водки и все люди вменяемые, в том числе и Кац, поняли: нужно паковать чемоданы.
Помню, перед самым отлетом на историческую родину из аэропорта Шереметьево он специально приехал ко мне на другой конец Москвы, куда я перебрался в 1987-м, чтобы проститься.
– Ты знаешь, – сказал Олег, – у меня такое чувство, что больше мы не увидимся.
– Увидимся, – успокоил я его.
– Думаешь? – посветлел взглядом Кац. – Хорошо бы. Если это случится, то я диссертацию тебе подарю. По осеменению крупнорогатого скота. У меня одна осталась. Ну а защитить ее пару пустяков. Эх, жаль с собой взять не догадался, а теперь она в багаже.
– Спасибо, – искренне поблагодарил я друга. – Я тоже что-нибудь тебе подарю.
– Только не говори, что. Обожаю сюрпризы, – посерьезнел Олег.
– А я и сам не знаю, – успокоил я его.
… Спустя годы, уже в Мюнхене, от нашего общего друга Геннадия Плетинского я узнал, что Кац получил какое-то наследство, а еще у него обнаружился дядя-адмирал, который был в числе создателей военно-морского флота Израиля.
На первых порах Олег поселился в девяти километрах к северу от Нетании в поселке миллионеров Михморет, но, заскучав среди этой публики, ни слова тогда не говорившей по-русски, предпочитающей беседы с психоаналитиками дружескому застолью, а жены, которых отказывались верить в любовь с первого взгляда, перебрался в столицу Самарии город Ариэль. Там он создал небольшую охранную фирму, и с пистолетом на боку стал ездить по еврейским поселениям и заключать договоры на охрану, попутно крутя никого и ни к чему не обязывающие шашни с наивными поселянками. И я, искренне порадовавшись за друга, сделав вывод: везёт не только дуракам, но и хорошим людям тоже. Главное – не изменять своим привычкам. По случаю я приобрел совершенно обалденную летнюю адмиральскую фуражку, севастопольского пошива, т. е. лучшую, что шили в СССР, чтобы подарить её Кацу. И уже собрался отправить ее в Израиль, как узнал, что Олег перебрался в Австралию, где у него тоже обнаружились какие-то родственники. Вручение подарка, и соответственно получение обещанной диссертации передвинулось ещё на несколько тысяч километров. Но меня это не опечалило, да и не в том суть, где мы с Олегом встретимся, а в его отчиме Ишие Абрамовиче, которого вообще-то все звали дядя Саша. Я ж о нем вообще-то собрался рассказать.
Итак, с фронта, как известно, все везли трофеи. Помните у Высоцкого:
У тети Зины кофточка
С драконами да змеями,
То у Попова Вовчика
Отец пришел с трофеями.
Трофейная Япония,
Трофейная Германия…
Пришла страна Лимония,
Сплошная Чемодания!
Тащили все: маршалы волокли эшелонами, генералы – вагонами, офицеры – чемоданами, рядовые – солдатскими «сидорами»… Привез трофей и сержант Айзенштейн, бывший по гражданской профессии часовым мастером, а в армии служивший в интендантских частях, где занимался наладкой стереотруб, артиллерийских прицелов, а ещё ремонтом наручных и карманных часов большим и малым армейским начальникам. Так вот, трофей в родной Ташкент привёз он не солдатский, а генеральский.
Написал это и подумал: некрасиво получается, будто американцы с англичанами ничего не тащили. Ещё как, по их же собственным воспоминаниям тащили, и на фоне грабежа, который они устроили, действия советских солдат, выглядели не более чем шалостями. Помните Янтарную комнату, которую до сих ищут, то в горах Тюрингии вблизи Хайдельберга, то на соляных копях «Виттекинд» в Нижней Саксонии, то на дне горного озера в Австрии? А ведь она, как считают люди информированные, давно в США, так как союзнички вывезли её ещё в 1946-м. Но место, где она теперь находится, основательно засекречено. Речь ведь идёт о национальном достоянии России, оцениваемым в десятки, если не сотни миллионов долларов.
