Ранее. Первое предложение дружбы.
Как сворачивали лагерь и переезжали в город, я не знаю, просто на то время я была на огороде. Мы уже собирали свои арбузы, посаженные в верблюжьи колючки, урожай был богатым. Чтобы добраться до них, надо было косой или кетменем срезать верблюжью колючку. Иначе столько заноз наберешь. После этого срезанная колючка лежала большими кучами то там, то сям и при сильном ветре передвигалась.
Даже срезав колючку и отнеся её в сторону вилами, не избегали заноз во время сбора арбузов, отчего все руки были исколоты и покрывались мелкими гнойниками. Не все колючки удавалось извлечь полностью.
Косой я уже управляла достаточно хорошо благодаря дяде Пете, который научил меня «махать» ею. Он так потом и говорил, что пора и помахать косой, тогда мы шли на какой-то участок и косили траву.
А арбузы ели сами и отправляли в детдом. Машина их набиралась точно, ещё оставалось много по берегу, мы их ели постоянно, как говорили, от пуза. В этот раз я попала в историю, как самая невезучая в этом сезоне.
Дядя Петя, когда кони были свободны от работ, стреножил их и отпускал пастись. Сам он на одной ноге далеко не мог ходить, за конями посылал меня или еще кого-нибудь. В этот раз в отряде летунов были только девочки, и эта обязанность ложилась на меня, кухня для меня не отменялась.
С самого первого дня на огороде я за пазухой носила ежа, но этот был особенный, постоянно кусался, то за палец, то за шею. Все девчонки грозились от него избавиться, просто отпустить, а мне не хотелось расставаться с ним, и я упорно держала его при себе.
После обеда, когда все легли спать, дядя Петя отправил меня за конями в степь. Их не было видно, а потому я сначала искупалась, а потом в том же купальнике, никого же нет, пошла искать коней. Кони ушли очень далеко, нашла их в зарослях дженгиля. Сняла путы с обоих и взобралась на одного из них.
Сначала шли шагом, потом мне вздумалось поскакать на нём. А что не поскакать – простор, ого-го-го, грудь от восторга распирает. Второй конь за нами следует, мы вышли на тропинку, всё было нормально. Но тропинку перегородила гора верблюжьей колючки, уже сухой, легкой, летучей. Нет бы обойти её, но я захотела поджигитовать, и направила коня в беге на эту гору, думая, что он перелетит её без проблем.
Конь и перелетел, но только не я. Я оказалась в самой середине этой горы, тысячи, миллионы колючек, все-равно, что осиные жала впились в меня. Я заорала так, что казалось вся степь зазвенела от моего крика и вернулась ко мне всеми своими колючками и я остаюсь лежать там же. Помощи ждать неоткуда. Я далеко от кибитки, кони унеслись. Реветь смысла нет, никто не придет мне на помощь, надо самой выбираться, а как?
Подо мной колючка пружинит, до земли еще с полметра. Даже под моим весом сухая колючка не осыпалась и не просела до земли, ногу поставить некуда, если барахтаюсь, то в меня впиваются новые колючки. Всё тело огнем горит. По бокам и над головой тоже колючка нависла, вот-вот сомкнется надо мной.
Потихоньку добираюсь ногами до земли, не без новых колючек, ставлю сначала одну ногу, потом другую, в это же время и до опоры для одной руки добираюсь, чтобы встать. Но опираюсь в землю только кончиками пальцев, вся ладонь в занозах.
Хорошо, что на спину упала, а не на живот и всё же на груди, и на животе горят единичные занозы. Мелькает мысль, что сидеть не скоро буду от такого количества заноз, попавших мне пониже спины, я же еще и сажусь, чтобы встать. А ощущения такие, как будто на сковороду села. С трёх точек встать не удается.
Когда выбираюсь из этой горы колючек, то не знаю, как идти, с каждым моим шагом колючки на подошве уходят всё глубже и вызывают сильнейшую боль. Встаю на цыпочки, сесть уже не могу, чтобы вытащить занозы с подошвы, стоять на одной ноге, чтобы так освободить другую ногу от колючек, тоже.
