Я стою на балконе, поливаю цветы. Перед тем как выйти с балкона, я еще задерживаюсь, чтобы посмотреть вдаль. Вид не такой уж прекрасный, но, видимо, в человеке с древнейших времен живет эта потребность. Если не с утеса, так с балкона.
Вдруг я открываю глаза, и нет никакого утеса, ни балкона. Если выглянуть в окошко, асфальт у самого носа. Еще каких-то полгода назад я могла так смотреть с балкона. Но теперь я живу в машине на автостоянке. И это еще хорошо. Я это ценю, что не в коллекторе. На улице весна. Самое плохое позади. Я так устроилась. Разложила задние сидения. Стекла затемнены. Получилось прекрасное место для гнезда. Все холодные поверхности обложены матрасами. Сама я в двух спальных мешках, как в матрешке. Шикарно. Вставать не хочется. Да и что я буду делать? В квартире есть масса способов бездельничать. Даже можно просто ходить из кухни в дальнюю комнату и обратно. А в гнезде только держать ноутбук. Как только не стало квартиры, высвободились деньги, и пенсия уже не кажется такой мизерной. Вместо квартплаты появилась плата за стоянку. Вместо квартиры надо было покупать трейлер, а не другую квартиру. Но теперь об этом мечтать поздновато. Я не старуха, у меня просто пенсия ранняя.
А вот уже топает Петрович. Это сторож на автостоянке. Он согрел чайник и поди соорудил какую-нибудь яичницу. Правильный человек, хотя тоже без собственного жилья. Но у него чуть больше пространства, чем у меня. У него будка с диваном и столиком. Мы ведем кухню вскладчину. У нас с ним общее то, что мы оба не признаем полуфабрикатов и готовых продуктов. Петрович бывший деревенский. В том, что растет на земле, он разбирается и такую еду и предпочитает. Перед зимой мне удалось втереться к нему в доверие. Я купила кое-что для уюта, холодильник. Так что самые холодные ночи я проводила в будке. Спала я отдельно, на своих матрасах. Петрович уже в такой фазе, что не мне, а ему меня надо бояться. К тому же я такая крупная, что меня мало кто смог бы обидеть. Петрович бывший моряк, так что с чистотой мне напрягаться не пришлось. Можно так жить. Но вдруг мне не так уж мало осталось. Можно было бы снимать комнату. Но там может быть другое, еще хуже, тосковать точно буду не меньше. Теперь я уже так смотрю. Ради комфорта беспокоиться не стоит. Комфорт счастья не прибавляет. Неужели это философия бомжа? Нет! По сути своей я еще не бомж. Но и так я жить дальше не намерена. Постоянно рыскаю в интернете, ищу сама не знаю чего.
Боюсь мне надо думать о том, чтобы куда-то уехать. Только куда? Из бывших республик ехали к нам, а нам куда? К концу двадцатых годов стало совсем плохо. Раньше тоже многие люди едва сводили концы с концами, но все-таки сводили. Теперь-то как можно ждать улучшений, если сама видишь, как все катится вниз.
А вот уже топает Петрович. Это сторож на автостоянке. Он согрел чайник и поди соорудил какую-нибудь яичницу. Правильный человек, хотя тоже без собственного жилья. Но у него чуть больше пространства, чем у меня. У него будка с диваном и столиком. Мы ведем кухню вскладчину. У нас с ним общее то, что мы оба не признаем полуфабрикатов и готовых продуктов. Петрович бывший деревенский. В том, что растет на земле, он разбирается и такую еду и предпочитает. Перед зимой мне удалось втереться к нему в доверие. Я купила кое-что для уюта, холодильник. Так что самые холодные ночи я проводила в будке. Спала я отдельно, на своих матрасах. Петрович уже в такой фазе, что не мне, а ему меня надо бояться. К тому же я такая крупная, что меня мало кто смог бы обидеть. Петрович бывший моряк, так что с чистотой мне напрягаться не пришлось. Можно так жить. Но вдруг мне не так уж мало осталось. Можно было бы снимать комнату. Но там может быть другое, еще хуже, тосковать точно буду не меньше. Теперь я уже так смотрю. Ради комфорта беспокоиться не стоит. Комфорт счастья не прибавляет. Неужели это философия бомжа? Нет! По сути своей я еще не бомж. Но и так я жить дальше не намерена. Постоянно рыскаю в интернете, ищу сама не знаю чего.
Боюсь мне надо думать о том, чтобы куда-то уехать. Только куда? Из бывших республик ехали к нам, а нам куда? К концу двадцатых годов стало совсем плохо. Раньше тоже многие люди едва сводили концы с концами, но все-таки сводили. Теперь-то как можно ждать улучшений, если сама видишь, как все катится вниз. Люблю попричитать. Кажется, что от причитаний ненадолго легчает. В поисках выхода моя мысль все более заострялась на том, чтобы уехать и желательно навсегда.
Как известно, отсутствие собственности делает человека свободнее. Однажды я наткнулась на объявление, в котором приглашали рабочих на север Сибири, причем без ограничения возраста, что конечно, подозрительно. Уж не делали ли из лишних людей корм для белых медведей. Арктика стала очищаться ото льда, и им стало трудно охотиться. А что? Уехала я на корм, никто не хватится. Как будто и не было человека.
Еще было объявление. Приглашали в северный поселок на любую посильную работу. Это уже более конкретно, но не достаточно . Стала искать в интернете. Может там есть отзывы. Да, отзывы были. Предупреждали, что если не понравится, то выехать оттуда не просто. Там для свободы как нигде нужны деньги. Сначала будешь отрабатывать дорогу туда, потом зарабатывать на обратную дорогу. Хорошо зарабатывают только специалисты, а остальные расходный материал, который тоже нужен, и его удерживают хитрыми приемами. Такие поселки стали появляться благодаря потеплению климата и все большему развитию Северного морского пути. Несмотря на бедность в стране, северный морской путь работал. Уж видно очень это было выгодно финансовым воротилам.
