Сегодня мы склонны думать о смехе, как о чем-то хорошем, но исторически так было не всегда. Смех редко фигурирует в диалогах Платона, а если и появляется, то обычно из уст софистов и дураков. В "Республике" Платона Сократ советует: чтобы подать хороший пример, герои мифов и историй никогда не должны изображаться одержимыми смехом.
Позже стоики тоже не одобряли смех, также как и монастыри. Даже правило святого Бенедикта, - наиболее распространенное монашеское правило, - осуждает смех самым решительным образом, например, в главе VI "О тишине": "Грубые шутки и праздные слова или речи, вызывающие смех, мы повсюду обрекаем на вечное исключение".
Теория превосходства
Представление о том, что смех может победить разум или развратить моральный облик в теории превосходства (superiority theory of laughter), согласно которой смех - это способ превознести себя, подавляя других. Теория превосходства наиболее тесно связана с английским философом Томасом Гоббсом, который понимал смех как "внезапную славу, возникающую из внезапного осознания некоторого превосходства в нас самих, по сравнению с немощью других или с нашим собственным. раньше".
Если подумать о средневековой толпе, издевавшейся над людьми на ярмарках, или о наших современниках, смеющихся над роликами, снятыми скрытой камерой, становится понятно, что Гоббс был как минимум наполовину прав. Но теория превосходства не может объяснить все случаи смеха, например, если это смех, возникший от радости, облегчения или удивления.
Теория облегчения
Согласно теории облегчения (relief theory of laughter), которая связывается в основном с именем Зигмунда Фрейда, смех представляет из себя высвобождение сдерживаемой нервной энергии. Как и сны, шутки способны обходить нашу внутреннюю цензуру, выявляя подавляемые эмоции (или по крайней мере, нервную энергию от них), и это объясняет, почему собственный смех иногда вызывает у нас смущение. Точно также комик может рассмешить публику, вызвав сначала какие-то глубокие эмоции, такие как восхищение или негодование, а затем внезапно убить их.
Более гибкая, чем теория превосходства, теория облегчения способна объяснить, как мы можем использовать смех для внутреннего освобождения, а также, чтобы высказать либо раскрыть правду. Но, бесспорно, не весь смех возникает из-за высвобождения сдерживаемой энергии. Этим никак не объяснить смех над удачным каламбуром или игрой слов, и те, кто обычно смеется над жесткими и непристойными шутками, обычно не самые порядочные или зажатые люди.
Теория несоответствия
Сегодня наиболее популярной является третья теория смеха - теория несоответствия (incongruity theory of laughter), связанная в первую очередь с Иммануилом Кантом и Сёреном Кьеркегором, согласно которой комик вызывает смех не создавая эмоцию, а затем убивая ее, а создавая ожидание, а затем противореча ему, - метод, впервые предложенный Аристотелем в "Риторике".
В "Поэтике" Аристотель утверждает, что "смешное может быть определено как ошибка или уродство, не вызывающее боли или вреда другим…". Опираясь на Аристотеля, Кьеркегор подчеркивает, что нарушение ожидания - это суть не только комедии, но и трагедии - разница в том, что в трагедии нарушение приводит к боли или вреду.
Возможно, нам нравится не сама несовместимость, а тот свет, который она проливает на разницу между тем, что происходит в нашей голове и за ее пределами. Кант сравнивает удовольствие от смеха, свободную игру мысли с удовольствием от музыки, свободной игрой звука, и с удовольствием от азартных игр, свободной игрой фортуны. Возможно, единственное различие между комиком, психологом и философом состоит в том, что вы не можете притвориться комиком.
Теория несоответствия возможно, более фундаментальная, чем теории превосходства и облегчения. Когда кто-то смеется, мы склонны искать несоответствие. И хотя мы можем смеяться из чувства превосходства или облегчения, даже в этом случае полезно увязать смех с каким-то реальным или воображаемым несоответствием.
Свою книгу «О смехе» (1900) философ Анри Бергсон начинает с трех наблюдений:
Смех - прерогатива человека. Многие философы определили человека как "смеющееся животное", но они также могли бы сказать "смешное животное" , потому что, если другое животное способно заставить нас смеяться, это лишь потому, что оно напоминает нам о человеке.
Более того, смех - это социальная активность. Даже если мы смеемся в одиночестве, это происходит, потому что мы создали определенный социальный контекст, собрание призраков, "поскольку смех подразумевает определенное соучастие с другими, реальными или воображаемыми".
Эмоции - враг смеха, поскольку смех предполагает определенную дистанцию, определенное безразличие, даже если оно кратковременно, и, фактически, создание этой дистанции может быть одной из целей юмора.
Еще один способ взглянуть на смех - посмотреть на него глазами биолога или антрополога. Младенцы способны смеяться задолго до того, как начинают говорить. Смех задействует части мозга, которые развились задолго до речевых центров и которые мы разделяем с другими животными. В частности, приматы издают звуки смеха во время драки, погони или щекотки. Как и в случае с детьми, их смех, возможно, действует как сигнал о том, что опасность "не настоящая".
Хотя смех не является прерогативой человека, Бергсон, несомненно, был прав, подчеркнув его социальный аспект. По большей части смех направлен не на шутки, а на создание и поддержание социальных связей. Юмор - это сигнал принятия и принадлежности. Более того, это способ общения, выражения точки зрения, передачи деликатного сообщения без обычных социальных издержек. В то же время, юмор также может быть оружием, подавленной формой агрессии, служащей, как рога или перья, для повышения ранга или привлечения партнера.
Читайте также:
Светлая триада - три черты хороших людей
Что, если приятные фантазии причиняют страдания?