Известный советский писатель, сценарист, создатель журнала «Детектив и политика» и газеты «Совершенно секретно» Юлиан Семенов, занимавшийся поиском Янтарной комнаты, вроде бы выяснил адрес этого «секретного места» за что и был ликвидирован. По крайней мере, его близкие друзья и коллеги убеждены: обширный инсульт, который с ним случился в 1990-м, был никакой не инсульт, а отравление. Правда, при этом часть из них склоняется к версии, что устранили Семенова всё же не из-за Янтарной комнаты, а потому, что слишком приблизился к «золоту партии» … Впрочем, мы крепко отклонились от магистральной темы. Пора возвращаться к сержанту Айзенштейну и его трофею.
Итак, наш сержант, заручившись разрешением командира полка майора Смирнова, с помощью друзей-приятелей и подъемного крана снял с башни ратхауза, т. е. дома советов восточно-прусского города Алленштайна, огромные часы, погрузил их на железнодорожную платформу, которую прицепили к составу, отправляющемуся в СССР. Попутно сержант Айзенштейн выправил у коменданта этого города – полковника Соколова необходимые документы, чтобы часы, куда-нибудь в другое место не увезли.
В том же апреле 1945-го Александр Абрамович выяснил: здание ратхауза возвели в 1620 году, тогда же установили часы, а значит им никак не менее 300 лет с гаком. Короче – раритет, а никакой-нибудь майсенский сервиз, комплект серебряной посуды, велосипед, или пара швейных машинок «Зингер», которыми затоваривались его коллеги. И эти часы, если действовать с головой, ох, как хорошо можно пристроить.
По пути, как он вспоминал, особых приключений с ни с ним, ни с часами не случилось и летом 1946-го они прибыли в столицу Узбекистана, где демобилизовавшийся из армии сержант Айзенштейн приступил к осуществлению разработанного им плана, а именно – реализации часов местным властям. Свое предложение он мотивировал тем, что у такого во всех отношениях прекрасного города нет своих собственных часов. И это непорядок, ибо, во-первых, они Ташкент украсят, а во-вторых, каждый трудящийся, который пока не обзавелся хронометром, навсегда избавится от необходимости отвлекать прохожих вопросом типа: «Скажите, пожалуйста, который час?»
Власти бывшего сержанта выслушали, похвалили, но приобретать часы отказались, сославшись на отсутствие свободных денег в городской казне и то, что это — трофей. И они были правы. В ситуации, когда «всё вокруг колхозное, всё вокруг моё» покупать то, что, итак, наше более чем глупо. Айзенштейн, конечно, расстроился, вспомнив, сколько всякого пришлось ему вытерпеть, пока часы добрались до Ташкента. И не то с горя, не то в отчаянии, а по одной из версий из чувства лютого патриотизма решил взять и подарить их городу. Правда, с условием, что рядом с местом, где их установят, будет находиться его часовая мастерская, а еще он получит право заводить часы раз в неделю, ну и конечно ремонтировать, если это потребуется.
– Хорошо, мы подумаем, – ответили Александру Абрамовичу, в городском комитете партии. А потом спросили: – Ну а вы сами-то определились, куда эти ваши часы приспособить? Где установить?
– Конечно, определился! – воскликнул Айзенштейн. – На самую верхушку башни, где, они и находились.
– Какой башни? – не поняли главные ташкентские коммунисты.
– Той, которую построим, – испугавшись, что задуманный им гешефт накроется не медным, а скорее цинковым тазиком, – воскликнул Александр Абрамович. – Да, да – в центре нашего прекрасного города! И башня эта будет не прусско-милитаристская, а исключительно родная, т. е. узбекская, олицетворяющая великую Победу!
Ух, – дрожащим тембром вымолвили ташкентские коммунисты. – Значит, башню говорите, а на нее часы.
– Конечно! И хорошо бы напротив памятника товарищу Сталину, чтобы он их тоже видел.
– Ох, – сказали хором коммунисты, и добавили: – Ступайте, пожалуйста, домой товарищ Айзенштейн. Мы с вами свяжемся.
И Айзенштейн ушел, а главные коммунисты стали думать, как поступить в этой ситуации. Отказать сержанту боязно. Он же не успокоится. Начнет писать, жаловаться. Согласиться с ним? А как на это наверху прореагируют? Легко сказать: «башню построить». И где?! Рядом с трассой, по которой первый секретарь ЦК товарищ Юсупов чуть не каждый день ездит! А если террорист на эту башню влезет да притаится? Или сумасшедший, какой? Что тогда? О-хо-хо, ну и задачку задал этот Айзенштейн, лучше бы вагон наручных часов привез или швейных иголок, чем эти фашистские куранты. Нужно идти в ЦК, к самому товарищу Усману Юсупову, а уж он решит. С Москвой в случае чего посоветуется.