Теперь меня уже ничего не держит, хотя такая свобода никому не нужна. А иначе бы я не решилась. Понимаю, что в тоске можно совершить непоправимую глупость. Например, лишиться последнего, что у меня есть - здоровья. Жизнь учила, что надо слушать себя, свою интуицию и все-таки, все-таки как не хватает мудрого совета. Кто-нибудь когда-нибудь объяснит мне про мою жизнь? Видно уже на том свете. После всего, что со мной случилось, тоску не сбросишь как одежду. Молитва пока не помогает. Надо вкладывать чувство, но не получается.
Много вещей не утащишь, поэтому надо все обдумать, и брать, конечно, рюкзак. Я еще не знала куда поеду. Но я не знала ничего конкретного. Так, несколько картинок возникало в воображении.
Чтобы выйти из деструктивного настроя и успокоиться иду в церковь. Пытаюсь молиться. Слова молитвы не идут. Повторяю, повторяю Иисусову молитву. Помогает слегка. Ах, как все-таки жаль, что у меня нет духовного отца. Исповедь опять прошла формально. Из церкви выхожу как несчастная сирота.
Кое-как решившись, я связалась с очередным работодателем и вот я уже прохожу медкомиссию. При заочном приеме по анкете обращали внимание в первую очередь на мой возраст, а при собеседовании про возраст забывали, а видели мой высокий рост и довольно широкие плечи. Я крупнее многих мужчин. Отъезд завтра.
Петрович расстроился, когда узнал, что я еду. Даже приятно, что кому-то жаль со мной расставаться. Устроила отвальную. Нет, все кроме водки. Накупила и наготовила. Машину продала и ему досталась масса всяких вещей из нее.
Сначала летели самолетом до Архангельска. Про самолет рассказывать нечего. Обыкновенный самолет. Было много вахтовиков. Как они все сняли свои ботинки, устроившись подремать! В Архангельске пересели на судно, зафрахтованное работодателем. Он вез оборудование, стройматериалы и нас бедолаг. Как ни странно, но вопрос взятия на судно пассажиров более во власти хозяина груза, чем капитана. Так, что, думаю, наши билеты стоили не дорого. Увидеть красоты Арктики дело не дешевое. Туры стоят десятки тысяч долларов. Но я, так или иначе, заплатила. И впитывала по максимуму. Тревога отступила, потому что впечатления сногсшибательные какие бы точно не получила в прошлой жизни. И правда может все делается к лучшему. Теперь уже оставалось положиться на судьбу. А ведь в двадцатых годах прошлого века в восточной Сибири работал мой прадед. Нет, он не был заключенным. Он работал в комплексной экспедиции. Его специальность была биолог-почвовед. А сколько хороших людей попали по этапу и сгинули на тяжелых работах.
Люблю попричитать. Кажется, что от причитаний ненадолго легчает. В поисках выхода моя мысль все более заострялась на том, чтобы уехать и желательно навсегда.
Как известно, отсутствие собственности делает человека свободнее. Однажды я наткнулась на объявление, в котором приглашали рабочих на север Сибири, причем без ограничения возраста, что конечно, подозрительно. Уж не делали ли из лишних людей корм для белых медведей. Арктика стала очищаться ото льда, и им стало трудно охотиться. А что? Уехала я на корм, никто не хватится. Как будто и не было человека.
Еще было объявление. Приглашали в северный поселок на любую посильную работу. Это уже более конкретно, но не достаточно . Стала искать в интернете. Может там есть отзывы. Да, отзывы были. Предупреждали, что если не понравится, то выехать оттуда не просто. Там для свободы как нигде нужны деньги. Сначала будешь отрабатывать дорогу туда, потом зарабатывать на обратную дорогу. Хорошо зарабатывают только специалисты, а остальные расходный материал, который тоже нужен, и его удерживают хитрыми приемами. Такие поселки стали появляться благодаря потеплению климата и все большему развитию Северного морского пути. Несмотря на бедность в стране, северный морской путь работал. Уж видно очень это было выгодно финансовым воротилам.
Теперь меня уже ничего не держит, хотя такая свобода никому не нужна. А иначе бы я не решилась. Понимаю, что в тоске можно совершить непоправимую глупость. Например, лишиться последнего, что у меня есть - здоровья. Жизнь учила, что надо слушать себя, свою интуицию и все-таки, все-таки как не хватает мудрого совета. Кто-нибудь когда-нибудь объяснит мне про мою жизнь? Видно уже на том свете. После всего, что со мной случилось, тоску не сбросишь как одежду. Молитва пока не помогает. Надо вкладывать чувство, но не получается.
Много вещей не утащишь, поэтому надо все обдумать, и брать, конечно, рюкзак. Я еще не знала куда поеду. Но я не знала ничего конкретного. Так, несколько картинок возникало в воображении.
Чтобы выйти из деструктивного настроя и успокоиться иду в церковь. Пытаюсь молиться. Слова молитвы не идут. Повторяю, повторяю Иисусову молитву. Помогает слегка. Ах, как все-таки жаль, что у меня нет духовного отца. Исповедь опять прошла формально. Из церкви выхожу как несчастная сирота.
Кое-как решившись, я связалась с очередным работодателем и вот я уже прохожу медкомиссию. При заочном приеме по анкете обращали внимание в первую очередь на мой возраст, а при собеседовании про возраст забывали, а видели мой высокий рост и довольно широкие плечи. Я крупнее многих мужчин. Отъезд завтра.
Петрович расстроился, когда узнал, что я еду. Даже приятно, что кому-то жаль со мной расставаться. Устроила отвальную. Нет, все кроме водки. Накупила и наготовила. Машину продала и ему досталась масса всяких вещей из нее.
Сначала летели самолетом до Архангельска. Про самолет рассказывать нечего. Обыкновенный самолет. Было много вахтовиков. Как они все сняли свои ботинки, устроившись подремать! В Архангельске пересели на судно, зафрахтованное работодателем. Он вез оборудование, стройматериалы и нас бедолаг. Как ни странно, но вопрос взятия на судно пассажиров более во власти хозяина груза, чем капитана. Так, что, думаю, наши билеты стоили не дорого. Увидеть красоты Арктики дело не дешевое. Туры стоят десятки тысяч долларов. Но я, так или иначе, заплатила. И впитывала по максимуму. Тревога отступила, потому что впечатления сногсшибательные какие бы точно не получила в прошлой жизни. И правда может все делается к лучшему. Теперь уже оставалось положиться на судьбу. А ведь в двадцатых годах прошлого века в восточной Сибири работал мой прадед. Нет, он не был заключенным. Он работал в комплексной экспедиции. Его специальность была биолог-почвовед. А сколько хороших людей попали по этапу и сгинули на тяжелых работах.
