Лене - 28 лет. Она не замужем. В восемнадцать лет родила своего первого ребенка, в двадцать четыре - второго. А год назад у нее появился третий. Из этих троих детей Лена считает своим только одного - десятилетнего Антона, хотя в паспорте есть отметка о трехлетней Дашеньке. О годовалой нет никаких отметок, несмотря на то, что первые девять месяцев своей жизни - от зачатия до рождения девочка прожила внутри Лены. Лена: "Моя первая беременность была ранней со всеми сопутствующими обстоятельствами. Первая любовь - восторженная, сумасшедшая и безоглядная. Были признания, обещания, прогулки под Луной... Беременность я восприняла как что-то совершенно естественное, чего не скажешь о моем возлюбленном. Словом, к тому времени, когда я поняла, что он готов скорее сесть в тюрьму, чем приступить к своим отцовским обязанностям, делать аборт было уже поздно. Меня не покидала глупая уверенность во всепобеждающей силе материнства: "Вот рожу - и он сразу ко мне примчится". Ну, родила. Мальчика. Антошку. Никто ко мне не примчался. Мой возлюбленный вообще исчез. Говорили, что переехал в другой город. Это меня здорово подкосило. Не могу сказать, что я потеряла веру в людей, хотя примерно так все и было. По крайней мере к сильной половине человечества я не испытывала ничего, кроме вражды и подозрительности. Родители согласились оставить у себя Антошу, пока я не закончу уч:). Я часто навещала сына. Мама внушила мне, что он в хороших руках, а я должна учиться.
Несколько лет пролетели как в анабиозе. Пока не появился Вадим... Что там Толстой говорил о том, что все несчастные семьи несчастны по-своему? То же самое можно сказать о несчастной любви. Во-первых, Вадим был женат. Но если бы только это... Когда Вадим узнал, что я беременна, он сказал: "Семью не брошу, но и тебя не оставлю". Мы часто ездили в мой родной город, Вадим познакомился с Антошей и родителями. Правда, о его семейном положении и о своем "интересном" я предпочитала не говорить. Я была на четвертом месяце, когда Вадим погиб в автокатастрофе. Аборт был единственным решением проблемы, но мне казалось: если умрет наш ребенок, умру и я сама. Странно, что тогда не сошла с ума или не сотворила с собой что-нибудь ужасное. Сказать, что мне было плохо, значит, ничего не сказать. Мне было никак...
Спасение пришло неожиданно. Однажды моя близкая подруга привела ко мне в общежитие немолодую бездетную пару. У Лины была "детская матка", а очередь на усыновление продвигалась очень медленно. Словом, они предложили мне купить моего ребенка, вернее, обменять его на комнату в коммуналке. Эта мысль не показалась мне кощунственной. Более того, она вывела меня из омута отчаянья и вернула к жизни. Тогда мне казалось, что уж лучше я подарю ребенку жизнь и отдам в хорошие руки, чем вообще лишу возможности появиться на свет. Мы с Николаем заключили фиктивный брак. Будущие "родители" окружили меня неусыпной заботой - покупали все лучшее с рынка, подарили мне специальное белье для беременных, водили к врачам. Иногда мне даже было неудобно: а вдруг ребенок родится с какими-нибудь дефектами, ведь последние события моей жизни трудно назвать идеальными для развития беременности. Но Даша родилась совершенно здоровенькой. Я кормила мою девочку грудью около двух месяцев - больше не выдержала. Не то чтобы отношение ко мне резко изменилось, просто по ряду нюансов я почувствовала: пора и честь знать. Даша, например, спала в комнате Лины и Николая. Гулять с ней мне не позволяли - дескать, я еще не оправилась после родов. Даже на прием в детскую консультацию они пошли без меня. На плач Даши Лина всегда поспевала первой. Кажется, она ревновала девочку ко мне. Я их понимала: они так долго ждали этого ребенка... Но чувствовать себя "машиной для деторождения" мне тоже было невмоготу. Мне кажется, они вздохнули с облегчением, когда я объявила, что ухожу.
