Пригласили на ужин. Я, как и в первый раз, пошёл не торопясь, поскольку захотелось рассмотреть отделение повнимательнее.
Слева от выхода из палаты находился первый пост, однако уже было понятно, путь туда — нам, обитателям надзорной, был заказан.
Справа размещался второй пост, к которому собственно и относилась, как случилось выяснить перед полдником, наша палата. Деление это было исключительно условным, потому что дежурная медсестра и санитар предназначались на два поста, каждый в единственном числе, а пациенты беспрепятственно перемещались по общему вплоть до перегородки коридору в обоих направлениях.
По нашей стороне, непосредственно рядом с выходом, располагался приставленный к стене стол санитара, немногим далее — большой письменный стол временно отсутствовавшей медсестры, а за ним — обозначенный табличкой вход в шестую палату.
По противоположной стороне коридора — за туалетом следовали какое-то служебное помещение без вывески и процедурная, а потом — седьмая, реабилитационная палата.
Перегородка с наполовину остеклённой пластиковой дверью отделяла нас от третьего поста, где нумерация палат, в отличие от нашей — общей для первого и второго — была самостоятельной. Я лишь обратил внимание на то, что рядом с крайней левой — висела табличка «Палата № 5», с таким же номером, как и моя, надзорная.
Далее по левой стороне, ввиду симметричности устройства здания, находились служебное помещение, туалет, ещё один выход из отделения с широкой двухстворчатой дверью, кабинет, не успел прочесть какого, врача, кухня и, наконец, столовая.
По правой — удалось рассмотреть ещё несколько палат, стол постовой медсестры и три кабинета, а заканчивался коридор, как и в нашем крыле, окном, украшенным незамысловатыми занавесками.
Возвращался не спеша и всякий раз заглядывал в палаты, мимо которых проходил. Одни были совсем маленькими, узкими, рассчитанными на четверых, другие, размером с нашу, — выглядели более просторными, поскольку коек в них располагалось гораздо меньше. Постель же была вполне приличной, не такой убогой, как в надзорной, и соответствовала общепринятому больничному стандарту.
Аппетит за ужином был хороший, потому что до этого с самого утра съел на полднике только булочку с чаем. Сейчас давали тушёную капусту с котлетой — не сумел разобрать, но, по-моему, рыбной — в неглубокой металлической тарелке и сразу же с ложкой. Сверху лежал толстый кусок — не половинка! — хлеба с маслом. К этому прилагался, не помню какой, напиток, разлитый в те же маленькие металлические кружки, плотно расставленные на подносе в окне раздачи.
Я съел и выпил всё быстро и без остатка, меня можно было принимать в Общество чистых тарелок.*
За ужином наблюдал уже другой санитар, сменивший на посту Большеглазого Костю. Он был среднего роста с лицом, которое, в зависимости от выражения глаз, могло принимать либо приветливый, либо угрюмо-суровый характер, и, не уверен, что украшалось наполовину седой то ли специально отпущенной короткой бородой, то ли трендовой многодневной небритостью. Учитывая эту особенность, было бы неразумным и небрежно-расточительным — не дать ему имя Борода, чем я и воспользовался.
После ужина он сопроводил в нашу палату вышедшую на ночное дежурство процедурную медсестру, не Веру Васильевну, которая под его наблюдением поставила мне укол и сразу же вышла, а Борода немного спустя вернулся уже с рулончиками ленты.
— Если будет капельница, то можно сходить в туалет? — догадался я и спросил разрешения.
— Иди, — добродушно согласился санитар.
Процедура с капельницей проходила по тому же сценарию, что и днём: с привязыванием рук и двумя пакетами лекарства, и, пока она продолжалась, за окном стало смеркаться и вскоре окончательно стемнело.
— Второй пост, на таблетки! — послышалось из коридора.
После приёма таблеток в отделении установилась тишина, нарушаемая лишь мягкими звуками влажной уборки пола и сетованиями по этому поводу выполнявшей её санитарки. Видимо, приближалось время отбоя.
Зашёл Борода.
— Завтра утром не забудь сдать анализ, — он вручил мне стерильный, в упаковке, контейнер для мочи. — Поставишь в лоток на столе, справа от выхода.
Я положил контейнер под подушку и попытался в третий раз за день заснуть, ожидая, что вот-вот наступит отбой, и погасят свет. Но время шло, а свет отключать никто не собирался. Я внимательно поискал взглядом выключатель, но нигде не нашёл, а только догадался, что он, вероятнее всего, размещён снаружи и управляется медперсоналом.
Раздеваться не стал, потому что было неприятно ложиться на постель, которой хотя бы одну ночь, но всё-таки пользовался, как выяснилось при заселении, освободивший мне место предшественник. Спасаясь от яркого освещения, я укрылся с головой одеялом и попытался уснуть.
Восстановлено по памяти 23–25 марта
* Проверил на своей дочери и решил снабдить примечанием. Со школьной скамьи помню рассказ «Общество чистых тарелок», широко известный в Советском Союзе среди детей и взрослых. Мы читали и разбирали его на уроке, когда учились, наверное, в классе во втором или третьем. Эта, вероятно, правдивая история написана В. Д. Бонч-Бруевичем, одним из ближайших соратников В. И. Ленина, и рассказывает о том, каким образом добрый, но настойчивый Владимир Ильич убедил детей доесть поданные на обед блюда.
Дневник пациента. Запись 005
Начало ← Предыдущая ← → Следующая → Все записи