Наше судно было сухогрузом. Команда небольшая, человек двенадцать. А матросов и вовсе два. По моим понятиям матросов должна быть многочисленная команда. Они выстраиваются на палубе перед капитаном в длинную шеренгу. Теперь уже не надо управляться с парусами, но надо держать в порядке судно размером с пятиэтажный дом! И такое судно не считается большим. Мои представления сильно устарели. Со времен великих открытий и пиратов все изменилось, но жаль, что теперь не пишут романов на морскую тематику, не слышно про такие. А я бы теперь с интересом почитала.
В Белом и Баренцевом морях льда почти не было. Отдельные льдины судну такого класса не страшны. Это не ледокол, но оно может идти по льдам толщиной до полуметра. Был конец августа. В это время льда бывает меньше всего. Солнце было довольно высоко над горизонтом, ходило по кругу то выше, то ниже. Увидеть северное сияние рассчитывать не приходилось. Да и погода против. Полностью ясные дни бывают в Арктике так же редко как на Кипре ненастные.
До Карских ворот дошли быстро, за двое суток. Льда было больше. Севернее у самих Карских ворот шли у границы ледяных полей. Чем севернее пролегает путь, тем он короче. На льдинах охотились на тюленей белые медведи. Чтобы увидеть медведя, надо было хорошо присматриваться и долго ждать. Лед был нетолстый. Проводить много времени на палубе стало холодно. Вот сразу видно, что здесь люди работают и работают от и до, потому что для проведения свободного времени есть только кают-компания и собственная каюта. Каюта очень маленькая, буквально как пенал. В ней можно только спать. Постели уютные. Можно читать, если есть что. В кают-компании долго светиться я стеснялась. Начинали приставать с расспросами и со специфическим юмором. Хотела помочь повару, или коку. Коком оказалась весьма поворотливая женщина средних лет. Камбуз или для меня кухня был великолепно организован. Там было все, что нужно хозяйке. Главное была посудомоечная машина. Были все приспособления. И вся готовка происходила без суеты, в полной уверенности, что на все времени хватит . Кок работает весь день. Кроме работы время остается только на сон. Но бывают перерывы, время передохнуть. Так что мне находиться на кухне - только мешаться. Если человек после пары невинных вопросов не разговорился, то я дальше не пристаю. Женщина всю свою трудовую жизнь проработала коком. И всегда с мужем, который был механиком. Теперь женщин на флоте не мало, и этот факт уже давно не вызывает удивления. Немного поговорив так, ушла.
Из всех рекрутов на будущее в качестве приятелей или приятельниц никого не видела. Это были просто люди разного возраста, десять человек. Я, кажется, была самая старшая. Все рабочих специальностей. Пусть у них была даже не одна специальность, но по моему впечатлению они все были как подростки. Или это я уже так состарилась. Ко мне стала лепиться женщина немного младше меня. Мы попали в одну каюту. Молчать ей было неловко, и она стала задавать вопросы. Я сразу передала мяч на ее сторону. Тогда она замолчала. В непонятном окружении лучше всего помолчать и послушать. Молчанием вызываешь меньше раздражения, чем болтовней. То, что буду вызывать раздражение, я уже почти не сомневалась. Романтика Севера не представляется без романтики дружбы, но здесь слишком хорошие условия, значит, каждый будет за себя. Мы пока просто груз. Ну и ладно. Вспоминается, что говорил схиигумен Савва, что дружбы не ищи, а снищи другом Господа.
От Карских ворот путь шел на юго-восток, увеличилась влажность. Потом путь пролегал вдоль берега до Северной земли, потому, что были видны огоньки от маяков и от жилья. Было еще светло, но в домах включали свет, особенно при низких темных тучах и туманах. Я лежала на своей койке как будто сплю, вспоминала Пушкина. Поэму «Медный всадник» в молодости знала наизусть. И надо же почти всю вспомнила. Еще много отрывков из Полтавы. Не было мобильной связи, вай фая, телевидения. И это уже как оказалось надолго, а может и навсегда. Достала молитвослов. Прочла все, что предназначалось для путешественников. В смысле телекоммуникаций мы были отрезаны от мира. Связь была по рации или по спутниковому телефону. Не дай бог что случиться. Врача можно было вызвать по рации и МЧС доставит его на вертолете. Врач наверняка есть и на ледоколе.
Остановка была в Диксоне. Кто-то сошел на берег, дозаправились топливом. Больше остановок не было. Однажды ночью прошли в море Лаптевых. Здесь тоже лед был далеко от берега. Курс тоже лежал на юго-восток, теперь уже к месту высадки. В одном из семидесяти портов, которые не обозначаются на больших картах, и стоял этот порт у устья такой же не обозначаемой реки. Правда, это по сибирским масштабам она малая, а по моему пониманию вполне ничего себе река. В Европе такие реки судоходные. Может ниже по течению есть отмели или пороги. Еще не пришло время с ними разбираться. Ну а нам предстояло путешествие еще одно на барже.
Порт выгрузки был действительно третьестепенный, когда-то говорили местного значения. Он был построен еще в конце советских времен, но расцвета пока не дождался. В целом картина была печальная. Всего один грузовой кран. Во всем были следы запустения. Люди отсюда уезжали, кто мог. Благодаря их бегству иногда требовались другие. Уезжавшие не могли продать свои дома или квартиры. Они просто из них выписывались, чтобы не рос долг за услуги.
В оставленном доме мы прожили, как в гостинице несколько дней пока выгружали оборудование и грузили на баржу, чтобы плыть или, как говорят моряки, идти вглубь материка. Скоро здесь все должно будет встать. До конца навигации надо было выйти на сушу. Пока ждали посадки на баржу, некоторые развлекались тем, что кидали сгущенку белому медведю. Удивительно ловко он научился открывать банки. Разговаривать было не о чем. Несколько человек играли в настольную игру. К счастью здесь и далее был сухой закон.
