Кирилла Мефодьевич знал, что у языка есть два назначения - на нём говорят, и, соответственно, им говорят.
Но в силу своей слабости Кирилла Мефодьевич предпочитал третье назначение - гастрономическое.
Зачастую Мефодьевич остановится в гастрономе у мясной витрины, вытаращится на говяжий или свиной язык, и молчит, будто язык проглотил.
И только перед самым закрытием магазина Кирилла вдруг вспомнит:
«А язык-то на что?»
И жалостно произносит у кассы.
- Сасиськи…
Ох, как я его понимаю
Кирилла Мефодьевич знал, что у языка есть два назначения - на нём говорят, и, соответственно, им говорят.
Но в силу своей слабости Кирилла Мефодьевич предпочитал третье назначение - гастрономическое.
Зачастую Мефодьевич остановится в гастрономе у мясной витрины, вытаращится на говяжий или свиной язык, и молчит, будто язык проглотил.
И только перед самым закрытием магазина Кирилла вдруг вспомнит:
«А язык-то на что?»
И жалостно произносит у кассы.
- Сасиськи…
Ох, как я его понимаю