Но, как вскоре выяснилось, зря волновались. В ЦК инициативу одобрили. Ташкентский горком совместно с горисполкомом моментально приняли соответствующее постановление, на основании которого была создана бригада по проектированию и возведению курантов в национальном, т. е. восточном, стиле, в которую включили и Александра Абрамовича.
В проведенном творческом конкурсе предпочтение отдали проекту, предложенному архитектором А. Мухамедшиным и инженером В. Левченко. Художественное оформление башни курантов доверили бригаде, возглавляемой известным резчиком по ганчу Ширину Мурадову. Кстати, чуть позже именно он участвовали и в оформлении здания Академического Большого Театра им. Алишера Навои, которое по проекту архитектора Алексея Щусева в основном возводили японские военнопленные из Квантунской армии, специально переправленные в Ташкент с Дальнего Востока, но это, как принято говорить, другая история.
Так в 1947 году, аккурат к 9 мая, в самом центре Ташкента у Сквера появились 30-метровые куранты с часами на макушке, бой которых, особенно в ночное время, слышен далеко окрест. Александра Абрамовича избрали почетным гражданином узбекской столицы и назначили официальным смотрителем курантов. Проще говоря, Ташкент получил часы с приданным.
Смазывал, чистил от грязи, что-то подтягивал и заводил часы дядя Саша не безвозмездно, а за сто рублей в месяц. А в то время, имеется в виду брежневский застой, когда я с ним познакомился, это были деньги. Плюс мастерская в районе Дархана, т. е. совсем рядом, в которой никакие проверяющие и контролеры по понятным причинам его не беспокоили. Плюс авторитет, гарантирующий не только место в президиумах всевозможных собраний, пленумов и конференций, но и специальный продуктовый паек, медицинское обслуживание во втором стационаре и всякое прочее.
– Представляете, чем бы все закончилось, если бы у меня тогда часы купили? – спрашивал он иногда у своих друзей и многочисленных родственников, сидя за щедрым узбекским достарханом.
– Чем? – с той же интонацией отвечали те вопросом на вопрос, хотя давно и многократно слышали ответ.
– А ничем, – хохотал Айзенштейн, поднимал рюмку и произносил свой традиционный тост, мол, выпьем друзья, за то, чтобы у нас все было и нам за это ничего не было!
Но однажды над Александром Абрамовичем сгустились тучи, а в куранты едва не угодила молния. К счастью, в переносном смысле, то есть, не электрический искровой разряд, который случается в атмосфере, а в виде делегации, прибывшей из тогда ещё братской Польши. В ходе экскурсии по «жемчужине советского Востока» шановни панове вдруг узнали в курантах, к которым их торжественно доставили на «Чайках» и «Волгах», родные часы, снятые с ратуши города Ольштына, который до 1945 года вообще-то именовался Алленштейном и входил в состав Германии. Ну а узнав весьма недвусмысленно стали намекать, что без этих самых часов ольштинцам очень грустно и, если они о чем мечтают, так о единственно чтобы снова водрузить эти самые часы на их законное место.
Шараф Рашидович (Ш.Р. Рашидов в описываемый период — первый секретарь ЦК Компартии Узбекистана), которому обо всем моментально доложили, понимающе улыбнулся и распорядился уладить зарождающийся конфликт. В итоге польским товарищам пообещали не то дополнительный эшелон с хлопком, не то партию бухарских ковров, которыми они могли застлать не только все полы в ольштынской ратуше, но заодно утеплить ими потолки, успокоились и убыли на родину.
Естественно, и тогда и позже эта «братская сделка» хранилась в глубокой тайне, хотя по нынешним временам выглядит она не более чем детской шалостью.
Кстати, знаете ли вы, что, кроме Александра Абрамовича трофейные башенные часы в СССР из Германии привез еще один человек? И зовут его Георгий Константинович Жуков? Да, да именно тот самый, который маршал и который 24 июня 1945 года Парад Победы на Красной площади принимал. А теперь, как говорится, почувствуйте разницу и скажите, кому из них было проще провернуть эту комбинацию? Ташкентцы это знали и соответственно проникались к дяде Саши еще большим уважением.
