10 страниц про 10 лет рассказа.
11 февраля исполняется 10 лет рассказу «Просыпаемся мы». Как он был написан и как сложилась жизнь этого текста? Как рассказ повлиял на своих авторов? Чем издание 2021 года отличается от предыдущих?
«Просыпаемся мы» написан за несколько часов и у него есть точная дата рождения. Я сидела в фойе музыкального колледжа, ждала сына с занятий и торопилась занести мои каракули в карманный блокнотик. Так что известен не только день, но и место рождения рассказа — на диванчике под лестницей, на первом этаже краевого музыкального колледжа Алтайского края, на Песчаной улице. Сын учился там в музыкальном лицее и занимался в ансамбле «Сентябринки», и сейчас я уже точно не скажу, был он на уроках или на репетиции, да это и не важно. Я просто ждала его внизу у вахты, как делала много лет подряд. Эти островки ожидания были для меня большим спасением — я наконец-то могла остановиться в нашей бесконечной беготне по его школам (общеобразовательная физмат с безумным количеством занятий, плюс 2 музыкалки — обычная ДМШ и музыкальный лицей; и ансамбль/хор — репетиции, концерты, конкурсы) и по больницам (в поликлиниках прошла значительная часть его детства). Возможность посидеть не торопясь и спокойно что-нибудь обдумать была для меня ценной редкостью. Поэтому я очень спешила записать мысли, пока перерыв. Вот так выглядел рассказ в момент рождения:
Текст обрывается — значит, подошёл с занятий Вова и мы с ним отправились домой. По дороге я сыну рассказала, обсудили, он мне посоветовал, как он видит эту историю. Дома перенесла текст в компьютер. Напечатала, подправила. Сквозь слёзы. Я ревела так, что не видела строк, сплошным водопадом лились слёзы. И пришло название. Проверила в поисковике — нет ли уже у других книг такого. Удивилась, что нет. Показала сыну и родителям. Вова исправил ошибки и неточности. Всё это заняло несколько часов. К вечеру рассказ уже готов был. 11 февраля 2011 года.
Тут сразу скажу — рассказов два. Мой и Вовин, два разных литературных варианта. Мы взяли один текст и разными словами записали. А название одно. Это нередкое для нас явление, когда мы делаем каждый по-своему. Мы соавторы, два отдельных человека, и наши тексты иногда не совпадают. С «Просыпаемся мы» случилось именно так, потому что текст рождён в соавторстве — мы вместе пережили впечатления знакомства с 35-ой Батареей, вместе обсуждали, разговаривали, искали информацию, возвращались к этой теме. Вместе думали как это лучше рассказать. Предварительная подготовка заняла полгода. С августа мы думали об этом.
У решения написать этот рассказ тоже есть конкретная дата и место — вечер 13 августа 2010 года, Казачья бухта, Город Севастополь. Там была написана первая фраза. И идея зародилась там. А потом мы долго думали и искали подходящие слова. И в феврале слова пришли и хлынули потоком. Я всегда говорю, что этот рассказ написан не мной — он написан через меня, мне просто дали его записать. Я была его рукой, глазами, но рассказ написался сам. Целиком.
А сейчас подробнее про август.
Я уже рассказывала про ту поездку в Севастополь. Это было паломничество. Я про Севастополь даже не думала, сын меня уговорил, заставил. В детстве нас возили из Евпатории на автобусах всей школой на экскурсии на Красную Горку. В Евпатории я жила в санатории в разные отрезки моего детства, с 5 до 15 лет, и город двадцати пяти веков был мне знаком местами наизусть. А в Севастополе никогда не была. Сын настаивал, что ему очень-очень-очень туда надо! Ну, как настаивал... Ребёнком он был абсолютно не капризным, никогда не вредничал, спокойно ставил цель и добивался. И с Севастополем тоже было так — мы копили деньги, собирали информацию о музеях, организатором и мозговым центром поездки был сын. Как он про 35-ую узнал, где прочитал — не знаю. Я отвечала только за жильё и храмы. Вся военно-историческая сторона поездки была на Володе. Мы ехали туда с готовым расписанием всех мест, которые он хочет посетить. А я — прицепом. Ребёнка одного в этом возрасте не отправишь, тем более в курортном городе.