Закончилась погрузка, нам велели заходить на баржу. Идти надо было против течения. Поэтому в день проходили немного. Наш путь был на юг, потому, что сибирские реки текут на север. Берега были высокие скалистые. Природа такая суровая, что сюда может даже и ГУЛаг не дотянулся. Как будто природа даже летом ежилась от холода. Выдали бушлаты для тепла. Расположились в закутках среди груза. Поесть звали в надстройку. Женщины спали там же. Мужчины спали в пустом контейнере. Пока все было ничего. Уровень претензий резко упал. Я радовалась, что было тепло и сытно. А как хорошо было растянуться на толстом тюфяке. Он был на двоих с будущей сотруженницей . Не знаю, чем он был набит, но он мгновенно меня расслаблял. Для тела это было невероятное блаженство. И не хотелось думать ни о прошлом, ни о будущем. Вот так и растворяются в материальном.
Народ наш совсем притих, даже молодежь. Природа подавляла. До людей дошло, наконец, куда они прибыли? На корм медведям не отдали, но меня не оставляло ощущение подвоха. Скалы по берегам неприступные. Случись что, и на берег не выберешься. Вода градусов на семь. Плескалась крупная рыба. Матросы из малочисленной команды пристроились с удочкой. Натаскали тайменя. За время плавания попробовали и жареную рыбу и уху. Я с детства не ела такой вкусной рыбы. Она была настоящая и вкус такой нежный! Кое-где в скалах встречались ущербности. В этих местах к воде подходили звери. Уж медведей то мы теперь насмотрелись не успев прибыть на место. Плывем, плывем и никакого жилья. Река становилась уже и уже. Вода была прозрачной, дно казалось совсем близко. Если не думать где мы находимся и для чего, то получилась бы отличное туристическое путешествие. Вот и наша пристань. Уже и плыть некуда – река становилась непроходимой. Но это еще не конец нашего пути. Баржи остались под разгрузкой, а новобранцев повезли на вездеходе. Определенно заехали мы далеко от океана. Но лес был не как у нас. Кроны деревья были узковаты для обычного леса, подлеска почти не было. Видно далеко. Привычной сосны не было. В основном лиственница, которая уже покрылась желтизной, какие-то елки, в подстилке ягель и ягодный кустарничек. Будь я мальчишкой, меня бы переполняло счастье. Но я думала, что да, забрались крепко.
К ночи добрались. И это был уже конец маршрута. Какую плату с меня потребуют за этот тур? В конце сентября ночь была уже настоящая. Наш конечный пункт был поселком горняков и геологов. Еще только началось вскрытие месторождения, только началась закладка штолен и стволов для шахты. Вход в штольню был у подошвы не очень высокой горы. Сам поселок лежал в распадке, защищенном от ветров. Наскоро разместились. Поскольку нас уже ждали, то мы просто проследовали к своим спальным местам. У меня как у всех комната была маленькая, опять пенал . В ней можно было только спать. Санузел был на три комнаты. Была еще общая небольшая гостиная с диванами, но телевизора не было. Была общая кухня на всех.
На следующий день отправилась рассмотреть все с улицы. Кроме нашего дома был еще дом явно для начальства. Там, как выяснилось жила администрация и специалисты. Конечно, он был более благоустроенным. Всего по моим прикидкам в поселке обитало не более тридцати человек. Еще были разные ангары, гаражи, мастерские, продуктовый склад, котельная. Еще толи лаборатория, толи больница. Но в целом поселок казался маленьким. Дома стояли не вдоль улицы, а хаотично. Казалось, что они были на фундаменте, но нет, они опирались на винтовые сваи, просто низ был присыпан, чтобы не терять тепло. Была оранжерея. Наверное, на ее обогрев и освещение расходовалось дикое количество энергии. Кстати, никакой ЛЭП сюда не протянуто. Но было много ветряных пропеллеров . Должны были быть и дизели, так как вот склад бочек с дизтопливом. В этом таежном тупике должны были добывать что-то очень дорогое. Как сказали на собрании, это полиметаллические руды. Они вполне могут быть дороже золота, так как довольно редки, а нужны везде в электронике. Возможно, добывали и что-то другое, о чем я вряд ли догадаюсь. Зато тогда бы было понятно, почему привезли таких полных чайников. И всему, что требуется, их научат здесь. Что касается возраста, так и не нужно, чтобы люди оставались надолго, чтобы пускали здесь корни.
В середине дня в гостиной было собрание. Всех распределили кого куда. В шахту, в оранжерею, на кухню, уборщиками, на склады и так далее. Несмотря на имеющиеся специальности у всех будет ротация и скоро должен будет получиться из каждого универсальный рабочий.
Зарплату будут переводить на счет. В конце периода будут выдавать листочки, в которых будут показывать, что должен ты и что должны тебе. На положительное сальдо пока рассчитывать не приходилось.
Меня сначала определили в блок питания. Самая главная повариха то есть шеф была женщина, весьма крупноформатная. Она, казалось, не знала что такое усталость. Легко ворочала столовские кастрюли. Для соответствия ей нужна была не я, а дюжий парень. Одна из специальностей, которые я приобрела по ходу своей жизни это пекарь. Но основное, что от меня требовалось это собирать всю грязную посуду и загружать ее в посудомоечную машину. Потом чистую раскладывать по местам. Это было не трудно, но промежутков во времени почти не было. Даже в этой работе требовался простой навык и наработка некоторого автоматизма. Когда я с этим свыклась мне стали поручать мыть разные поверхности. В обед и вечером часто требовалось отнести еду по заказу. Нельзя было не заметить, что при новобранцах не разговаривали, но при взгляде, то на одного, то на другого возникало ощущение, что они разговаривают. Не телепатически же. У меня в голове зазуммерила красная лампочка. К приготовлению пищи никого из нас впоследствии не допустили. Ротация была через неделю.
