22.12.2019
Генна Сосонко
«Мы полагаем, что спортивный поступок игравшего черными заслуживает не только уважения, но и восхищения».
Эту фразу можно было прочесть в обзоре одиннадцатого тура игравшегося ровно полвека назад главного турнира в Вейк-ан-Зее.
Речь шла о партии
ПЛАТОНОВ - КОРТЛЕВЕР (Вейк-ан-Зее 1970).
Игорь Платонов полностью переиграл соперника и в позиции на диаграмме легко выигрывал многими способами. Недолго думая, он избрал самый «решительный»: 55.Rd8?? Турнирный бюллетень сообщает, что чёрные ответили 55…Re8 и предложили ничью, на которую Платонов, с ужасом заметивший уже свой зевок, тут же согласился.
К одиннадцатому туру, когда игралась та партия, Платонов подошел с результатом -4. Так плохо в турнирах в Вейке не выступал ни один представитель Советского Союза. Понятно, что столь катастрофический результат киевлянин особенно улучшить уже не мог, но хоть как-то поправить дела было еще возможно. Тем более что помимо этой партии Платонову предстояли еще четыре (в турнире принимало участие 16 человек), в том числе и с голландскими мастерами. Прекрасно понимая оценку позиции до фатального зевка соперника, мастер Кортлевер решил не подсыпать еще больше соли на его раны. Ему самому было надеяться не на что и он в конце концов разделил последнее место.
Случай долго обсуждался в кулуарах турнира, и не все думали подобным образом. «Никакого уважения к этому поступку я не испытываю, – писал Тим Краббе . – Напротив, спорт не только жéсток, но и жестóк. Ведь сама его идея заключается в использовании ошибок соперника; именно на этом и построен спорт, а не на каком-то милосердии или великодушии».
* * *
Андерссон сам явился участником подобного инцидента, и автор был свидетелем тому. Закончив свою партию в женевском турнире 1977 года, я подошел к столику, за которым играли Ульф Андерссон и Роман Джинджихашвили.
АНДЕРССОН - ДЖИНДЖИХАШВИЛИ
Позиция черных, имеющих две лишние пешки, разумеется, выиграна, к тому же белые находились в сильнейшем цейтноте. Аккуратность, однако, необходима. Недолго думая, Джин сыграл 26…Bc4?? . Шведский гроссмейстер ответил 27.Rxd4 . Пока Роман пытался осознать весь ужас происшедшего, Ульф предложил ничью, которая, разумеется, тут же была принята.
«Я просто не мог выиграть эту партию...» – объяснил смущенный Андерссон после того как соперники подписали бланки.
* * *
В десятом туре чемпионата Европы (2003) игралась партия Малахов – Азмайпарашвили. Оба гроссмейстера боролись за лидерство, и спортивное значение встречи было велико.
МАЛАХОВ - АЗМАЙПАРАШВИЛИ
В позиции на диаграмме Зураб взялся за слона и намеревался было поставить его на е5, вместо того чтобы предварительно разменять ладьи. Владимир Малахов вспоминал: «Увидев, что ладьи еще находятся на доске, он сказал что-то вроде: “Ой, сначала же, конечно, размен...”, поставил своего слона обратно, взял мою ладью, и партия продолжалась. Не знаю, как в такой ситуации поступили бы другие – кто-то на месте Азмайпарашвили, может, сразу бы сдался, кто-то на моем месте потребовал бы сделать ход слоном, – я же не хотел нарушения логичного развития поединка и поэтому не возражал, чтобы Зураб переходил: ошибка была явно не шахматного свойства! Когда уже подписывали бланки, Азмайпарашвили предложил мне считать партию закончившейся вничью. Но... в тот момент я уже сдался, и признавать ее ничьей было поздно. После партии у меня остался неприятный осадок, но связано это было главным образом с моей игрой».
Этот случай тоже вызвал большой резонанс. Одни расценили поведение Малахова как пример fair play, другие утверждали, что его джентльменский поступок не имеет ничего общего с fair play и надо не хвалить Малахова, а осудить за нарушение правил игры, которые следует неукоснительно выполнять. Ведь от исхода собственной партии, – говорили они, – зависит не только личный результат, но и классификация остальных участников соревнования.
Ветераны вспомнили партию из чемпионата СССР 1960 года:
БАГИРОВ - КОРЧНОЙ
Белые только что побили ладью, но преимущество у черных. Примерный вариант: 27…Bxe1 28.Rxe1 Rxa8 29.Qf3 e2. Взявшись за слона, чтобы побить ладью на е1, Корчной заметил, что держит в руках слона …а6 и, повертев его, сдал партию.
* * *
Если уж зашла речь о Корчном, вспомним двухкруговой турнир в Гастингсе (1988-1989). В первой партии со Смысловым, играя черными, он выиграл пешку и добился большого преимущества.
«Потом мне показалось, что я его подвыпустил, и я предложил ничью, на которую Смыслов немедленно согласился.
