В первом классе учительница повела наш класс в Центральный Детский Театр на спектакль «Цветик-семицветик», и я «умер» от счастья. Первый раз в жизни был в театре и задохнулся от восторга. На следующий день наша замечательная учительница целый час посвятила обсуждению, что мы вчера видели, и кому что понравилось. Кто-то говорил про свет, кто-то про артистов, кто-то про героев, про музыку, дошла очередь до меня, и я сказал: «Мне понравился тот человек, который все это сделал…», — и еще добавил, что хотел бы быть тем человеком… (Из интервью В.В. Долгачёва)
Спектакль, о котором говорит художественный руководитель МНДТ, выпустил в московском Центральном Детском театре в апреле 1962 года Анатолий Васильевич Эфрос — сегодня уже легенда советского театра. Сейчас, когда читаешь статьи и воспоминания об этом удивительном произведении сценического искусства, понимаешь, насколько это был не рядовой утренник, и почему он поражал не только первоклассников, но и взрослых зрителей. Театровед Инна Соловьева, не скрывая восхищения, писала в журнале «Театр»:
«… рецензию о "Цветике-семицветике" надо было бы назвать так: "Семь возможностей театра". Семь радужных, ясных, волшебных возможностей. Если хоть одна из них используется с толком, тут же вырастает — как в сказке — ещё один семицветик. Можно начинать чудеса сначала…»
Закон зрелища был и прост, и сложен одновременно: условия сказки действовали, но они трансформировались то в балет, поставленный озорником; то в импровизацию (даже мизансцены не закреплялись строго); то в весёлый капустник и сценическую пародию; то в самозабвенную детскую игру… Полная и убедительная условность, но при этом — безупречное органическое существование артистов в образе и психологическая правда в самых произвольных фантастических обстоятельствах. Но главное очарование спектакля заключалось в другом: зоны обыденного и чудесного не были разграничены. Сложно сказать, верил ли сам Анатолий Эфрос в то, что границы будничной рутины и волшебства зыбки, размыты, и одно может перейти в другое… но в незамысловатой и поучительной сказке Валентина Катаева он увидел именно это. И спектакль был сделан с абсолютным доверием к театру, где всё может быть, всё «полагается». В нём не было напряжения, страха, беспокойства — была лёгкость и радость. Как будто режиссёр так и сказал: знаете что? А давайте работать так, чтобы это было для всех удовольствием! Так и вышло. И критики детский утренник в восхищении назвали «поэмой», а маленький мальчик Слава Долгачёв, сидевший в зале, раз и навсегда решил стать «тем человеком», у которого в руках семицветик.
Нефееричная феерия
Когда люди смотрели спектакль, им не удавалось заметить, зафиксировать момент, когда история о девочке Жене (Б. Захарова) переставала быть реалистичной. Чудо могло в любую секунду соткаться из привычного окружения, без чистых перемен, характерных для жанра «сказки-феерии» (так было написано на афише). Это подчёркивалось сценографической формулой спектакля (художники Н.Сосунов, В. Лалевич), которую можно определить как ИГРОВАЯ ПЛОЩАДКА. И детская, привычная глазу, куда молодые мамы каждый день выводят на прогулку своих ребятишек — и пространство театральной игры, где разноцветная пирамидка выше человеческого роста, огромная деревянная жирафа качает головой, а глазки плюшевого мишки загораются зеленоватыми огнями. Игрушки, мячик, скакалка, воздушные шары… Что это — бытовые предметы или реквизит? Танцуя, появляются на сцене Женя и её мама — это действительно мать и дочь, или девочки продолжают играть в «дочки-матери», начав где-то за сценой, и не в силах остановиться?.. Переносится ли действие из комнаты на улицу, в булочную, сад волшебницы или на Полярную звезду, декорация одна и та же: площадка для игр. И детских, и взрослых, и порой жестоких, с неизбежными горестями ребячьей жизни.
Собаку, которая стащила баранки, играл Е. Перов — не какую-нибудь облезлую дворовую псину, а сытого боксёра-медалиста, ленивого призёра, который и баранки-то дегустировал меланхолично, снисходительно. Фея (В. Сперантова) являлась в сопровождении свиты — семи статисток «педагогического» вида с классными журналами в руках.
Дарение семицветика сопровождалось целым ритуалом: пусть волшебный, но цветок, а значит, его требуется полить! Помочь может только Тучка.
А кто играл Тучку? Ну кто? А я играл. Сам придумал решение и сам играл. И летал на семиметровой высоте, повиснув на веревочной лестнице в гриме эффелевского 6oгa, в фартуке, резиновых сапогах и с лейкой в руках… (Из воспоминаний Л. Дурова).
Взрослые, впрочем, видели в этом решении разное: кто-то классического дворника в фартуке, а кто-то и персонажа, сошедшего (слетевшего?) с картины Марка Шагала. Как и в дорогой кукле Матильдочке, которой по тексту «уже 17 рублей 50 копеек», угадывался горький намёк на социальные проблемы, наряду с мягким щелчком по носу детской буржуазности. «Рядом с этой роскошной охамевшей куклой чувствуют себя неимущими даже те, которые сами только что отшивали из своей компании Женю. Вяло волоча своих кукол за ручку, заворожённо идут за приезжей…» — так описывал критик эту сцену. Ироническая подсветка лишь обнажала смешное и грустное в игре детей во взрослых.
«Хочу, чтобы все на свете игрушки были мои!»
Кульминация спектакля, сцена с гигантскими неваляшками, выкатывающимися из-за кулис, и угрожающе приближающимися к своей новой хозяйке, была пугающе точна и метафорична. Тот, кто выкрикнул «Моё!» получает в своё распоряжение марширующих болванчиков, милых, пока они маленькие, но становящихся по мере роста и умножения страшными, неудержимыми, тупоглазыми. И как хорошо, когда в руках есть семицветик, и не жаль потратить лепесток, чтобы вовремя остановить их!.. Мечте о «мировом господстве» (разумеется, в шуточном ракурсе, без лобовых поучений) в спектакле была противопоставлена другая мечта — о звёздных полётах, покорении космоса. Детские представления о космических путешествиях театр подавал тоже по-сказочному: Полярная звезда, куда попадали Женя и мальчик Котя, напоминала царство Снежной Королевы…
О каких же возможностях театра можно говорить в связи с этим красивым и глубоким спектаклем, память о котором до сих пор жива в сердцах людей старшего поколения? Наверное, о тех, которые используются везде, где есть талант, вера в себя и зрителя, воображение и смелость. Играть. Развлекать. Воспитывать. Поддерживать и вселять надежду. Пробуждать размышления. Приглашать к спору. А последнюю каждый определит для себя сам.
Сохранившаяся радиоверсия спектакля Анатолия Эфроса "Цветик-семицветик" доступна ПО ССЫЛКЕ.
