Тень Моего Детства
Перевод с английского: MAGIC SHOP
ХОСОК
23 июля, год 10
Все случилось, когда я досчитал до четырех. Я считал какие-то фрукты, может, помидоры или арбузы. Я не уверен. “Четыре”. Как только я это сказал, видение из моего детства возникло у меня перед глазами. Я держался с кем-то за руки.
Это был день, когда я впервые пошел в парк развлечений с мамой. Я был загипнотизирован разноцветными флажками и рядами магазинов. Люди, одетые как клоуны, махали мне, и волнующая музыка эхом отдавалась в каждом углу. Мама остановилась перед каруселью. Белые лошадки бежали круг за кругом под сверкающими огнями. Я хотел спросить “Мама, мы покатаемся на этом?”, когда кто-то позвал меня. “Хосок”. Я посмотрел наверх.
Это был мой учитель. Мои одноклассники смотрели на меня, широко открыв глаза. Видение из детства растворилось. Учитель велел мне продолжать, и я снова начал считать. Пять. Шесть. Мама снова появилась перед моими глазами. Она выглядела точно так же, как минуту назад. Ее лицо было в тени, потому что она стояла перед источником света, и легкий ветер раздувал ее волосы. Мама дала мне шоколадный батончик. “Хосок, закрой глаза и не открывай их, пока не досчитаешь до десяти”.
Семь. Восемь. Девять. Здесь я остановился. Учитель дал мне знак продолжать. Одноклассники снова уставились на меня. Я открыл рот, но слова не шли. Мамино лицо меркло. Казалось, что она никогда не придет посмотреть на меня, если я закончу считать до десяти. Я упал на землю.
ТЭХЕН
29 декабря, год 10
Я снял обувь, скинул сумку и прошел в комнату. Папа и правда был дома. Я не думал о том, сколько прошло времени или где он пропадал. Я просто бросился к нему в объятия. Что случилось после этого, я помню неясно. Почувствовал ли я сначала запах алкоголя, услышал ли ругательство или получил пощечину. Я не мог понять, что происходило. От него несло алкоголем, и, когда он выдыхал, его дыхание было скверным. Глаза были налиты кровью, а борода дико разрослась. Он ударил меня по лицу своей огромной ладонью. “На что ты смотришь?”. Ударил еще раз. Затем поднял меня в воздух за плечи. Я был почти лицом к лицу с ним. Красные глаза и неряшливая борода. Это был не мой отец. Нет, это был мой отец. Но в то время нет. Мои ноги тряслись в воздухе. Я был так напуган, что не мог даже заплакать. В следующий момент моя голова с грохотом ударилась о стену, и я рухнул на пол. Голова будто взорвалась. Я с трудом мог смотреть вперед. Перед глазами начали появляться точки.
ЧИМИН
6 апреля, год 11
Я в одиночестве стоял перед воротами Цветочного Дендрария. Погода хмурилась и было немного холодно, но я чувствовал себя хорошо. Был день пикника, но мои родители были, как обычно, слишком заняты, чтобы прийти. Сначала я был немного разочарован. Но меня похвалили за конкурс рисования цветов, и мамы моих друзей сказали “Вау, Чимин такой зрелый и вежливый”. Тогда я почувствовал себя немного крутым.
“Чимина-а, подожди здесь. Это займет всего минуту”, — сказал мой учитель после пикника, когда мы собрались уходить из дендрария. Но я не стал ждать. Я был уверен, что смогу дойти один. Я крепко схватился руками за ремни своего рюкзака и уверенно зашагал. Мне казалось, что все смотрят на меня, поэтому я еще больше расправил плечи. Немного позже начался дождь. Мои друзья и их мамы уже ушли, никто не обращал на меня внимания, и мои ноги болели. Я скрючился под деревом. Дождь шел все сильнее и сильнее. Я вытянул шею, чтобы посмотреть, не идет ли кто-нибудь с другой стороны, но никого поблизости не было.
Я побежал, держа рюкзак над головой обеими руками. Дождь усиливался. Мои штаны промокли под дождем уже через несколько шагов. Ни магазина, ни дома, ни автобусной остановки не попадалось на глаза. Вдалеке я увидел ворота. Не думая, я побежал к ним. Мои руки закоченели оттого, что держали рюкзак. Я был мокрым насквозь, и мои зубы стучали. Наверху ворот была вывеска “Цветочный Дендрарий”. Это были задние ворота. Прямо в воротах был небольшой склад.
СОКДЖИН
21 июля, год 12
Входные двери продолжали открываться и закрываться. Я смотрел на них, сидя в зале ожидания аэропорта. Люди с чемоданами проходили мимо, на некоторых были солнечные очки. Электронное табло продолжало меняться, показывая прилеты, задержки и отмены рейсов. Водитель что-то бормотал, сфокусировавшись на мобильном. “Он пока не сказал ни слова”. Я посмотрел на часы. Прошло больше часа после того времени, в которое обещал приехать отец.
Сколько я себя помню, я всегда был сам по себе. Отец был занят, а маме было все равно. Они говорили мне делать что велено и не пытаться делать ничего другого. Когда я не слушался, они наказывали меня молчанием. Я хотел порадовать родителей.
Мама умерла не так давно. Отец велел мне не плакать и не плакал сам. Я пытался подчиниться ему, но это было не так просто. Он решил отправить меня в США к бабушке по матери. Непохоже, что он грустил от этого.