На Севастополь у нас была всего неделя. Как мы всё успели — я не знаю. Посмотреть по списку все места, посетить службы в храмах, накупаться, да ещё и съездить на день в Ялту, посмотреть Ливадию, Форос. У нас была цель. Вернее, цель была у сына. А я рядом, сопровождающая. Как мать-одиночка, я не знала как воспитывать ребёнка без отца, и всегда поддерживала все инициативы сына, чтобы не мешать ему формировать характер. Военные темы давались мне с трудом, это абсолютно не моя стихия. У нас с сыном существовал договор — я, как взрослый человек, который за него отвечает, вынужденно присутствую во всех нужных ему делах и помогаю (покупаю билеты, сопровождаю, оформляю документы, договариваюсь с другими взрослыми и т.д.). А он терпит мои «девчачьи» необходимости — терпит, когда я смотрю мелодрамы, например (хотя обязательно прокомментирует действия героев с точки зрения логики и здравого смысла). У нас взаимовыгодное сотрудничество, симбиоз-мутуализм. Именно поэтому я посещала с ним все интересные для него места. За компанию. К 35-ой я была морально не готова. Но я всегда боялась отказать моему ребёнку — а вдруг это важно для его последующей жизни? Выполняла все его прихоти, потому что всегда была уверена: то, что может показаться прихотью, на самом деле может оказаться самым главным. И в итоге так оно и вышло.
Рассказывая про ту поездку в Севастополь, я перечислила даже не все места, где мы умудрились побывать. Панорама Севастополя, Сапун-гора, диорама, Малахов Курган, собор св.Владимира, Петропавловский собор, Графская пристань, памятник Нахимову, площадь Ушакова, музей Черноморского флота, Приморский бульвар, памятник затопленным кораблям, бронепоезд «Железняков», мемориал обороны Севастополя, Адмиральский собор. Памятники Казарскому, Тотлебену, воинам Язоновского редута, воинам 4-го бастиона, героям-подводникам. Причём в храм св.Владимира мы ходили несколько раз на литургии, и утром/вечером на Херсонес купаться. А ещё был Свято-Георгиевский монастырь и археологические раскопки средневекового храма на Фиоленте. Поездка в Ялту, Орлиное гнездо, экскурсия по дворцу Ливадии, купание в море с белыми крабами в Форосе. Катание на прогулочной яхточке, городская детская библиотека. Храм в Балаклаве, в Херсонесе несколько экскурсий с зав.музеем. Почти все перечисленные музеи и храмы мы посещали с экскурсиями, это было знакомство с Севастополем. И севастопольские расстояния — добираться в разные концы Города тоже требовало времени. Как мы всё успели? Я не знаю. Хотели очень. И характер у Владимира упёртый.
Изначально всё должно было сорваться. Мы вылетали из Новосибирска, билетов из Барнаула не было, хотя мы покупали заранее за пару месяцев. Выехали в ночь, прибыли в Толмачёво, попрощались с водителем у входа в аэропорт, он поехал обратно в Барнаул, мы пошли на досмотр. И узнали, что вылет задерживается. И неизвестно, будет ли вообще. Москва в дыму, не даёт посадки. Я спросила: «Вов, может, вернёмся? Пал Иваныч ещё недалеко отъехал». Вова: «Нет! Мне надо в Севастополь». Ну, раз надо...
Через несколько часов вылетели. Прилетели в Домодедово. И застряли в аэропорту. Август 2010-го, когда было задымление. Видимости нет и дышать нечем. Я астматик, у сына был хронический бронхит. Аэропорт переполнен, кислорода нет, кондиционеры гоняют осязаемо мутный, пахнущий гарью воздух. Выйти на улицу нельзя, там как в фильме-апокалипсисе. Спрятаться от удушья некуда. В туалетах очереди умыться. Постоянно меняем мокрые футболки на головах, сидим на полу с иностранцами, прислонившись спинами к стене. Никто не скандалит, все экономят силы. Неизвестность. Ждём, а чего именно — не знаем.