Реквизированные часы Жуков распорядился доставить в Свердловск, как назывался тогда Екатеринбург, но он не был часовщиком и вообще не особо следил за сохранностью механизма курантов, поэтому в столицу Урала прибыла куча металлолома. Впрочем, понять маршала можно. Разве мыслимо уследить за всем добром, что вез он из Германии? Одной только мебелью из карельской берёзы, красного и орехового дерева с обивкой золотистым и малиновым плюшем, голубым и зеленым шелком его хозчасть забила семь (!) железнодорожных вагонов. А в других вагонах находилось 55 картин, свыше четырех тысяч метров различной ткани, 323 собольи, лисьи, обезьяньи, котиковые, каракулевые шкуры, 49 ковров и гобеленов, скульптуры, напольные часы из Потсдамского и других дворцов Германии. А еще антикварные столовые и чайные сервизы, несколько ящиков серебряной посуды, баяны, аккордеоны художественной выделки, рояли, радиоприемники, охотничьи ружья, фарфоровые вазы, бронзовые статуэтки, сундук набитый драгоценностями, огромное количество книг в кожаных переплётах с золотым тиснением исключительно на немецком языке, которым ни маршал, ни его домочадцы не владели. А еще бильярдные столы, ломберные столики… Всего не перечислить.
Но лучший друг советских физкультурников, полярников, шахтеров, пограничников, пионеров, колхозников, женщин, лётчиков и вообще всего прогрессивного человечества, включая прокуроров, тов. Сталин был в быту человеком скромным и неприхотливым. И от ближайших соратников он ожидал того же, но те его, как мы знаем, иногда огорчали. За это он их наказывал. Вот и в июне 1946 года соответствующие органы начали расследование по так называемому «трофейному делу», в числе фигурантов которого оказался также «маршал Победы».
В объяснительной на имя секретаря ЦК ВКП (б) А.А. Жданова Г.К. Жуков написал: «…Я признаю себя очень виноватым в том, что не сдал всё это ненужное мне барахло куда-либо на склад, надеясь на то, что оно никому не нужно. Я даю крепкую клятву большевика — не допускать подобных ошибок и глупостей. Я уверен, что я ещё нужен буду Родине, великому вождю т. Сталину и партии». Ему поверили, но с должности Главкома сухопутных войск — замминистра Вооруженных Сил СССР всё же сняли, направив командующим войсками Одесского округа. Но затем выяснилось, что он, как сказано постановлении Политбюро «О т. Жукове Г. К. Маршале Советского Союза», принятом 20 января 1948 г.: «тов. Жуков злоупотреблял своим служебным положением, встал на путь мародёрства, занявшись присвоением и вывозом из Германии для личных нужд большого количества различных ценностей. В этих целях тов. Жуков, давши волю безудержной тяге к стяжательству, использовал своих подчинённых, которые, угодничая перед ним, шли на явные преступления…».
4 февраля 1948 г. приказом министра обороны Николая Булганина Жуков был переведён на должность командующего Уральским военным округом и отправился в Свердловск вместе с … часами, которые по его приказу были сняты с одной из лютеранских кирх в Германии и которые комиссия у него почему-то не реквизировала. Но в отличие от Александра Абрамовича городу он их дарить не стал, а передал втихаря. Мол, делайте с ними что хотите.
Посовещавшись, свердловские товарищи решили надстроить здание Горсовета, установив в ознаменование Великой Победы на нем шпиль, а в нем часы, полученные от Жукова. Мастера Уральского электромеханического завода эти часы отремонтировали и вскоре, как и ташкентские, они тоже стали символом города. Правда, запустили их через 6,5 лет после ташкентских – 7 ноября 1953 года. А кроме того, никто из поляков или немцев возвратить их на прежнее место пока желания не изъявил.
Александр Фитц
Об авторе: Александр Фитц, один из самых популярных и авторитетных писателей и журналистов русского зарубежья. Автор десяти книг публицистики и прозы, вышедших в издательствах Ташкента, Москвы, Санкт-Петербурга и Берлина. Живет в Мюнхене.
Взято из сети без попытки присвоения… просто от желания поделиться замечательным ощущением встречи с земляком…