Так на цыпочках дошла до кибитки. Кони на месте. Дядя Петя взволнованный ходит вокруг них. Уже сам хотел идти на мои поиски. Я уже не могу стоять на цыпочках. Со стоном ложусь на его постель на кровати животом вниз. Девчонки проснулись и потеряли меня, полдника вовремя нет.
В этот день все работы были отменены, дядя Петя сам приготовил полдник и ужин, а девчонки до самой темноты таскали и выковыривали из меня занозы, для этого пришлось снять с себя купальник, который был просто нашпигован колючками. На второй день им еще хватило этой работы на полдня. Потом ещё долго смазывали соляркой гнойнички на моем теле. А ёжика под шумок девочки отпустили, о чём я не очень сожалела в моём состоянии.
Пока девочки колдовали надо мной, кто-то из них решил стать хирургом, а кто в медсестры идти. Столько шуток было! Смеялись, что живность приходилось искать в голове, но, чтобы колючки, кому расскажи - не поверят.
Ходить еще долго не могла нормально, много колючек ушло глубоко в подошву и теперь они гнили, не давая мне спать по ночам, и выходили с гноем. Но обеды готовила, только вот помочь на огороде уже так не могла, как раньше. К школе всё почти зажило, только шуточки еще долго продолжали сыпаться в мой адрес по этому поводу.
В школе меня посадили с мальчиком из нашего детдома, от которого всегда пахло мочой, и все молча старались не садиться рядом с ним. Я сама, прошедшая эти же муки, сидела с ним и никогда не подавала даже вида, что от него несёт. Он был не виноват. Просто смены белья не было и вымыться в течении недели тоже.
Пока тепло было, ребята под колонкой мылись, но с наступлением холодов это становилось невозможным. Сам мальчик от этого страдал сильно, но деваться ему было просто некуда, а я, сев рядом, таким образом поддерживала его.
Где-то в середине октября, а вернее двенадцатого числа утром я обнаружила свою простынь в крови. Это было для меня большой неожиданностью. Да, девочки шушукались, что-то сама знала, но не считала, что это коснется меня.
Этот год мои занятия в школе с утра. Постирать и прибрать уже ничего не успею. У меня маленький фанерный сундучок, размером с балетку, который мне привез отец. Туда я поместила грязную простынь до своего прихода из школы.
Кстати, балетка на то время очень модный аксессуар для рабочего люда. В ней носили завтраки и обеды, смену белья, шли в баню с ними же. А у меня вот фанерный для мелочи всякой, но только никакой приватности. Воспитатели лезли везде и всюду, выгребали всё и выбрасывали или забирали себе.
И в этот раз, пока я была на занятиях, прибежал наш малыш Толик Волошин и сказал, что воспитательница вывесила мою простынь в классной комнате, где мальчики и девочки, и всем говорит, что это моя. Теперь все говорят, что я не девочка и с кем-то спала.
Это было во второй раз, когда я хотела что-то с собой сделать и только из-за одной воспитательницы. На уроке я еще сидела, а на перемене я поделилась свалившимся на меня позором с моей подругой из класса, домашней девочкой, которая предложила пойти к ней и переодеться.
Там я сказала ей, что в детдом уже никогда не вернусь, что уеду в Ташкент и там найду работу, а потом будут помогать своим. Она дала мне проездной на поезд, по которому два раза в год можно было проехать на поезде бесплатно. Не помню, как он назывался, её отец работал машинистом на железной дороге.
Она же и проводила меня на вокзал. Это было первый раз, когда я сбежала из детдома.
Далее: Для трудоустройства нужны документы.
К сведению: Это одно из моих воспоминаний на моем канале "Азиатка" , начиная со статьи "История знакомства моих родителей". Не обещаю, что понравится, но писала о том, что было на самом деле.