Теперь меня отправили в теплицу. Надо было ухаживать за гибридным овощем. Его называли просто овощ. Он походил на огурец и на дыню. От дыни был аромат и цвет. По форме и на ощупь был как огурец. Листья были мягкие как у дыни. Эти плоды собирали каждый день и относили в администрацию и специалистам. Меня предупредили, что есть их не надо. На изломе они становились зелеными подобно тому, как становились коричневыми яблоки. Последние желтели от железа, а эти овощи зеленели от меди? Было понятно, что их будут пробовать несмотря на предупреждение. Я попробовала. Запах приятный, на вкус они были гадкие. Сразу выплюнула. Зачем выращивать такой овощ, а не обычный огурец. Ну а нам от цинги давали обычную капусту и борщ. Еда здесь была вкуснее, чем на большой земле, но вкус давно уже не был мерилом качества. В теплице я была все время одна. В каком-то смысле это меня радовало. Но было жарковато. Надо было собирать эти овощи, отрезать отмершие листья и боковые плети. Технология была не как в своем огороде. Эти овощи крепились корнями в небольших кубиках, а питание получали из воды. Уходя на ночь, надо было включить распыление удобрений и капельный полив. Особенно учиться не чему, но довольно утомительно. Если все время заниматься одной работой, то можно свихнуться. Едва начав трудиться в теплице, я уже ждала следующей ротации. Для каждого места выдавали подходящую спецодежду. А то, что относилось к домашней одежде, было и не нужно. Больше относилось к ритуалу, который связывал с привычным укладом .
Замечаний по работе все еще не заслужила. Пока я грелась в теплице, на улице уже установился снежный покров и морозец градусов на пятнадцать. Пока я еще не встретила человека, с которым можно было бы поговорить.
Сколько людей привезено было в Сибирь по ее рекам. Голодных, замерзающих и насильно. Я приехала сама, сытая, одетая. И все равно мне плохо. На душе пустота. Я всегда делаю неправильный выбор, даже когда условия ясны. И что же я хотела выбрать вслепую? Сколько раз я думала, что надо принимать то, что дается, а будешь трепыхаться – только хуже сделаешь. Дается испытание – проходи его. Но не в бездомные же мне надо было поступать. Если бы я была занята элементарным выживанием, может, мне было бы не до рефлексии? Или от судьбы не уйдешь? Так или этак, а будет хреново. Потому, что ходишь как в плоской матрице. А надо как то оторваться, но прыгнуть не ниже, а выше? Я читала, как в кругах ада на том свете женщина проходила по кругу одни и те же муки, но за нее молились, и это помогло ей перейти выше, и она даже вышла на нулевой уровень. Но на этом у нее все закончилось. Она просто вышла из комы. Вряд ли за меня кто-то молится и мне не проснуться.
Здесь для физического выживания все предусмотрено, а для души никто за тебя не сделает. Для души никто не поможет. Надо самой попадать куда нужно. В голове пустота такая, что звенит. Бросилась достать молитвослов, но с ужасом обнаружила, что его нет, забыла в каюте. Это для меня как плохой знак. Такая тоска охватила. Пустота и тоска. Хорошо, что тех минут по вечерам, когда я предоставлена самой себе не много. Спать больше чем нужно не могу. Почему-то уверена, что если и есть библиотека, то книги там не те. Как же шагнуть туда куда надо и чтобы к своим?
Сегодня мне идти на склад. Он находится близко к шахте. При складе добытая руда проходит простую доработку, даже не обогащение. Ее просто перемалывают в тяжелых жерновах из композитного материала, чтобы компактно уложить в емкости для перевозки. К сожалению, не обладаю геологическими знаниями, не знаю, что за минерал я переваливаю без особых средств защиты. Но потому меня и взяли? Коробочки маленькие, объемом меньше литра, но неожиданно тяжелые, а уже эти коробочки пакуют в деревянные ящики, на которых пишется один и тот же набор цифр. Но впрочем , это все делается не вручную. Мне надо только вовремя приостанавливать процесс, чтобы иногда немного корректировать. Но за день все равно устаешь. На этой работе есть большие перерывы для приема пищи и отдыха. Вместе с перерывами получается четырнадцать часов. Что удивляться. На судне тоже вся команда круглые сутки с перерывами была на работе. Здесь мы для того, чтобы работать, а не жить. На складе было больше свободного времени, так как руды добывалось пока немного.
Все-таки насчет ротации это они мудро придумали. От однообразия ничего хорошего не бывает. Сначала я все время смотрела на часы, но потом научилась уходить в себя. Попусту работяг не гнобили . То, что весь день был занят, но не до изнеможения это мудро. Наши хозяева не особо ревностно за нами следили. Казалось, они даже были равнодушны. Впрочем, задания я выполняла.
Наконец, мне довелось попасть и на шахту, в штольню. Это была пока единственная горизонтальная выработка. Пройдено было не более ста метров. Породу вырезал комбайн с помощью огромной фрезы, затем она отправлялась на транспортер и на вагонетку. Порода была очень твердая, и продвижение вперед шло медленно. Недолго поработала с инструктором, чтобы работать на этом самом комбайне. И вот меня оставили одну. Я почти и не нужна. Надо нажимать всего несколько кнопок. Уши защищают вкладыши. Пыль в кабину не проникает. От монотонности иногда нападает дремота. Тогда я заглушаю машину и прихожу в себя. Вообще-то останавливаться не положено. Однажды, несмотря на остановку, мою голову сжало как клещами и в ней будто явственно прозвучало «спать!». Хотелось оглянуться, но я боялась. Зеркала заднего вида не было или оно было снято. Я решила в следующий раз принести свое зеркало.
Солнце теперь появлялось меньше чем на час, а я не могла его видеть, потому что в это время сидела в шахте. И эта постоянная ночь тоже действовала угнетающе. В этот раз очень не хотелось идти в шахту. Но для себя я отметила, что хорошо выспалась и голова пока свежая. Зеркало приладила резинкой для волос. Всего через полчаса работы меня опять стал одолевать морок. Я еще не настолько стара, чтобы постоянно дремать. Раньше за собой не замечала. Мой взгляд упал на зеркало. И я увидела, что сзади комбайна буквально в нескольких метрах появились два существа. Конечно, это были люди, но что-то с ними было не так. Они были плохо различимы из-за пыли. Они брали в руки куски породы и направляли на них лучик ультрафиолета и камни то светились под ним, то не светились. Я знаю, что некоторые минералы флюоресцируют в ультрафиолете. Качество руды проверяют что ли? Так минут десять они побыли и пропали. Потом я старалась разузнать у тех, кто там уже работал, нет ли в шахте чего-нибудь необычного. Говорили, что нет, но в сон их тоже клонило. Наконец, пришла ротация. В шахту я уже больше не попадала.