Полсуток спустя сотрудники авиакомпании предложили вернуться любым рейсом в Барнаул, Новосибирск, куда угодно, в регион, где дышат. «Вов, давай домой вернёмся?» — «Нет. Мне очень нужно в Севастополь». Ну, нужно — жди. Мучительно-удушающее, до гипоксии и обмороков, ожидание. Вариант вернуться не рассматривался, если при каждой трудности с полпути возвращаться — и куда дойдёшь? Сейчас, ретроспективно, я думаю, что наиболее взрослым решением было бы вернуться или даже вовсе не лететь, сдать билеты, перенести на потом, и сидеть в лесу сосновом дома. Наверное, я не взрослая и поступила не умно и не взросло.
Я знала одно: мой ребёнок старше 7 лет, то есть по православным меркам не младенец, соответственно, вторгаться в его выбор я уже не должна, если это не опасно для жизни. На тот момент, несмотря на явный ад вокруг, я решила, что опаснее поездку отменить. Опасней стратегически в долгосрочной перспективе. Опасно для детей не выполнять их планы и мечты, они могут перестать потом пытаться. Наш путь в Севастополь занял 28 часов. Не так уж и много для цены за мечту.
В Симферополе нас ждал трансфер, как и договаривались. Встречающий отвёз нас в дом паломников. Выглядели мы так (и чувствовали себя соответствующе), что было совершенно ясно — всю неделю пролежим пластом, приходя в себя после московской духоты. Но у нас не было времени лежать. Паломническое размещение оказалось неожиданно комфортным — просторный коттедж с бассейном и шезлонгами, горничными и кухаркой. Но в этом бассейне мы так ни разу и не искупались, не успели. Отоспимся, когда вернёмся домой, а здесь у нас были цели, которые нужно было выполнить. Мы успели посетить не весь приготовленный список, пришлось перекроить план на ходу. На 35-ую береговую батарею мы первый раз приехали 11 августа. Потом 12-го. И последний раз 13 августа. Пришлось отменить часть других дел. Тридцать пятая стала приоритетом.
Эти фотографии снял Вова. В первый день мы попали на экскурсию к Елене Викторовне Вареновой и она нас (как и всех) ошеломила. Если я скажу, что рассказ отчасти говорит её голосом — это будет справедливо. После её экскурсии мы не могли уже не написать этого рассказа. В следующий раз экскурсоводом была Нина Мальцева. А третью экскурсию не помню, у меня уже началось обдумывание сюжета в голове, и я была сосредоточена на внутренней работе. Прощальный разговор с Еленой Викторовной помню хорошо.
В последнее посещение мы пошли на берег искупаться, прикоснуться к этой воде, этим камням, почувствовать. Неподалёку люди на пляже плюхались, визжали, хохотали — лето, море, вечер. Сын купался, а я смотрела на него и из-под очков у меня катились слёзы. Народ опасливо косился на меня — может, сумасшедшая? А у меня на эту жизнерадостную реальность накладывалась другая картинка — картина лета 1942 года...
Потом мы с Вовой шли на остановку. Не было ещё музея, не было застроенного берега и заасфальтированной дороги. Было пустое пространство, несколько зданий, несколько кустов и будка автобусной остановки на шоссе. И мы с Вовой шли и разговаривали о том, что мы должны сделать. И нам пришла идея этой книги. На обратном пути в наш последний визит на 35-ую, между берегом и остановкой родилось первое предложение рассказа. Когда мы дождались маршрутку, рассказ уезжал вместе с нами. Я достала записную книжку и записала: «Саньке снились странные сны». Карандашом. Потому что в автобусе трясёт и карандашом удобнее.
