Мы все себя плохо знаем, плохо знаем свои пределы и возможности. Пределы трусости, пределы благородства, честности, порядочности. Когда и при каких обстоятельствах мы сломаемся, а когда проявим мужество, которое озадачит нас самих и поразит близких и дальних. Примеров тому тьма тьмущая, скажем тот же Мандельштам, в котором чередовались наследственная трусость потомственного российского еврея и невесть откуда взявшаяся отчаянная отвага. Или (вернемся ко злобе дня) митинги эти. Хочется сказать две вещи. Мне за пятьдесят и я вижу, как херачит ОМОН двадцатилетних девочек дубинами, как пытает их потом в СИЗО. Как умудрились арестовать десятилетнюю девочку в Питере, отпустив потом ее, правда. Не шуганув ребёнка (а ну давай отсюда, езжай домой, ты что тут делаешь?), не выведя из опасного места, а арестовать, угрожая теперь не уследившей родительнице ограничением родительских прав. Кстати, поскольку это больше поток сознания, нежели осмысленный и цельный текст, замечу: крики про то, что ОМОН тут против народа весьма спорны. А не наоборот ли? Не омоновцы ли являют собой боевую составляющую глубинного народа, против которого выходят митингующие, представляющие из себя редкую и экзотическую в наших краях породу граждан, имеющих совесть? Ну это отступление. Так вот, ОМОН херачит и пытает девчонок, с запасом годящихся мне в дочери, арестовывает детей, гоняется по городским улицам вообще за любыми прохожими, которые, по их примитивному мнению, на улицах Москвы могли оказаться исключительно по революционным мотивам. А мы, наше поколение, мужики за 50, смотрим репортажи об этом по Дождю и в лучшем случае ворчим. Не выходим под эти дубины, не подставляем себя, чтобы хоть одному из этих в сущности детей досталось меньше ударов и не хватило места в автозаке, а ворчим. Ну это если не улюлюкаем: работайте, братья! Ату их, выродков этих! Ну или тоже прекрасная позиция: мы вне политики! Зачем нам вообще потрясения? Россия устала от потрясений, пусть такая, но стабильность. И вообще, мы духовные люди, мы равноудалены от всех этих уличных страстей. Да, вот так мы реагируем на избиения на улицах наших детей. Вот такие вот наши... Пределы. Или вот еще. Наши женщины. Наши любимые, драгоценные женщины, за единственную слезинку которой мы готовы сразиться с любым чудищем (как нам представляется, конечно), при этом сами доводя их до слез своим равнодушием, бытовыми скандалами, пьянством, изменами, необоснованной ревностью, постоянными незаслуженными упреками. Наступает день митинга и мы ведем этих женщин на митинг. Ну нет, не то, чтобы ведем, а интересуемся:
— Дорогая, ты пойдешь сегодня проявлять свою гражданскую позицию? Вообще-то, там может быть опасно, так что может не пойдешь?
— Ну что ты, дорогой, конечно, я с тобой! И дочка с нами, ей уже 18!
И мы соглашаемся с нашей богиней и хранительницей семейного очага.
А митинги давно перестали быть относительно безобидными, лишь отчасти рискованными мероприятиями, на которых можно убедиться, что ты не один, что ты не маргинал, что есть такие же граждане и все такое. И это не поход в театр или картинную галерею. А превратились они в кровавое побоище, чреватое пытками и такими репетициями концлагерей, пока с относительно вегетарианскими сроками, но это только начало. Может стоит попробовать найти другие слова? Например:
— Дорогая, решай сама, я не могу тебе запретить, но я буду проклят сам собой, если хоть волос упадет с твоей головы.
Да, знаю, Белоруссия, цветы ментам, все такое, демонстрация жестокости этого режима именно на примере обращения с наиболее слабыми и незащищенными... Все ясно. Но это принципы и тактика. А это именно твоя женщина, это ее частные слезы, ее частная боль и ее ужас, ее синяки и ее кровь, ее любимое и настрадавшееся с таким животным, как ты, лицо. Тоже. Пределы. По крайней мере наших размышлений. И тут, немного подражая Манилову, хочется сказать: а хорошо было бы, душа моя Пал Иваныч, заменить наших детей и женщин на воздерживающихся от необдуманных действий мужиков за 50! Но где ж их взять таких, я вот не из их числа!