Да, мне тоже бы хотелось, чтобы история Геси закончилась позитивно.
Но получилось иначе! (далее цитата из источника)
— Заявление ваше, — продолжал полковник, отводя глаза, — получено, и мой долг сообщить вам…Гм! Я должен сообщить, все зависит от вас самой. Вы, госпожа Гельфман…
Геся вдруг стала плохо различать это усталое лицо с седыми бакенбардами и седыми усами.
— Видите ли, мы готовы… То есть не от меня лично, но по чести скажу. Но там готовы… — Он опять сделал неопределенный жест и достал из портфеля фотографическую карточку. — Все зависит отвас, только от вас. Прошу… Знакомы-с?
Но Геся не взглянула на фотографию. Она пристально вглядывалась в этого старого офицера.
— Боже мой, — тихо сказала Геся. — Боже мой…
Полковник беспомощно кашлянул, положил на стол фотографию, и Геся увидела Якимову: щеки, как два горшочка, и челка. Аннушка. Лавочница «Кобозева» в магазине сыров на Малой Садовой. Аннушка.
— Вы должны ее знать, госпожа Гельфман. Правда? Только фамилию. Только фамилию. И тогда — последнее свидание с Колей. Он скажет: «Гесюшка…»
— Я знаю эту женщину.
Полковник и обрадовался и как будто смутился.
— Да? Кто же это?
— Знаю. Но… не скажу. Ни за что, полковник.
Он вздохнул то ли укоризненно, то ли с облегчением.
(Юрий Давыдов, «Март»)
Николай Колодкевич, революционер-народоволец, муж Геси Гельфман
Ответом властей на первое прошение стала отсрочка исполнения приговора до истечения 40 дней после родов, повесить беременную женщину царский режим не решился, ну а просьба о свидании с заключенным мужем не была удовлетворена, ведь «свидание между двумя преступниками не допускается по правилам».
Известно, что сочувственные демонстрации в Париже и Марселе и негодование заграничной печати заставили русское правительство показывать беременную Гельфман корреспонденту «Голоса», а потом и изменить тяготевший над ней смертный приговор.
(Владимир Иохельсон, Геся Гельфман, Биографический очерк)
В день приговора она стояла веселая и улыбающаяся перед судьями, которые должны были послать ее на эшафот. Но ее судьба оказалась еще ужаснее: целых четыре месяца ей пришлось ждать казни! И эту нескончаемую нравственную пытку она выносила все время, ни на минуту не упавши духом, несмотря на все усилия правительства, которое, побоявшись возбудить негодование Европы повешеньем беременной женщины, старалось по крайней мере воспользоваться ее положением, чтобы исторгнуть у нее какие-нибудь признания. Оно тянуло эту нравственную пытку до тех пор, пока самая жизнь Геси не оказалась в опасности, и только почти накануне родов ей было объявлено о замене смертной казни вечной каторгой.
(Сергей Кравчинский из книги «Подпольная Россия», очерк о Гесе Гельфман)