Но дописать продолжение нам удалось нескоро. Из Севастополя мы поехали в Киев, пожили там. Из Киева в Москву. Из Москвы в Омск. В Барнаул вернулись в сентябре и начались занятия в школах, суета. В конце сентября уехали в Москву в НИИ Педиатрии на стандартный 21 день в больнице. По выходным врачи нас отпускали и мы мотались по Москве и окрестностям, с нашим очередным дежурным списком «надо видеть». После больницы пожили в Москве, затем в Киеве. Вернулись в Барнаул в конце года, а для Вовы Новый год — это концерты, репетиции, занятия. Да и полугодие в трёх школах закрывать. Время появилось в феврале. Сесть под лестницей в фойе и записать. Рассказ так долго жил в нас, что слова уже сложились в текст. Нельзя сказать, что я его написала. Я его только записала.
Этот рассказ условно мой. Мы их так обозначаем — есть «мой» рассказ, а у Володи есть своя трактовка — повесть. Её пока не печатаем, чтобы не было путаницы. Идея одна, но тексты разные, манеры повествования различаются. Надеюсь, сын её опубликует тоже. У сына накопилось много книг, но из-за учёбы и работы у него руки не доходят их перепечатать из тетрадей в комп, на каникулах он ведёт проекты. Пока что мы издаём только «мой» вариант «Просыпаемся мы». «Мой» в кавычках, потому что придумало вместе с Вовой, написано с его участием, и им отредактировано.
Вот это первое издание «Просыпаемся мы» — самое любимое.
Совсем не ожидали, отправляя рассказ Елене Викторовне Вареновой с отчётом о бойцах 35-ой для Пантеона, что дело примет такой оборот. Мы хотели показать ей, что её слова в нас проросли. А она опубликовала в интернете и откликнулись люди с желанием издать. Елена Викторовна написала нам: человек под ником Штурман предложил напечатать, вы не против? Мы были потрясены — неужели так бывает? Совершенно незнакомые нам люди сделали весь макет и издали книгу. Я увидела организаторов только на презентации книги в Москве. И по интернету — в теленовостях о презентации книги в Севастополе.
Кто делал вёрстку, кто с детьми рисовал иллюстрации, кто печатал, кто оплачивал издание, кто забирал из типографии, кто развозил по стране — до сих пор мне это неизвестно. Рассказ издал себя сам. Сам себя издал и раздал читателям. И с самого начала начал жить своей отдельной жизнью.
Лишь много позже мы познакомились с Владимиром Воронцовым в Питере — тот самый Штурман с сайта. На московской презентации я впервые увидела издателей — организацию Патриотов Севастополя. Михаил Соловьёв сделал мощное мероприятие, я тогда волновалась и только со временем поняла, насколько грандиозный был масштаб события!
Рассказ стал самостоятельной жизнью жить и иногда присылать нам весточки. Так произошло и со спектаклем. Преподаватель реутовской гимназии Татьяна Владимировна Фирсенкова увидела книгу и сделала со школьниками постановку. «Просыпаемся мы» стал спектаклем. И на международном конкурсе занял первое место. Это школьная запись, а не фестивальная:
Весточки стали приходить отовсюду — в Оренбургской области Татьяна Смирнова и Ольга Щеколдина проводили чтения с детьми. И, что совершенно потрясло, Татьяна читала «Просыпаемся мы» в колонии осуждённым, и они слушали тихо и внимательно.
И почти в то же время пришла весть — рассказ читали православные паломники в Крыму, ехали в автобусе и священник вслух читал им с телефона. Они поменяли маршрут, чтобы на 35-ой помолиться обо всех, кто был там...
