Живёт семья себе, живёт, и тут бац: повестка в суд. Да ни от кого-нибудь, а от брата! У Анны и Сергея один отец, а матери разные. Законом такие родственники называются неполнородными братьями и сёстрами.
В далёком 1993 году была приватизирована квартира на четверых человек: Анну, её мужа и двоих сыновей. Отец Анны отказался от приватизации и в скором времени скончался. Сергею же на тот момент было 8 лет.
Анна, конечно же, была в шоке от полученной повестки, но рассказала, что с братом особо отношения не поддерживала: разница в возрасте, да и мамы брата с сестрой не ладили по понятным причинам. Теперь общение предстояло не из приятных.
В расстроенных чувствах Анна пришла ко мне в офис, имея на руках только повестку. Нужно было знакомиться с материалами дела в суде, что и было осуществлено после оформления доверенности.
Иск был заявлен о признании недействительной сделки приватизации. Основание — Сергей не включён в договор как несовершеннолетний.
Действительно, в соответствии со статьёй 7 Закона РФ от 04.07.1991 г. N 1541-1 «О приватизации жилищного фонда в Российской Федерации» в договор передачи жилого помещения в собственность включаются несовершеннолетние, но только те, которые:
- имеют право пользования данным жилым помещением и проживают совместно с лицами, которым это жилое помещение передается в общую с несовершеннолетними собственность;
- проживают отдельно от указанных лиц, но не утратившие право пользования данным жилым помещением.
В исковом заявлении, как раз, было указано второе основание: Сергей когда-то жил с отцом, но переехал вместе с мамой в другую квартиру.
В соответствии с жилищным законодательством лицо, добровольно выехавшее из жилого помещения в другое жилое помещение для постоянного проживания, утрачивает право проживания, говоря юридическим языком, пользования жилым помещением. Однако когда речь идёт о несовершеннолетних, то ни о какой добровольности речи быть не может: ребёнок не волен принимать решения о месте проживания. Таким образом, у нашего истца были все шансы требовать признания договора приватизации жилого помещения недействительным.
Ещё одним основанием истцом заявлено непроживание Анны со своей семьёй по адресу квартиры, которая приватизирована. Сергей заявлял, что сестра и члены её семьи были зарегистрированы, но фактически не проживали в квартире.
Честно говоря, пришлось «попотеть», работая над этим делом. В первую очередь, необходимо было доказать тот факт, что истец не жил в квартире. Именно такую информацию мне преподнесла Анна. А затем нужно было доказать, что ответчик с семьёй в этой квартире действительно жили. Времени с момента приватизации прошло более 15 лет. Поэтому с получением доказательств были трудности.
После долгой беседы с Анной и её семьёй был сформирован круг организаций, где могли быть документы с адресом места жительства. Сначала были получены документы из поликлиник: дети ответчика родились в квартире и к ним ходила патронажная сестра, при наступлении болезни врача вызывали на дом по этому адресу. Также были получены документы из образовательных учреждений: детского сада и школы, где был указан адрес приватизированной квартиры. Кстати сказать, и детский сад, и школа находились в непосредственной близости от дома, где была спорная квартира.
С Анной и её мужем было немного сложнее. В тот период они не обращались к врачам в поликлинику, никаких заявлений в государственные и муниципальные органы не писали. Оставалась только работа. Но к тому времени, как рассматривалось гражданское дело, мест работы сменилось много, надо было разыскивать работодателей, у которых они трудились на тот момент. Документы в итоге нашлись в архиве. При ликвидации организации должны сдавать все документы в городской архив, правда не все такие ответственные. Работодатели Анны и её мужа оказались из ответственных, поэтому все документы сдали в архив. И в этих документах был тот самый адрес, по которому приватизирована квартира.
Все эти документы мы представили в суд, и нам оставалось доказать факт непроживания в квартире истца. Поскольку сами добыть такую информацию мы не могли, то в суд было подано ходатайство об истребовании доказательств: сведений из поликлиники и школы, которые относятся к адресу приватизированной квартиры по микрорайону. Сам истец в суд не ходил, воспользовавшись правом иметь представителя и не участвовать лично в судебных заседаниях. Поэтому информацию о детском саде и школе мы получить не смогли: представитель всё время говорил, что узнает у своего доверителя, но каждый раз в суде говорил, что забыл спросить или спрашивал, но не записал и не запомнил.
Суд не может делать запросы по всем школам. В этой связи мы напомнили оппоненту, что обязанность доказать те обстоятельства, на которые истец ссылается в своём исковом заявлении, лежит именно на нём.
