Гость – он же пришелец, чужак, он же посланник Бога или сам Бог, принявший человеческое обличие. Никогда не угадаешь с чем пришел гость, кем он окажется: добрым другом, который принесет хозяевам счастье, удачу, долю, или же заклятым врагом.
Чем более непредсказуем, двойственен характер гостя, тем более однозначен, регламентирован обычай гостеприимства, который подчиняет себе пришедшего в дом, отведавшего хлеб-соль.
«В поле враг, дома гость: садись под святые починай ендову»
«Заходите, гости дорогие! Милости просим!», - для наших прадедов и их прадедов оказание гостеприимства было не просто появлением образцового этикетного поведения, нет! Гостеприимство – ритуал, священнодействие, приобщение пришедшего к столу – красному углу, сакральному месту под образами, иконами – и к очагу, кем бы ни был твой гость. Для него и скатерть белая и яства всегда наготове – все лучшее, что есть в доме. Обильное угощение, длительное застолье, обмен дарами – неотъемлемые атрибуты гостеприимства, которое предстает как взаимовыгодный обмен.
Хозяин дома, угощая, радушно встречая гостя, оказывал тем самым услугу не только принимающему эту милость, но и самому себе, рассчитывая на взаимное гостеприимство впоследствии. Так же как и одаривание было выгодно не только тому, кто принимал дар, но и тому, кто его преподносил, так как демонстрировало богатство и щедрость дарителя и ставило в зависимое положение принимающего милость, требовало от него ответного дара. «Подарки любят отдарки. Дар дара ждет».
«Гость в дом. А Бог в доме»
В основе ритуала гостеприимства лежали мифологические представления о том, что Бог в человеческом обличие ходит по земле. Эти представления обуславливали поведение и гостя, и хозяина дома. Гостю должно было вести себя пассивно, неподвижно, согласно своему высокому статусу. Часто сакральность фигуры гостя подтверждалась его безымянностью: было не принято спрашивать незнакомого путника, кто он, куда направляется. Через определенное время пришелец сам назывался, а мог уйти, так и не представившись.
Хозяину полагалось стоять в присутствии гостя, потчевать его, подносить чарки с водкой. Если хозяин не стоял, то сидел во главе стола, под образами. Женщины подавали кушанья, но ели обычно после мужчин, от лучших кушаний им доставались обычно объедки, которыми они довольствовались, не вменяя себе в обиду. Если сегодня после еды мы обращаемся с благодарностью к хозяйке, то на Руси благодарили Бога. Если гость произносил слова благодарности хозяевам, то они переадресовывались божественному подателю пищи.
Совместная трапеза – средоточие гостеприимства и одновременно обмен со всевышним. Сотрапезники возносили благодарность Господу, за предоставленную пищу, а хозяин дома, сидя во главе стола, подле икон, распоряжался застольем от имени Бога.
«Кто не пьет лихо, тому нет места у русских»
Пьянство – традиционная черта русского гостеприимства. При дворе московских государей старались напоить допьяна иноземных послов и преуспевали в этом. На Руси существовал обычай пить вкруговую, для чего имелись специальные большие серебряные сосуды, в XII в. их называли «чарами», в XV-XVII вв. «братинами».
Поднимая сосуды перед питьем вверх, что принято нами делать и по сей день, сосуд обращали к небу, предлагали его вседержителю. Так же и обычай пить «за здоровье», отмеченный еще в Повести временных лет, был питьем в честь божества, подобно тому, как шаман, жрец пил в честь божества и одновременно вместе с ним и будучи им.
Посредством еды и питья пришелец из «чужого» превращался в «своего», поэтому неудивительно, что трапеза носила принудительный характер.
Гость не мог отказаться от пищи, чтобы не обидеть хозяев. Порою застолье затягивалось, переходило в обжорство, было физически непосильным для гостя. В XVI в. посольские обеды в Москве длились по 5-6 часов, и в течение всего этого времени считалось непозволительным выходить из-за стола, а поскольку на протяжении всего этого времени непрерывно ели-пили, то немудрено представить бедственное положение гостя во время столь обильного угощения.
Пьянство и обжорство - остатки языческого культа - осуждались церковью и представлялись примерами бесовского, антихристианского поведения. Народной традицией обжорство объяснялось тем, что вместе с человеком могли есть «нечистики, тогда человек съедал в три раза больше, чем ему было положено, но ел не он, а сидящий рядом, невидимый домовой, леший и другая нечисть. Пьянство же было попыткой выхода за пределы повседневности, поиском иного, потустороннего состояния. Пьяный переносился в иной мир, потому и выглядел нелепо, что поступки его были вне законов этого мира, и легко попадал под влияние демонических сил.
Пьянство и обжорство – нарушение этикета, однако исторически обусловленное, восходящее к языческой, архаической норме. Человек, нарушающий этикет, сам того не подозревая, возвращается назад, в глубь времен, дремучий лес прошлого.