Рассказ работает, живёт. В библиотеках и в сердцах людей. И иногда нам эти люди пишут. Но было особенное письмо. Письмо-ответ участника обороны. Мне написала внучка бойца и прислала книгу её дедушки Сергея Ивановича Басова. В ответ на рассказ я получила книгу тех событий! Анастасия Жичкина, внучка героя, позволила мне опубликовать в интернете эту книгу и вы можете её прочитать на странице «Просыпаемся мы» в ВКонтакте. Я очень хочу, чтобы эту книгу удалось издать. На случай, если мои слова прочитает издатель или меценат — книга Сергея Басова «Мой Севастополь» готова к публикации, автор и наследники сделали всю предварительную работу, вопрос только в деньгах на тираж. Сергей Иванович написал 4 книги о войне, это талантливая тетралогия, качественный текст, он отшлифовал каждое слово. Рукописи невозможно было издать при жизни автора, но сейчас-то не издать — нет оправданий.
Про издания. «Просыпаемся мы» был издан библиотекой для незрячих в виде аудиокниги. Звукорежиссёр Ольга Бурилова сделала его в серии «Читает автор», мы читали с Вовой. Мне не нравится, как звучит мой голос в этой записи, но перезаписывать не стали, это оставшееся аудиосвидетельство того периода нашей с сыном жизни. Мы успели записать рассказ после химиотерапии, а через пару дней говорить я уже не смогла надолго. Я сделаю аудиокнигу в другой версии, но та запись для меня ценна воспоминаниями о том дне и ещё не повзрослевшим голосом сына, теперь он давно басом говорит и Саньку уже не озвучит точно.
Остальные печатные издания были за победы в конкурсах. В сборнике произведений победителей владивостокской литературной премии «Волшебный лотос».
И в книге, изданной по результатам литконкурса в Барнауле — это издание не люблю, оно аляповато-грубое. Книга издана командой конкурса и за это им спасибо, но сделана она настольно вульгарно, что я её стыжусь. Диснеевский дизайн «Просыпаемся мы» меня коробит. Да и сама работа над этим изданием мне изрядно вымотала нервы — то редактор требовала чушь (например, заменить в тексте слово «авоська» на пластиковые пакеты, потому что сейчас с сетками не ходят), то вёрстку прислали с непонятно откуда взявшимися 200 ошибками авторедактуры, и прислали не вовремя, пришлось всю ночь перед отлётом в Калининград с этим безобразием возиться. И т.д. Это самый неприятный опыт издания из всех моих девяти книг, я даже заболела от работы с ним. И вишенка на торте — книга вышла с исправлениями моего текста, а кто и почему позволил себе это сделать — неизвестно. На презентацию я не пошла.
К сожалению, именно эта книга была переиздана фондом «Защитники Отечества» в 2020 году тиражом в несколько тысяч. К счастью, это последнее издание данного варианта книги.
Теперь о хорошем. Мы не помнили про 10 лет, так совпало, что в этом году у нас новое издание книги. С новыми иллюстрациями и красивой вёрсткой. Это первое правильно оформленное издание — и по закону, указаны два автора. И по рисункам — художник проработал все детали. И по всем параметрам это впервые такое издание, которое нам нравится. Если бы можно было делать репринт севастопольского макета, мы бы на нём и остановились. Но поскольку это невозможно — мы сделали новое издание. Мы не планировали делать это к юбилею, но раз уж вышло — будем праздновать дату новой книгой.
К упрёку «чёт вы долго делаете», который иногда нам прилетает. Да, мы действительно идём пешком и никто на попутках не подвозит. Книга приготовлена и издана полностью за наш, авторов, счёт. Мы с Вовой делаем её на свои деньги, а чтобы деньги вкладывать в издание, их надо сначала где-то взять. А если спонсоров у книги нет, то надо ой как много поработать. Поэтому медленно, да. Когда книга будет продаваться в магазинах, возможно, сможет себя окупить. Но далеко не сразу. Немалая часть тиража уйдёт благотворительно в библиотеки.
По финансам — объясняю тем, кто говорит, что «Просыпаемся мы» это зарабатывание на патриотизме: за победу в литконкурсах рассказ получил денежные премии размером в три тысячи рублей в Барнауле и из Владивостока прислали сейчас не помню точно сумму, хватило ровно на билеты в Минск нам с Вовой (за что им огромное спасибо). Недолгое время мы хотели продавать рассказ в ЛитРес, но приняли решение раздавать бесплатно электронный вариант. Всё. Больше текст ничего не заработал, о каких миллиардах речи — я не знаю. Ни одного экземпляра прежних изданий я не продала. Мы его всегда и всем дарили. И только новое издание пойдёт в 2021 в магазины. Да и то полтиража.