Водитель отца протянул мне мой паспорт. Пора было отправляться. Я оглядывался, направляясь к зоне посадки. Входная дверь закрылась. Водитель помахал мне. Самолет наконец поехал по взлетной полосе. Отец не пришел.
Я выглянул в крошечное окошко у моего сиденья. Облака пролетали мимо, и небо окрашивалось в черный. Стюардесса принесла мне еду, и стакан сока упал, когда мы вошли в зону турбулентности. Смутившись, я попросил немного салфеток. Стюардесса спросила, в порядке ли я. Мой жареный рис и мясо были залиты соком. Мои руки были липкими, а штаны все промокли. “Нет”, — прошептал я в ответ, но стюардесса, казалось, не услышала. Она сказала не беспокоиться, унося мой поднос. Я кивнул и продолжил смотреть на пол.
НАМДЖУН
21 июня, год 16
Я бежал по лестнице с тринадцатого этажа. Мое дыхание сбилось, а ноги дрожали. Я рухнул в тень у входа в многоквартирный дом. Сегодня я начал поздно, потому что занятия в школе закончились позже обычного. Мне нужно было мчаться на полной скорости, чтобы расклеить объявления во всех четырех домах до окончания срока. Если бы я не успел, меня бы ждала долгая лекция от начальника. Я старательно убеждал его нанять на работу ученика средней школы. Конечно, я не мог позволить себе быть уволенным из-за этого. Мама уволилась с работы в ресторане на прошлой неделе. Мы должны были оплачивать медицинские счета за отца, не говоря уже о долгах за электричество и газ. Я продолжал клевать носом в тени. Вдалеке дети играли в баскетбол. Я снова поднялся. Пора бежать. Я сказал себе: Я должен это сделать. Я могу это сделать.
ЮНГИ
19 сентября, год 16
Языки пламени пожирали мой дом. Только этим утром он был целым и невредимым, но теперь он был в огне. Те, кто узнал меня, мчались ко мне, выкрикивая что-то. Соседи приближались быстрыми шагами, они выглядели нервно. Подъезд к дому был заблокирован, поэтому пожарная машина не смогла приблизиться. Я стоял там в оцепенении. Самый конец лета. Это было начало осени. Небо было синим, а воздух — сухим. Я не знал, что я должен был думать, что я должен был чувствовать, что я должен был делать. Вдруг я подумал о маме. В следующий момент мой дом обрушился с громким звуком. Дом, охваченный пламенем, нет, сам ставший пламенем, потолок, колонны, стены, даже моя комната — все рухнуло, словно построенное из песка. И все, что я мог сделать — смотреть на это пустыми глазами.
Люди толкались позади меня. Они говорили, что пожарная машина наконец подъехала. Кто-то схватил меня за плечо и взволнованно спросил “Внутри кто-то есть?”. Я просто смотрел на нее пустым взглядом. “Твоя мама внутри?”, — она с силой потрясла меня за плечо. “Нет, там никого нет.”, — услышал я свой ответ. “Что ты имеешь в виду?”, — это была одна из дам из нашего района. — “Что случилось с твоей мамой? Где она?”. “Там никого нет”, — я не был уверен, что я говорил. Кто-то снова толкнул меня.
ЧОНГУК
11 сентября, год 17
Я ждал десять дней, но открытка ко дню рождения так и не пришла. Я открыл нижний ящик и вытащил тетрадь, чтобы найти четыре открытки. “Чонгук, с днем рождения, от папы”. Я перечитывал эти шесть слов снова и снова.
Был зима, и мне было семь лет. Меня разбудили голоса из гостиной. Моя комната была на чердаке, и я мог добраться до комнаты родителей, спустившись на пять ступенек вниз и открыв раздвижную дверь. Я подошел, чтобы открыть дверь, и остановился. Хотя я и был юн, я мог почувствовать по тяжелой атмосфере, просачивающейся через дверь, что это был не лучший момент.
Папа сказал, что для него слишком трудно продолжать, и что мир слишком тяжел для его плеч. Мама не ответила. Возможно, она тихо плакала или вообще не двигалась. Повисла долгая тишина. Папа сказал, что он погибнет, если продолжит жить вот так, и он должен уйти сейчас. Мама горячо запротестовала, называя его самым безответственным человеком. Тогда я услышал свое имя. “Что ты будешь делать с Чонгуком?”. Я долго ждал за раздвижной дверью, но папа не ответил. Потом я услышал, как открылась входная дверь. “Я полностью опустошен, и нет ничего, что я могу сделать для Чонгука”, — таковы были последние слова моего папы.
Я побежал по ступенькам назад на чердак. Подвинул стул от стены к окну и встал на него. Отец шел вниз по наклонной дороге. Сначала исчезли его ноги, потом его талия, грудь и плечи. Как будто неизвестный мир за дорогой медленно проглотил его целиком.
Кто-то дернул дверь моей комнаты, и я инстинктивно задвинул ящик ногой. Это была мама. Она сказала, что открытка ко дню рождения никогда не придет и что отец просто такой человек. Это был ее обычный репертуар. Отец был тупой, неумелый, а главное — социальный неудачник, который бросил нас… Мама была права. Никакая открытка никогда не придет. Я был тем целым миром, который был слишком тяжел для его плеч — тот мир, который он оставил. Ребенок, который никогда не будет причиной, чтобы терпеть все это. Это был я.
