Дверь долго не открывали, и сердце у меня защемило от нехорошего предчувствия.
Так и есть -- она что-то затеяла. Этот знакомый притаившийся вид. Я даже ни о чём её не спросила, что толку всё равно соврёт.
Я прошла к себе в комнату, и что вы думаете я там обнаружила?
СТУЛ!
--Машенька, куда ты его уносишь? Я же специально его сюда поставила, чтобы я могла приходить к тебе, садиться на него и разговаривать. Это очень удобно.
Ага-ага.
--Алла Ивановна, я об него стукаюсь каждый раз, когда мимо прохожу, у меня все ноги в синяках. Когда вы решите пообщаться, мне скажите, я этот стул принесу, а потом обратно унесу.
--Ну не знаю, мне это совсем не нравится. Может, я захочу в любой момент зайти, а ты будешь занята, зачем я буду тебя отвлекать тасканием стульев.
Зачем ко мне заходить, если я занята.
--Мне это совсем не нравится, -- повторила она свою любимую фразу и поморщила носик. Носик… Нос. Нос! Носище! Она была похожа на Карлсона. И внешностью, прямо как с картинки. Помните мультик? Вот-вот. И такое же странное существо, хитрое и нагловатое, то есть залетающее в твою комнату в любой момент. К слову о хитрости. Помните, дверь долго не открывали? Мой зад только что нащупал разгадку под матрасом. Что бы вы думали, я обнаружила? Драный тапок, скатерть и набор для игры в лото. Она всерьёз думала, что я не замечу эту горошину. Я словно воришка, дрожащими руками, поспешила переложить найденные вещи в шкаф. И не собираюсь ей об этом сообщать. Заранее знаю, что это будет лживый, бесполезный и выматывающий душу диалог. По коридору проплыла Алла Ивановна, я вздрогнула. Ан-нет, она ничего не заметила. Изображает для Виталия какой-то танец.
--Машенька! Идём к нам!
Чего ещё.
Я вышла из комнаты и очутилась в следующей мизансцене.
Алла Ивановна элегантно вальсировала в сторону кухни, наступая на Виталия. Виталий отступал к мойке, наступая мне на ноги. Я подумала, чему быть, того не миновать, и поставила кипятить чайник.
--Машенька, я рассказываю Виталику, как сходила в театр.
--Ммм, а я подумала, свидание описывали.
--Да? -- Алла Ивановна встрепенулась. -- Ты, Машенька, почему так сказала, Иннокентий Александрович что-нибудь говорил?
Ещё не хватает стать её верной наперсницей.
--Нет, я просто так.
--Аа, -- разочарованно протянула она и тяжело вздохнула. -- Нет-нет… он меня так обидел... Ты знаешь, я решила его проверить.
Ох уж эти её проверки.
Алла Ивановна задумчиво закивала своим мыслям. Она всегда, когда разговаривала с собеседником, больше всё-таки обращалась к себе, перебивала саму себя, путано размышляла вслух. У неё была такая манера речи: она долго собиралась сказать и с паузами неторопливо подбирала слова. Кто-то скажет, это просто старость, чего тут разбирать. Есть такие скучные люди, которые всё объясняют физиологией. Но зачем же тогда искусство? Зачем же тогда я? Вам. Тут.
--Я ему говорю: «Кеша, угости даму соком». Он говорит: «У меня нет». Хм, но я-то знаю! Ты, знаешь, я у него как-то была в гостях с ночёвкой. И мне так показалось, что он не хотел, чтобы я у него надолго оставалась, мне кажется, он не хотел, чтобы я его объедала, он же живёт на одну пенсию... Так вот, я-то знаю, что у него есть сок, ведь я у него в комнате заглянула под кровать, а тааам… Ты не представляешь -- пачки сока, пачки-пачки… всё заставлено. Я не понимаю, что всё это значит? -- Алла Ивановна вздохнула и горестно покачала головой.
Я живу в греческой трагедии.
Обычное, банальное лукавство. Оно в человеке неистребимо, как сорняк, который нужно постоянно пропалывать, иначе им зарастёт всё в человеке. Если бы АИ (для удобства будем иногда обозначать её так) и желала получить ясный ответ, она бы не смогла вырваться из своего плена. В любом случае, она и не спешила с вердиктом. АИ любила посмаковать свои рассуждения. Она любила с толком, с чувством, удобно устроившись на стуле, вести многозначительные беседы в своей неспешной, чуть приторможенной манере. И тогда уж в плену была я.
Выбирая её особую черту, я могу сказать так: имела она склонность более запутывать, чем распутывать. И ей казалось, что все так делают. Поэтому она проверяла людей всегда, потому что подозревала людей всегда. Она подозревала их просто так: на всякий случай -- про запас -- всегда есть в чём. И сама постоянно хитрила и обманывала, безо всякого внешнего смысла, безо всякой понятной выгоды. Если за окном шёл дождь, то она скажет, что дождь закончился. Если она проснулась в восемь утра, то скажет, что в десять.
Или:
--Чайник скипел.
--Он до конца докипел или вы раньше выключили?
--Докипел до конца.
Нет! Не верьте. Он не докипел! Я всё видела.
Ни на один вопрос она не ответит в простоте, как будто она не общается, а заметает следы. Если спросишь, сколько на улице градусов. Она скажет:
--А ты Машенька, почему спрашиваешь?
Я подумаю: «Человек -- это тайна. Он соткан из космического океана».
Она обдумает какую-то многоходовку и ответит:
--Минус пять.
Отлично. Вот ты уже бредёшь в зимних замшевых сапогах по слякоти и пыхтишь: как вам это нравится.
--Мне это совсем не нравится. Вот они сели и сидят. Такой вот круглый стол, вот как у нас, сели и музыка. И они сидят. Вы знаете, мне это совсем не понравилось. Ну как это так! Ну играет же музыка! Надо было закончить так: один приглашает её на танец, другой её, потом тот, потом этот, и все по парам танцуют! Правда, там только семь человек было, ну можно же обыграть как-то, один будет танцевать сам с собой, вот так вот кружиться. -- Алла Ивановна начала было кружиться в танце, но ей было уже 74 года, и её внутренняя энергичность требовала поддержки извне. Или сублимации в многословности и настырности:
--Вот, Виталя, пригласи ее на танец!
--Что! Нет! Не надо меня приглашать! -- я отскочила.
--Вот-вот прям как там! -- Алла Ивановна от удовольствия захлопала в ладоши. -- Ты прям как та героиня. Я всё смотрела и думала, ну надо же, как Виталик и Маша. Тоже она такая резкая, как отскочит…
Чтоб тебя, бабка, нет никаких Виталика и Машеньки.
--Нет, и вот они сидят и сидят. Там музыка играет-играет. Минута. Две. Три. Четыре..
--Я поняла.
--Пять минут. Десять! Нет, это что такое! Мне это не понравилось. Зачем так было делать, совершенно непонятно.
--Может это режиссёрская задумка такая.
--Ну, я не знаааю, -- как всегда потянула она, -- так ведь совсем не интересно.
Прям уж и десять.
Гипербола.