Наступила весна. Снег пока не таял, но день был уже полноценный. Настроение стало лучше. О случае в шахте я почти забыла.
По договору отсюда можно выехать с началом навигации, но без заработка. Заработок начинает копиться только через год. Но многие стали мечтать об отъезде. Меня пока еще так сильно не прижало. Зачем мне куда-то ехать, если я знаю, что мне везде будет плохо. На большой земле опять началась какая-то эпидемия. Здесь одно, в другом месте будет свое. И везде плохо. При последующих ротациях стало выясняться, что я не везде подхожу. Я с детства боюсь недовольства старших и всегда стараюсь выполнять то, что от меня требуется. Но работяг мало и когда требуется работать вдвоем, напарника выбрать трудно. Мужчины не хотят с женщинами, а женщины смотрят, как бы не переработать и если что не так, то переложить вину на другого. Меня уже подставляли несколько раз. Я предпочитала одиночные нарялы . Но не всегда спрашивают, куда хочешь, и чаще не спрашивают. Администрация не вмешивалась, она просто давала задание.
Постепенно отношения стали напоминать лагерные. Мы были свободны, но в каком-то плане здесь был лагерь. Постепенно выяснилась, что я не ко двору в этой группе. Я не курю и не хожу туда, где люди собираются покурить и будто бы пообщаться. После работы я шла забиться в свой пенал и уже не выходила до следующей работы. Некоторые приняли такое мое поведение за высокомерие. Почему-то меня стали обвинять в том, чего я не делала. В незрелых сообществах начинают кого-нибудь третировать, развлекаться что ли так. Например, кто-нибудь забивал заваркой раковину, а обвиняли меня, пытались заставить меня чистить. Однажды в коридоре рассыпали мусор и тоже все смотрели на меня. Слава богу, я не крошка и физически меня заставить не просто. Я знала, что такое бывает в армии у солдат и в колониях у заключенных. Меня раньше это коснулось только в детском лагере. Но страх остался на всю жизнь. С тех пор я старалась не попадать туда, где люди могли объединяться против одного. Лично для меня маркером служил порог группового интеллекта. Выше какого-то уровня тебя будут просто меньше замечать, но издеваться не будут. В последнее время приходилось забыть о том, что когда-то люди помогали друг другу и пели вместе песни. О господи, господи, господи, дай мне мужества, ума и терпения! Полюбить их знаю не смогу.
С открытием навигации многие засобирались с отъездом, администрация заявила, что из-за карантинов не получится. Правду ли они говорили не проверить. До моря они еще бы могли вывезти, но на судно не пустят. Неорганизованным путешественникам попасть на судно и в лучшие времена трудно. После этого известия градус агрессии сильно вырос. Не дай бог попасть кому -то под горячую руку. Предупредили, что если кто-то нарушит порядок, то на него наложат административный арест. Это означало, что будут безобразничать тихо .
Однажды вечером я прилегла на минуту, но дверь не закрыла потому, что должна была пойти умыться на ночь. Но задремала. Вдруг я почувствовала, что по моему лицу кто-то мягко водит. По запаху я поняла, что меня мажут кетчупом. Я резко схватила руку и рывком ударила головой в нос того, кто это делал. Тот балбес не ожидал, что я среагирую, но он оказался крупным детиной. Я не стала ждать, пока он придумает , что со мной делать и выскользнула за дверь. Ночи были холодные и на улицу бежать не хотелось. Соседей беспокоить тоже. Схватила куртку и вышла на улицу. Заглянула в свое окно. Тот тип был еще в комнате. Я тогда пошла по поселку. Подошла к штольне. Там в глубине было светло. Но заходить побоялась, хотя было любопытно. Не знала, что там ночами может идти работа. Лицо все еще было в кетчупе. Умылась снегом, и надо было попробовать вернуться. Я не знала, как относиться к происшествию. Хорошо, если все сведется к шутке. А если этот тип затаит злобу? Какие неприятности он может доставить? Я так и не разглядела, кто это был. На следующий день я ходила, как ни в чем не бывало. Может и тот дурак не знал к кому залез? Надо, надо, надо как-то избегать конфликтов.
Мы рабочие имели дело только со старшим. Он был для нас и бригадиром и инструктором. Остальные вышестоящие с нами не общались и даже близко не подходили. А самого главного я и вообще еще не видела. Не невидимка же он?
Прошло короткое лето. К ночи нас всегда загоняли в дом. На воздухе летом в тайге находиться не захочешь из-за гнуса. Ходили только в накомарниках. Стояло короткое время, когда было еще тепло, но гнуса уже не было. Это потому, что ночью уже случился первый заморозок. Хотелось посидеть у костра или просто побыть на воздухе. Он был насыщен лесными ароматами. Несколько человек мы вышли не сговариваясь из общежития, присели у стены на бревнышко. Стемнело. Костер жечь нельзя. Вдруг за горой появилось свечение. И совершенно бесшумно приземлилась самая настоящая тарелка. Открылся нижний люк, и началась погрузка ящиков с рудой. Вот это да! Кто-то спокойно сказал: «Воруют». А у меня, кажется, сложился пазл .
Мне еще дед рассказывал, что северная Евразия только формально принадлежит России. В действительности там хозяйничает кто-то другой. Местные жители считали, что там живут боги и духи и категорически отказывались ходить севернее черты их проживания. Местные охотники даже боялись рассказывать о том, что они видели. Да и перед экспедицией не ставили задачу забираться далеко на север. По рекам передвигаться еще было можно, но вглубь тайги забираться было страшно. Ориентироваться там было чрезвычайно трудно. В одиночку ходить по тайге запрещалось. Но начальство давало задание, а людей достаточно не нанимало. Про снаряжение и говорить нечего. Моему деду приходилось ходить одному. Хорошо, если давали лошадь. С лошадью было еще страшнее, потому, что она все время боялась и фыркала .