Мы с Николаем оформили развод. Даша осталась с отцом, мне досталась крошечная комната в коммунальной квартире. С тех пор я свою дочь не видела... Я продлила "академку", поехала к Антоше и всю свою нерастраченную изболевшуюся любовь обрушила на него. По-моему, он даже испугался такого проявления чувств. Я все время хотела быть рядом с сыном. Покупала ему игрушки, сладости, одежду. Даже спала вместе с ним, до полуночи рассказывая ему сказки. Я без устали твердила: "Антон, Антошенька, я люблю тебя!" Только тогда я поняла, как он дорог мне, мой родной мальчик. Я была в таком исступлении, что всерьез думала: "Все, бросаю институт, продаю комнату, буду жить с родителями и сыном". Потом подсчитала, на сколько мне хватит этих денег...
Жить гораздо легче, когда у тебя есть цель. У меня тогда была цель: обеспечить своему ребенку нормальную жизнь. Тени, омрачающие мое прошлое, рассеялись. Я хотела жить и работать. Но лучшее, на что я могла надеяться после окончания института, - это место библиотекаря. Я стала искать работу. Те, кому нужны были мои знания и способности, не могли платить много. А работать ради интереса я не в состоянии была себе позволить. Надежда и решимость сменились отчаяньем, отчаянье - безысходностью.
И вот в один прекрасный день позвонила моя подруга - та самая, которая свела меня когда-то с Линой и Николаем, мой злой гений. "Тебя разыскивает Лина", - сообщила. У меня екнуло сердце: "Неужели с Дашей что-то случилось?" Нет, с ней все было в порядке. Оказывается, кое-кому срочно понадобились мои "услуги" в качестве суррогатной матери. А я-то думала, что уже избавилась от этого кошмара... Но когда я узнала, сколько получу, согласившись выносить ребенка для Иры и вместо Иры, все это перестало казаться мне кошмаром. Вот он, выход! Подумаешь - какие-то несчастные девять месяцев! Зато потом закончится мой изнурительный поединок с судьбой, и я буду свободной и богатой. Для начала Ира и Сергей положили меня на обследование. За две недели я узнала о своем организме столько всего... Как ни странно, меня признали "годной".
Я до сих пор смутно представляю "техническую" сторону дела. Знаю только, что метод, который применили к нашей "дружной семье", назывался ЭКО - экстракорпоральное оплодотворение. С самого начала я внушала себе, что я - "инкубатор", что в этом ребенке нет ничего моего. И мне это настолько хорошо удалось, что после операции по перенесению эмбрионов в мой организм меня волновало только одно: а не получится ли двойня? Я слышала, что при искусственном оплодотворении велик риск родить двойню и даже тройню, а мы с Ирой договаривались на одного ребенка! Меня охватил какой-то исследовательский азарт. Я вела дневник беременности: записывала количество съеденного и выпитого в граммах плюс эквивалент в калориях. Я много гуляла и делала дыхательную гимнастику. Разговоры с родителями ребенка не заходили дальше изучения моей медицинской карточки и книги "Я жду ребенка". Когда плод начал шевелиться, я старалась воспринимать это отстраненно. Всякий раз, когда я чувствовала толчок, я вспоминала Антошу. Я часто звонила ему - ездить на расстояние более 20 км мне было запрещено. Я все думала: скорее бы, скорее! Рожала я совершенно безболезненно - мне вкатили огромную дозу обезболивающего. Помню, как удовлетворенно отметила про себя: "Это хорошо. Нет боли - нет ребенка".
Когда мне поднесли девочку, я отвернулась... В родильном зале я подписала бумагу о том, что отказываюсь от ребенка. Словом, все вышло так, как запланировали обе стороны. Ира с Сергеем получили своего ребенка. А я теперь живу вместе с мамой и Антоном (папа умер) в двухкомнатной квартире в центре Москвы. Я нашла хорошую работу. Антон учится в спецшколе, отличник Мама мечтает выдать меня замуж. Но она не знает о том, что единственная кандидатура спутника жизни, которая меня устроила бы, - это мужчина, который приложит все старания для того, чтобы обеспечить будущее моему ребенку".
Источник: www.spletnik.ru
Уважаемые читатели, что вы думаете об этой истории? Как относитесь к суррогатному материнству?