Весь начальный период развития человечества, по времени очень длительный, окружающая природа была для человека, как вода для рыбы. То есть как что-то неотделимое от собственно существования, что-то, о чем даже не задумываются. Человек просто чувствовал природу, это было как взаимное ощущение. Позже – как диалог.
Даже для общения между людьми не требовалось много слов, так как общность ощущения природы была их языком общения. Мы, не имея представления о подобном, восприняли бы это сегодня как телепатию. Для них же внутреннее слияние с природой, с другими, было ощущаемой реальностью и условием даже не «хорошей жизни», а просто – условием жизни. Подобное видение природы и себя в ней, пусть и на иной ступени самоосознания, свойственно многим «отсталым» по меркам западной цивилизации народам.*
Так продолжалось до тех пор, пока эгоистическое желание в процессе своего развития не прорвалось на новый уровень. Точно так же, как мы видим это по экспоненциальному характеру общего развития цивилизации, каждый этап в развитии внутреннего ее материала, эгоистического желания, заканчивается крутой экспонентой.
Первый такой «взлет» произошел в период, аллегорически описываемый как «вавилонское столпотворение». В результате этого скачкового роста люди стали воспринимать друг друга совсем по-другому. Каждый человек почувствовал, что не имеет отношения к другому, не может находиться рядом с ним. Потому что развитие внутреннего материала, желания, означает рост эгоистического самоосознания все более мелких его частичек. Рост самости каждого носителя эгоизма и важности для него его личных желаний, которые растут и множатся. Поэтому понимание происходящего становилось настолько разным, что ощущалось как физическое отдаление. Люди просто перестали понимать друг друга. Это и называется образованием множества языков.** То есть, практически, люди тогда оказались перед выбором, но, естественно, этого не почувствовали.
Выбор этот, который потом миллионы раз вставал перед людьми, группами и общинами, был: или упрямо оставаться во внутреннем ощущении слияния себя с природой и другими, или следовать велениям своего растущего эгоизма.
Первая же ступень эгоистического роста вызвала в человеке желание не изменить себя в подобие природе, а изменять ее в угоду себе. Аллегорически это описывается в виде желания построить башню до небес – подчинить природу себе. Возросший эгоизм оторвал человека от природы, от самого сущностного ее принципа, единства.
Раньше, по сравнению с возникшей необходимостью активного осознания ситуации, человек, можно сказать, просто жил. Ему не приходилось вдумываться в суть намерения, с которым он использует свои желания. И вдруг такая необходимость возникла, хозяином в самом себе оказался не он, а его растущие желания, его эгоизм. И вместо того, чтобы тут же постараться осознать, исправить положение, заполнить пропасть – пролегшую между ним и ближним, между ним и природой – осознанным альтруистическим намерением, человек возомнил себя хозяином положения. Этим он противопоставил свое Я окружающему – обществу и природе.
Вместо ощущения окружающих как близких, а природы – как своего дома, человек перестал понимать и природу и окружающих. Это и является строительством Вавилонской башни – «достичь небес», властвовать над природой. Таков был первый ответ человечества тех времен в Двуречье, в его колыбели, вызову, который являл собой этот прорыв, скачок в развитии эгоизма. То есть человечество не использовало естественный рост желания для большего раскрытия природы, еще больше входя внутрь нее, уподобляясь ей и за счет этого все более сознательно, сливаясь с силами, действующими в природе.
Наоборот, человек отдалился от нее и начал строить свою хижину в ее дворце, развивая технологии, философию, науки. Все это предназначено было для того, чтобы создать для себя какую-то защиту от нее, выстроив вокруг себя некий искусственный мир и живя только в нем.
Для того чтобы познать природу из состояния отрыва от нее, в котором он оказался.
К тому же, по природе вещей те, кто занялись развитием технологии, техники и науки, перестали интересоваться иной формой развития – развитием человека. Их интересовало лишь развитие внешнего окружения человека – развитие техники и повышение комфорта. Изучение природы предназначено было теперь не для того, чтобы узнать, что она желает от него, и изменить себя в соответствии с этим, а для того чтобы изменить саму природу и покорить ее в угоду своему эгоизму.
Стресс, пережитый человечеством в тот момент, не прошел для него даром. Действия его по изучению, освоению мира все больше стали напоминать поведение человека, утратившего в результате катастрофы какой-то очень важный орган ощущений.
Потеряв зрение, человек оказывается в совсем ином мире. Он вынужден заново – наощупь, на запах, на вкус, – осваивать окружающее и создавать из суммы новых для него, теперь уже очень значимых контактов, знаков, ощущений представление о том, где же он находится. И должно пройти много времени, целые долгие периоды освоения мира вслепую, прежде чем вся совокупность добытых им сведений озарит его внутреннее желание познать мир светом осознания.
Подобное произошло с характерным, в особенности, для цивилизации западного типа, способом познания. Теряя ощущение и понимание внутренней сути природы, не слыша уже ее призывов, люди все больше стали доверять лишь контакту с проявлением этой сути в их органах чувств – с материей мира.
Так, ощупывая эту внешнюю оболочку природы, далеко не заходя в обобщениях результатов своих опытов, строя осторожные предположения, выдвигая и опровергая гипотезы и теории, человечество к концу ХХ века все же подошло к осознанию того, что имеет дело лишь с внешней тонкой оболочкой некоей важнейшей для него внутренней сути.
Первый же всплеск в развитии внутреннего материала разорвал живое единство человека с ближними и с природой. Стремительно возросшее эго получило инструмент власти, намерение, дало человеку ощущение отдельности от окружающих и природы, что породило стремление владеть ситуацией и создавать массу защит – целый искусственный мир.
__________________
* Создатель теории негритюда философ, поэт и эссеист из Сенегала Лео Сенгор говорит о том, что африканский негр и сегодня остается ребенком природы, будь то крестьянин, рыбак, охотник или пастух. Он живет на лоне природы, вне земли и в то же время с ней, вступая в доверительные отношения с деревьями, животными и всеми элементами, подчиняясь суточным и сезонным ритмам. Африканский негр открывает все свои органы чувств и готов к приему любого импульса, вплоть до глубинных волн природы, не ставя между субъектом и объектом какого бы то ни было защитного экрана. См.: Сенгор Л. Негритюд: психология африканского негра // Ступени. 1992. № 3.
** Одна из ведущих теорий происхождения языков в сравнительно-историческом языкознании – это моногенез, происхождение языка из одного источника. Тому есть множество свидетельств. Направление, называемое «глобальные этимологии» (Джозеф Гринберг, Меррит Рулен, Виталий Шеворошкин), исследует набор корней, которые обнаруживаются в языках по всему земному шару. Например, корень, обозначающий «лист», обнаруживается практически по всему миру, в сино-тибетских, северно-кавказских, афразийских, австралийских, индо-европейских и других языках именно со значением «лист». И везде звучит как «лапо», «леп» и подобное. Таких глобальных этимологий найдено много. Кроме того, человеческие языки имеют абсолютно сходную глубинную структуру. Ряд свойств, универсально присутствующих в каждом человеческом языке, такие как наличие гласных и согласных, синтаксическая структура, в которой должны быть подлежащее, сказуемое и дополнение — синтаксические актанты, другие детали, говорят о том, что общее устройство языка абсолютно одинаково.
Михаил Гонопольский
░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░
Подписывайтесь на Telegram-канал клуба «22 век» и будьте в курсе актуальных социальных тенденций и прогнозов о будущем.
****