Погрузка быстро закончилась, а мы пошли спать. Утром как ни в чем не бывало пошли на работу. А за обедом наш инструктор сообщил, что мы одни. Более в поселке никого нет. Народ опешил, а я в глубине души чего-то вроде этого и ожидала. Вот какой подвох оказался. Ну что ж, нас здесь бросили. Но ведь не голыми. Все вместе мы уже успели поработать везде и превратились в универсальных рабочих. Жизнь поселка поддержать сможем. Ничего страшного не произошло. Пока. Все зависит от того, что у нас получится: вестерн в американском духе или поселок лесорубов в советском духе. Ничего не было заперто. Мы чувствовали себя как дети в отсутствие родителей. Может быть, они еще вернутся. Кто-то захотел сразу отправиться хотя бы на берег океана. Старший сказал: «пожалуйста, но вездеход вам не дам». На реке уже образовался тонкий лед, но она по-настоящему встает только в ноябре. Старший сказал, что теперь здесь будет скит. Не монашеский конечно. Что он всю жизнь мечтал жить в тайге. Он будет главным. Про улетевших сказал, что они, конечно, вернутся. Только сюда ли. У них по всему Северу полно точек. Пока они не позволят, Северная Евразия не достанется никому. Если мы будем хорошо себя вести, то сможем стать такими же бригадирами как он. Короче говоря, он предложил нам помогать обворовывать свою планету и свою страну. Каково? А кто не захочет? Тогда план Б. Лучше с ним не знакомиться.
Альфа самец определился. Его личность определила, какое у нас будет общество. Комсомольского отряда точно не будет. Почему выбрали именно десять человек тоже понятно. Меньше не хватит на все функции, а десять еще хорошо управляемая группа. Большее количество будет разбиваться на подгруппы со своими лидерами. Субдоминантные тоже быстро определились. Все остальные слуги. Среди последних со временем, ждать не очень долго, могут выделиться изгои. Для себя я ничего хорошего не ждала. Для двоих женщин все может сложиться очень печально. Все зависит от степени безбожности в этой группе. Что-то мне подсказывало, что какое-то время будет продолжаться для меня спокойно. Насчет перспективы стать бригадирами, думаю, пустое обещание. Это мотив для сохранения дисциплины. В суровых условиях нужен сильный лидер. На лидера нельзя выучиться, им надо родиться. Наш был всегда уверенно спокоен, и это было спокойствие силы. Все остальные были просто шваль, но тем больше им хотелось показать свою значительность. В этом своем стремлении они начали устанавливать иерархию. И это был такой дебилизм!
Постоянная занятость стала еще актуальнее, чем раньше. Поскольку завоза не предвиделось, а надо было готовиться к зиме, для жизни выбрали самое маленькое здание . Приступили к заготовке дров. Упростили быт, поскольку инженерных голов не было, а надеяться на то, что ничего не сломается страшно. Срубили баню. Она же в худшем случае могла стать и жильем. Если кончатся продукты, то не знаю, смогут ли наши супермены добывать зверя. Северные народы умеют добывать зверя, но даже они зимой не надеялись на охотничью удачу. Северные народы разводили оленей. Может быть, женщин оставили в качестве оленей? Провели учет продуктов. При экономии должно хватить на зиму. По всему судя, зиму перезимовать можно, а что будет дальше? Покажет время? Я бы лучше вернулась к океану. По реке можно сплавиться. Но как добраться до реки? До нее день езды на вездеходе, значит, может быть не одна сотня километров. Главное, ради чего мы здесь? Человеку для жизни нужен другой человек и вместе они к чему-то стремятся. Все равно, к чему, придумают. А здесь никто никому не нужен и все бессмысленно.
Маргинальные компании не бывают без изгоев, и у нас наметился. Так как большинство здесь мужчины, то и изгоем скорее всего будет мужчина. Все эти люди с детства и в жизни недолюблены и очень недолюблены . А изгой это общий детеныш, которого каждый воспитывает на свой лад и отдает при этом свою нелюбовь. Я знаю, как это бывает и что чувствует этот человек. В детском лагере я тоже не избегла из-за своей нескладности и комплексов. То из-за чего меня тролили могло бы быть моим оружием, но почему-то мне не приходило это в голову. Однажды меня довели, и я схватила голову обидчика на локоть и зажала так крепко, что он мог только дрыгать ногами. Оставшиеся три дня я ходила почти героем. Тогда я поняла, что нужно различать, когда смолчать, а когда и огрызнуться. Всегда молчать в чуждой среде не получится. Помощи изгой тоже не стоит, потому что видела, как при переключении на другого бедолагу, прежний старается даже больше остальных. Он может только сам себе помочь.
Однажды меня спросили, а что это я все время молчу. Уж не презираю ли я всех? Я почувствовала, что тролинг может перейти на меня. Пришлось придумать объяснение. Я наплела им про повесть Джека Лондона «Смирительная рубашка». Как герой научился делать выход души из тела, и потому ему все было нипочем. Я, конечно, не выхожу из тела, а наоборот ухожу глубоко в себя, так глубоко, что перестаю слышать, что происходит. Спасибо им, я могу себе позволить прострацию только благодаря их защите. Да, вот я такая ненормальная, простите. Я догадывалась, что теперь меня начнут пугать. Действительно так оно и получилось. Но это я хорошо отделалась, откупилась, так сказать.
Пришла ранняя северная зима. Морозец довольно заметный. Дальше от океана уже не бывает туманов, северное сияние бывает во всей красе. При сиянии небо кажется низким, как будто оно вот-вот опустится на землю. В тот раз сияние было особенно интенсивным. Для меня это явление больше страшное, чем красивое, хотя тайны в нем нет. Просто отклонение частиц в магнитном поле. Почему они светятся я забыла. Еще просто мороз, просто ветер. Не верю в предзнаменования, но после сияния начинаю чего-то ждать. Господи, милостив буде мне грешной! Полагаюсь всецело на волю твою. Теперь я уже сама ничего не могу! Господи, пошли мне облегчение! Сияние можно представлять как ступеньки . Будто они могут коснуться земли , если долго смотреть. Может быть, по этим ступенькам уходят души оленей.
