С молодым красноармейцем Борисом Бессарабовым Марина Цветаева познакомилась 14 января 1921 года (Цветаева датирует эту встречу 1-м января, по старому стилю). Она – из протеста – отказывается перейти на новый, «большевистский» календарь, но вот этот большевик – настоящий русский богатырь, очарованный ее стихами, – очень ее интересует! Встреча переросла в пылкую дружбу, Борис Бессарабов стал адресатом цветаевского стихотворения «Большевик», прототипом главного героя в поэме «Егорушка» – и серьезной опорой в тяжком быту: красноармеец делился с женой белогвардейца – и поэтом Белого движения – своим служебным пайком, обменивал для нее вещи на продукты и помог ее сестре Анастасии Цветаевой с сыном выехать из голодного Крыма в Москву, сделав для них пропуск…
Помещаем здесь письмо Марины Цветаевой к Борису Бессарабову – письмо в дорогу: будучи комиссаром инспекции железнодорожных войск, Бессарабов много ездил по стране. Письмо сохранилось лишь в виде чернового наброска; комментаторы к книге, по которой, с небольшим сокращением, оно приводится (Марина Цветаева – Борис Бессарабов. Хроника 1921 года в документах. Дневники Ольги Бессарабовой. 1916–1925 / Вступ. статья, подгот. текста, сост. Н.А. Громовой. Коммент. Н.А. Громовой, Г.П. Мельник, В.И. Холкина. – М.: Эллис Лак, 2010. С. 36–38; 667), считают, что Борис Бессарабов, скорее всего, этого письма не читал.
МАРИНА ЦВЕТАЕВА – БОРИСУ БЕССАРАБОВУ
«Москва, 15го русск<ого> февраля 1921 года, вторник
– День отъезда –
Борюшка! – Сыночек мой!
Вы вернетесь! – Вы вернетесь потому что я не хочу без Вас, потому что скоро март – Весна – Москва – п<отому> ч<то> я ни с кем другим не хочу ходить в Нескучный сад, – Вы, я и Аля – п<отому> ч<то> в Н<ескучном> с<аду> есть аллея, откуда, виден, как солнце, купол Храма Спасителя, п<отому> ч<то> мне нужен Егорушка – и никто другой!
Б<орис> – Русский богатырь! – Да будет над Вами мое извечное московское благословение. Вы первый богатырь в моем странноприимном дому.
– Люблю Вас. –
Тридцать встреч – почти что тридцать ночей! Никогда не забуду их: вечеров, ночей, утр, – сонной яви и бессонных снов – всё сон! – мы с Вами встретились не 1го русск<ого> янв<аря> 1921 г., а просто в 1ый день Руси, когда все были как Вы и как я!
Б<орис>, мы – порода, мы – неистребимы, есть еще такие: где-н<и>б<удь> в сибирской тайге второй Борис, где-н<и>-б<удь> у Каспия широкого – вторая М<арина>.
<…>
Мое солнышко!
Целую Вашу руку, такую же как мою. Мне не страшно ни заноз ни мозолей, – я просто не замечаю их! – Лишь бы рука держала перо, лишь бы рука держала такую руку, как Ваша!
_______
Чуть вечереет. – Скоро Вы. – Скоро отъезд.
Заработают колёса. Вы будете улыбаться. И я улыбнусь – в ответ. Я не буду плакать. Я привыкла к разлуке. – Всё мое – при мне! И вся я – при Вас!
_______
Дружочек, забудьте все наши нелепые выдумки, мои дурные сны, Ваш на них ответ.
Всё это – ересь. – Я не Вам верна, а себе, – это вернее. И верная себе, верна Вам, – ибо не Вы, не я, – Дух, Б<орис>! – Наш богатырский дых!
______
Никогда не забуду: темный бульвар, мой рассказ о Егории – скамейка – спящая Аля – раскинутые крылья шубы. (Где-то она?! Спаси ее Бог, равно как ее хозяина!)
Спасибо Вам, сыночек, за – когда-то – кусок мыла, за – когда-то – кусок хлеба, за – всегда! – любовь!
И за бумагу, Борюшка, и за тетрадочки, и за то, как их сшивали, и за то, как переписывали Ц<арь> Девицу, – и за то как будили и не будили меня!
Спасибо за скрипящие шаги у двери, за ежевечернее: Можно? – за мое радостное: Входите.
Я затоплена и растоплена Вашей лаской!
И за ночь с 17е на 18е февраля – спасибо, ибо тогда прозвучали слова, к<отор>ые – я до Вас – слышала на земле лишь однажды.
Вы – как молотом – выбили из моего железного сердца – искры!
______
До свидания, крещеный волчек! Мой широкий православный крест над Вами и мое чернокнижное колдовство.
Помните меня! Когда тронется поезд – я буду улыбаться – знáю себя! – и Вы будете улыбаться – знáю Вас! – И вот: улыбка в улыбку – в последний раз – губы в губы!
И, соединяя все слова в одно: – Борис, спасибо!
Марина.»