Из детского сада и школы пришли ответы, согласно которым истец данные учреждения не посещал. Конечно, это не являлось прямым доказательством непроживания истца в квартире, но у истца в ответ нечего было представить. Поэтому пришли свидетели. И все, как один, говорили одно и то же.
Суд оценивает доказательства в их совокупности по своему внутреннему убеждению. Так вот для того, чтобы убеждение судьи при оценке такого доказательства, как свидетельские показания, были на моей стороне, необходимо было максимально дискредитировать свидетелей, заставить их ошибаться. Первый свидетель поплыл на вопросе сколько было в квартире комнат: назвать количество не смог, хотя утверждал, что являлся близким другом семьи истца и часто бывал в квартире. Со вторым свидетелем было сложнее, его никак нельзя было поймать на лжи. Но в один прекрасный момент свидетель сообщил, что когда отец истца и ответчика заселялся в квартиру, он помогал заносить мебель и другие вещи на лифте на шестой этаж. Какова была моя радость, когда свидетель это сообщил, ведь дом был без лифта и пятиэтажным!
Мы также пригласили свидетелей, и это были не подставные люди, как у нашего визави, а соседи по лестничной площадке. Они подтвердили нашу позицию и как ни старался адвокат истца, не сообщили суду информацию в пользу истца.
Суд удалился в совещательную комнату и после выхода из неё вынес решение, которым в полном объёме отказал истцу в удовлетворении иска. Решение было обжаловано, но суд апелляционной инстанции решение оставил в силе.
Да, чуть не забыл, мы ко всему прочему заявили о пропуске истцом срока исковой давности. Поскольку Сергей обратился в суд спустя 15 лет, срок ему нужно было восстанавливать. Такое заявление от его представителя поступило, адвокат ссылался на несовершеннолетний возраст его доверителя. Однако суд срок не восстановил, поскольку истец обратился спустя пять лет после достижения им совершеннолетия.
При этом судья вправе не рассматривать гражданское дело по существу, то есть не допрашивать свидетелей, не запрашивать другие доказательства, если срок давности по исковым требованиям пропущен: истечение срока давности является самостоятельным основанием для отказа в иске. Но судья не стал на этом прекращать историю и решил разобраться в деле досканально.
После вынесения решения мама истца очень сильно возмущалась итогу разбирательства. В адрес судьи, ответчика, его представителя, то есть меня, летели проклятья и оскорбления. Судья этого не слышал, а мы с моим доверителем не стали отвечать взаимностью, просто молча ушли. Однако на этом история не закончилась.
Спустя время Анна снова пришла ко мне с повесткой. Теперь в отношении неё шёл процесс у мирового судьи по обвинению в оскорблении. Раньше оскорбление было преступлением, причём частного обвинения, то есть возбуждалось по заявлению потерпевшего. В настоящее время данное деяние декриминализировано, то есть из преступления оно стало административным правонарушением, ответственность за которое предусмотрена не Уголовным кодексом РФ, а Кодексом РФ об административных правонарушениях.
Я не веду уголовные дела, поскольку для этого кроме интереса, нужен статус адвоката. Ни того, ни другого у меня нет. Но Анна настаивала на том, чтобы я её защищал. Законодательная возможность встать на защиту моей клиентки у меня была: по уголовным делам, рассматриваемым у мировых судей, статус адвоката не обязателен, достаточно высшего юридического образования. После долгих переговоров было принято решение, что я буду защитником по этому делу. Пришлось освежать в памяти процедуру, установленную уголовно-процессуальным законодательством.
Мама Сергея, назовём её Варвара Степановна, указала в заявлении, что в здании суда, возле зала судебного заседания при рассмотрении дела о признании договора приватизации недействительным, моя подзащитная назвала её нехорошими словами, тем самым унизив её честь и достоинство. Конечно же этого не было, была обратная ситуация, но заявление уже рассматривается в суде и просто сказать «да это ложь!» было не достаточно.
Были допрошены свидетели, которые присутствовали при инциденте в суде. Судья очень подробно всех опросил, отобрав немного работы у меня и моего коллеги с противоположной стороны. Встал вопрос, а было ли оскорбление, не как факт, а как суть. Для разрешения этого вопроса была назначена лингвистическая экспертиза. Эксперт проверял, является ли обзывательство унижающим честь и достоинство личности. В итоге эксперт заключил, что слово «тварь» не является оскорблением.
Суд вынес оправдательный приговор, после которого Анна больше никогда не видела своих нечестных родственников.