СМЫСЛОВ - КОРЧНОЙ
Заключительная позиция все еще выиграна для черных, но, хотя партию мы не анализировали, картина была ясна: Смыслов очевидно считал положение белых безнадежным и расценил предложение ничьей актом милосердия! - вспоминал Корчной. - Во второй партии уже в дебюте я пропустил страшный удар, фактически проигрывающий партию.
КОРЧНОЙ - СМЫСЛОВ
Смыслов нанес этот удар 16...Nxd4 и, делая ход, одновременно предложил ничью. Совершенно очевидно – он как бы отдавал долг за первую партию. Со стороны это выглядело, конечно, ужасно. Пресса и некоторые гроссмейстеры, как например Ларсен, расценили эту партию как вопиющий акт неспортивного поведения…»
* * *
Как отнестись к поведению Кортлевера, Андерссона, Малахова, Смыслова? Ведь как ни посмотри, в их поступках есть что-то симпатичное: они подходят под понятия милосердия, сострадания, великодушия. Увы, не только великодушие, но и другие красивые чувства, столь привлекательные в каждодневной жизни, несовместимы с самим понятием спорта. Ни сопереживание беде другого человека, что понимается под состраданием, ни готовность проявить снисхождение из сострадания, человеколюбия, сердечного участия, что разумеется под милосердием.
Даже в старые времена, когда понятия джентльменства и благородства, в том числе и в шахматах, играли значительно бóльшую роль, чем сегодня, пункт 12-й в программе петербургского турнира 1909 года гласил: «Никто не вправе оказывать снисхождение своему противнику при нарушении последним правил игры».
А Эммануил Шифферс писал: «В серьезной партии, где замешан крупный или денежный интерес, любезности должны ограничиваться строгой справедливостью и взаимным уважением партнеров, без всякого ложного великодушия».
Надо ли говорить, что жесткость и бескомпромиссность, не говоря уже о соблюдении правил игры, могут и должны сосуществовать с корректностью и спортивным поведением за доской.
Один из самых светлых личностей в истории нашей игры Михаил Таль вспоминал, что когда впервые завоевал звание чемпиона Советского Союза (1957, Москва) и позвонил домой, первым вопросом мамы был – А как там Толуш? Не знаю, что отвечал ей Миша, но если бы он думал о том, что, ведя феерическую атаку с жертвами, причиняет боль Толушу, вряд ли ему удалось бы завоевать золотую медаль в том первенстве. (Питерский гроссмейстер при победе в той партии сам становился чемпионом).
Вечно опаздывающий, безалаберный и беспомощный в быту, мягкий, уступчивый и на всё согласный, Таль преображался за доской и добряком в шахматах не был. Отнюдь. В игре ему было совершенно не свойственно милосердие, и, всегда оставаясь джентльменом, Таль являл собой несгибаемого, бескомпромиссного бойца и был тверд как камень. Даже в дружеских блицпартиях, даже в сеансах одновременной игры, не говоря уже о турнирных партиях, поднося огонек сопернику, когда тот доставал сигарету, любезно разрешая пропустить очередь хода в сеансе, галантно соглашаясь на ничью с дамой, обмениваясь шуткой со знакомым, он не давал спуску никому, когда дело доходило до настоящей борьбы. Василий Аксенов вспоминал, как прочтя его рассказ «Победа», в котором гроссмейстер в купе скорого поезда проигрывает случайному попутчику, Таль упрекал его за то, что этот рассказ – апология поражения: настоящий игрок никогда так просто не отдаст партии.
Дело было даже не в старой присказке, услышанной им еще мальчиком – «у картишек нет братишек». «Братишек» нет и в шахматах, если, конечно, речь идет не о пляжной партии в перерыве между купаниями. Иначе просто бессмысленно садиться за доску, и Таль понимал, что, начиная партию, он перемещается в другой мир, с другими законами и понятиями.
Неуравновешенный, полный отклонений и комплексов, еще более усилившихся к концу жизни, Бобби Фишер во время игры был абсолютно корректен и мог служить образцом поведения. Он понимал, что шахматы – «это только ты и твой соперник, и доска с шахматными фигурами, и ты стараешься доказать нечто». И ничто другое не должно играть никакой роли.
* * *
Еще раз вспомним бравого солдата Швейка.
В военном госпитале, куда он попал, врач, подозревая в каждом больном симулянта, прописывал всем одинаковый курс лечения: обертывание в мокрую холодную простыню и строгую диету с обязательным употреблением аспирина, дабы уклонявшиеся от службы как следует пропотели. Да еще и хинин в лошадиных дозах, чтобы не думали, будто военная служба – мед.
Но самой действенной процедурой считался клистир из мыльной воды и глицерина. Только от упоминания о нем выздоравливали и просились на фронт даже самые закоренелые симулянты. Когда очередь дошла до Швейка, он держался геройски.
«Не щади меня, – подбадривал он санитара, со страдальческим лицом готовившего его к мучительной процедуре, – помни о присяге. Даже если бы здесь лежал твой отец или родной брат, поставь ему клистир – и никаких. Мы победим!»
Шахматы – жестокая игра, и совет бравого солдата Швейка надо помнить каждому, кто садится за шахматную доску.
* * *