Сегодня день памяти Пушкина. Не знаю, как вы, друзья, а я сегодня весь день провела с Александром Сергеевичем. Читала всё, что ложилось на душу: стихи, повести, письма… И среди прочего вытряхнула их архива газету «Литератор». Она выходила в Кишинёве в преддверии нулевых, редактором был известный поэт Николай Савостин, а делали газету замечательные журналистки: Тамара Шмундяк и Юлия Воробьёва. Эрудированные, с отменным вкусом и пером, они собрали вокруг газеты лучшие имена писателей, художников, журналистов, флористов, словом, всех, кому даровано природой мыслить, чувствовать, восхищаться, творить прекрасное. Это был настоящий праздник молдавской и русской культуры. Пространство высоких чувств, доброты и понимания, такое необходимое всем нам.
Одной из ярких страниц этого праздника был номер, посвящённый 200-летию Пушкина: стихи, заметки, воспоминания, пушкинские рисунки, изделия кишинёвских флористов, посвящённые поэту… И среди прочего особенная страница – «Пушкин в моей судьбе». Оригинальная тем, что о своей первой встрече с Пушкиным рассказали дети и люди, далёкие от литературы…
Из этих воспоминаний для вас, читатель, я выбрала несколько эпизодов.
СКАЗКА ЗА СКАЗКОЙ
"Мне было года четыре, когда услышал сказку о царе Салтане.
Мы жили на даче, и дедушка читал мне её всё лето. Я не мог ни уснуть, ни поесть пока он не почитает. Дедушка даже ворчал: «Ты меня задолбал своим Салтаном!». Сам не знаю, в чём дело, я даже не понимал, что это стихи. Думал – кино. Он читает, а я вижу картины: и лукоморье, и лешего, и Гвидона, и тридцать витязей… Царевну Лебедь я видел обыкновенной красивой девушкой, без всякой звезды во лбу. Даже странно, что Пушкин придумал какую-то звезду, как прожектор у локомотива… Но больше всего мне нравилось, что Гвидон проучил тёток Бабарих за все пакости, которые они ему сделали.
Потом мне читали другие пушкинские сказки, а потом уже читал сам.
Из всех сказок самая сказочная о рыбаке и рыбке: там одно волшебство, в жизни так не бывает, чтоб появилось что-то из ничего. Я понимаю, исчезнуть ещё возможно, но исполнить любое желание – это уж слишком. А самая странная сказка – о золотом петушке и шамаханской царице. Она «хи-хи», «ха-ха», но злая, коварная, все вокруг неё погибают, и за что она мстила – неясно… Но самый-пресамый любимый из всех - Балда: весёлый и озорной, и - ничего не боится! Я, когда читаю о нём – радуюсь и смеюсь.
Вообще от всех этих сказок чувствуешь что-то хорошее, доброе, бодрое. Иногда нервничаешь или чего-то боишься, а послушаешь сказку или стихи и уже думаешь, что не надо переживать, всё будет хорошо…
К сожалению, я расту, становлюсь большим, и из сказок уходит их волшебство, они превращаются в обыкновенные сказки.
А сам Пушкин такой человек, который всё время работает, пишет, едет куда-то, живёт в ссылке… Он не очень счастливый, и мне это жалко…
Юра Сухонос, ученик 4 кл. школы Петровских"
СЕРДЦУ СТАЛО ВЕСЕЛЕЙ
"Мне было двенадцать.
Маленький городок, российская глушь, живу с бабушкой, бабушка по ночам дежурит в какой-то конторе, я с ней, читаю.
Однажды – даже не помню, кто дал - у меня оказались «Повести Белкина», и первой я прочитала «Барышню-крестьянку».
Что случилось со мной – передать невозможно. Я бы сказала так: случилось очарование чистотой. Чистотой первой любви, юных сердец, запахов леса, пушкинских слов. Эта повесть как бы втянула меня в свой восхитительный мир и невозможно было вернуться в обычную жизнь.
Но как не вернуться?!
Как не вернуться, если захлопнешь обложку и сразу окажешься там, где ты есть: контора, глушь, придирчивые бабушкины глаза.
Однако я была своевольной девчонкой, привыкла стоять на своём, и, если решила не возвращаться, то и нашлась: открыла тетрадь и – буквально переливая из книги в себя каждое слово – переписала всю повесть.
Потом пройдут годы.
Тетрадь с переписанной повестью потеряется.
Но Пушкин так и останется самым высоким и чистым, что подарила мне жизнь.
Анна Деменко, машинистка"
ОБИДА
"Молдавия. Начало 50-х. Зимние каникулы. По причине мороза, ветра и худой одежонки мама нас на улицу не пускает. Мы с сестрой и её подружкой отсиживаемся на печке. Девочки играют в тряпичные куклы, а я читаю томик Пушкина. Это была красивая книга, в твёрдом переплёте, с запахом свежести. Её – из самого Ленинграда! – за победу на всесоюзных соревнованиях по лёгкой атлетике привезла сестра Мила, студентка кишинёвского пединститута. Читал я её бесконечно. Это была не книга, а настоящее чудо.
Неожиданно девочки размечтались: «Найти бы клад, пошли бы в кино…»
В сельском клубе крутили «Тарзана», и мы все трое грустно притихли.
И вдруг я вспомнил, как летом – когда старшеклассники переловили сусликов на колхозных полях – пионервожатая написала об этом в газету, и ей заплатили деньги… А как раз во вчерашнем номере эта же газета «Тынэрул ленинист» объявила конкурс на лучшее стихотворение.
«Если за каких-то противных сусликов платят деньги, - озарённо подумал я, - то что уже говорить…» Так возникло решение заработать. Я аккуратно переписал из красивой книги самый красивый стих и отправил в газету.
Ответ нас ошеломил.
Он пришёл удивительно быстро и в настоящем конверте, а не в треугольнике, к каким мы привыкли.
И вот торжественно открываем конверт, вынимаем ослепительно белый лист, расправляем его, а… денег нет! Вместо них редакция вежливо уведомляет, что присылать надо свой стих, а не пушкинский.
Это был жестокий удар!
Ночью, когда мама потушила керосиновую лампу, и весь мир погрузился во тьму, и за окном мело, выло, стонало, я – вжимаясь в подушку и боясь шевельнуться от страха - жарко спорил с редакцией, пытаясь ей доказать, что она не права. Потому что лучше, чем Пушкин - нельзя написать:
Буря мглою небо кроет Вихри снежные крутя; То, как зверь, она завоет, То заплачет, как дитя…
И вот прошла целая жизнь.
Но я и сейчас уверен в своей былой правоте: лучше, чем Пушкин, обо всех моих чувствах, мыслях и настроениях – написать невозможно.
Михаил Мунтян, директор медицинского центра «Мунтения»
И точнее не скажешь, друзья!
Спасибо судьбе, что у нас есть - Пушкин!