Это произошло на следующий день. Мы почти все были на воздухе. Со стороны ворот по дороге к поселку приближались три человека. Все бросились открывать ворота. Ограда была не от людей, а от зверей. Видеть новых людей было весьма необычно. Кто же они такие? Они пришли узнать, не нужна ли нам помощь. Представляться не стали, руки жать тоже. Один был, по-видимому, якут, два другие русские. Одеты по моде прошлого века. По какой там моде, просто ткани были джинса и хлопок, ушанки. Куртки у двоих старые аляски , у якута одежда кожаная национальная. Узнав, что у нас пока все есть, они стали прощаться несмотря на приглашение остаться.
У них были хорошие лица. Я давно не видела таких лиц. Вот они сейчас уйдут и все? Я сразу почему-то решила, что это переселенцы. В России всегда были гонимые, или кому-то было тяжело смириться с порядками. Они уходили в леса. Они шли на материальные лишения ради свободы совести. Со старообрядцев не начиналось, а продолжалось. Они самые известные. А ведь где-то скрывались уже тысячу лет волхвы. Сколько существовало общество столько от него и уходили. В нынешние времена, которые воспринимаются многими как последние, несомненно , должны бежать еще больше. Я еще до отъезда на север думала на эту тему, но не всерьез, потому что попробуй их найди.
Я не могла потерять их, проситься к ним не решилась, так как боялась отказа. Бросилась за рюкзаком. За прошедшее время он стал легче. Потерять их не боялась потому, что следы на снегу сохранятся долго .
Сначала они шли по дороге, потом свернули юго-западнее. Я держалась так, чтобы меня не было видно. Шла я так шла, и вдруг они оказались со мной рядом. Они не стали спрашивать, что мне нужно, зачем я иду за ними. Пройдено уже было немало. Скоро стемнеет. Я упала перед ними на колени и разрыдалась. Я умоляла принять меня к ним. Они ответили, что приходили за мной, но я должна была сама попроситься к ним. Их старцы уловили слабый зов о помощи, но они долго не могли понять, откуда он доносится.
Мы шли еще несколько дней, наискосок приближаясь к реке. Направление вполне объяснимо. Близость к реке это понятно. Вглубь материка зимой холоднее, но воздух суше. Поселение обнаружилось в распадке, защищенном от ветра и недалеко от реки. В этом месте река была узкая и порожистая. Весь поселок хорошо замаскирован от взгляда сверху. Думаю, что они маскировались под старообрядцев, но были ими лишь в каком-то смысле. Быт очень простой, без техники. Связи у них тоже не было, но они всегда знали, что происходит вокруг.
На следующий день после завтрака меня отвели к старцу, тому самому который узнал о моем существовании. Он говорил со мной и незаметно я исповедалась. Этот старец будет моим духовным отцом. Он сказал, что во мне оскудела любовь. Потому я и оказалась притянутой к чертогу дьявола. Но вселиться в мою душу ему не удалось. Я хорошо сопротивлялась. Мне следует долго молиться, работать над собой, чтобы стяжать благодать и взрастить в душе любовь. Хорошо им. Перед делом, важным или нет, можно идти к провидящему старцу и просить благословения. А я всю жизнь прожила без благословений. Пока буду помогать на кухне. Когда мне хорошо я вкусно готовлю.
В первый же день меня поразило то, что при приготовлении блинов надо в три раза меньше яиц. В молодости для замеса я брала одно яйцо, по прошествии лет надо было уже два яйца, иначе блины рвались. А в последнее время уже и трех яиц было мало. Для получения нужного свойства теста надо было добавлять специальный порошок из пакетика. Хотя я покупала и молоко и яйца, которые так и назывались «отборные». Как резонно замечал Петрович, не известно по какому принципу их отбирали. Здесь продукты если вкусные, значит правильные. Мне объяснили, что современных людей на большой земле нельзя винить за нечуствие , за то, что они не ищут благодати. Продукты портят специально, чтобы превратить людей в субстраты для бесов и всевозможных сущностей. Эта нечисть пытается подселиться к людям во время сна. Вот почему так много людей жалуется, что они не могут заснуть или просыпаются среди ночи от страха. Когда то святые отцы говорили, что душевная нечистота заслоняет нас от бога. Теперь надо очищаться еще и телесно.
Меня смутило еще то, что люди гораздо старше меня выглядят как мои ровесники. А самые старшие еще видели войну и воевали. Одна женщина сказала как-то невзначай про суп из крапивы, что она с детьми спасалась им в оккупации. Получается, что ей больше ста лет? А старцы, бывшие монахи, не очень далеко отсюда отбывали лагеря. Возвращаться в прежний мир для них не было никакого смысла. Я опять замолчала надолго, но уже пребывая в изумлении.
Настроение становилось все светлее. Тоска прошла. Неужели я за счастье раньше принимала то, что от счастья далеко. Что я чувствую не объяснить. Это просто чувствуешь кожей и вдыхаешь легкими. Это и есть благодать? Я на месте.Теперь не нужно стремиться куда-то. Здесь я хочу жить и умереть.
То было не долго. Чистота и скромность окружающей жизни были таковы, что я стала все более и более видеть свои грехи. Мой новый духовный отец старец Терентий понимал , что со мной происходит, он вызывал меня и предлагал поговорить, но это означало, что он спрашивал, не хочется ли мне покаяться. Каяться по-настоящему это совсем не то, что в толпе, когда зачитывают общие грехи. Одной каяться страшно. Надо иметь душевный навык и потребность такую сильную, что она заглушит стыд. А каяться надо обязательно потому, что нераскаянный грех отягощает и огрубляет, он ограничивает духовные возможности и самое главное не дает пребывать с богом. Твой старец тебя не осудит, а пожалеет и благословит жить дальше.
После всех дел спешу присоединиться к общей молитве. Когда вокруг тебя тоже молятся и поют, то наступает такое блаженное состояние, когда не чувствуешь хода времени. Раз и уже утро. Люди, живущие в этом таежном поселении, видели свою миссию в том, чтобы молиться за Россию и все человечество. Молитва шла круглые сутки. Молились в основном старцы. К вечеру все старались освободиться и присоединиться к ним. Если здесь способны видеть на расстоянии, если бог дал людям дары по их душевной чистоте и вере, почему бы их молитве не быть сильнее зла, которое все усиливалось в мире? Сказано же, что бог не погубит город, если в нем есть хоть один праведник. Вдруг они и есть те атланты, которые держат землю?