И ещё про конкурсы и про издательства. Нам часто советуют отправить «Просыпаемся мы» на лит.конкурс или показать издателям — там как увидят да как кинутся издавать, это ведь такой нужный рассказ! Мы тоже так думали. «Просыпаемся мы» участвовал во всех крупных литературных премиях и даже в лонг-лист ни разу не вошёл. И во всевозможные издательства мы его, разумеется, рассылали. Так что не такой уж он и нужный... Трудно быть неизданным, когда текст имеет социальное значение. Я порой реву: «Устала быть ненужной моей стране!». А сын поправляет: «Не стране, а государству. Страна — это люди. Людям ты нужна». Он рано понял эту разницу.
Не люблю про это говорить, но раз уж сегодня текст «Всё о "Просыпаемся мы"», сделать вид, что не было — не выйдет. Это было и с этим живём. Было так: Вова учился в 3 классе, мы написали рассказ и примерно в это время ребёнок написал письмо «Москва, Кремль, Путину». Полтетрадки объяснял про 35-ую и просил помочь с архивами, реабилитировать тех, кто воевал и был захвачен в плен на батарее. Это было лето казённейших отписок: мы передадим ваше письмо и вам ответят. Отвечали-отвечали, да так ничего и не ответили. Пришёл в конце концов ответ от начальника военного архива — мол, ты, мальчик, молодец, расти большой и читай книжки, а потом учись в историко-архивном и, может, когда-нибудь... Я хорошо помню этот день. И глаза сына, когда он прочитал эту отповедь. В этот день чужой казённый чиновник научил моего 10-летнего сына, чем страна отличается от государства. Людьми. И нелюдьми.
Можно было ведь ответить по-другому — «парень, хорошо, что ты поисковик, но архивы мы открыть не можем, это какая-нибудь военная тайна, но ты обращайся с запросами по конкретным бойцам, которых находишь». Какой смысл говорить «расти и читай книги о войне» ребёнку, который книгу о войне написал? Раз написал — значит, уже дорос. А вот архивный дядя в Гатчине до понимания явно не дорос. Парадокс...
И вынуждена сообщить, что даже если то письмо не дошло до адресата, то книга «Просыпаемся мы» была отдана ему лично в руки. Моя мама сопровождала бабушку на Парад Победы в 2015 году, и на торжественном обеде в Кремле отдала последний экземпляр севастопольского издания президенту РФ. Так что «Просыпаемся мы» он в руках держал, листал, выслушал историю создания. Про архивы — что-то изменилось? Пока ничего. Ну, в принципе, всего пять лет прошло.
А рассказу уже десять. И все эти годы он живёт — издаётся, распространяется. Не сам по себе, конечно. Через людей. Через людей, которым он нужен, которые вносят «Просыпаемся мы» в программы внеклассного чтения и издают в хрестоматиях, проходят в русских школах за рубежом (Перу, Италия, Норвегия и др.) и делают постановки. Через людей, которым важно, чтобы мы проснулись.
Недавно мы с сыном снова оказались на 35 батарее — уже в достроенном мемориальном комплексе. Прошли ту же экскурсию, по тем же бункерам и катакомбам. А потом долго гуляли по территории, музей в тот день был закрыт на выходной, и нас с Вовой ничто не отвлекало, было пусто. Мы стояли наверху, было тихо, солнечно, светло. Казачья бухта за эти годы стала спокойным жилым районом и дискотеки на братских могилах прекратились. Теперь к этому месту можно прислушаться. Услышать непрекращающиеся молитвы в музейной часовне, шум моря, крики птиц. И голос времени.
И даже тем, кто не хочет признавать прошлое и делает вид, что его не было, всё равно придётся просыпаться.