«Я очутилась в огромном пустом поле, оглядев которое, можно было только и проронить: – Здесь нет любви. Более того, здесь нет ни-че-го.»
Где-то посреди Северных полей во времена Великого Матриархата женщины могущественного клана живут в ожидании мужчин «сильных и любимых» и бесконечно празднуют Новый год. Действие начинается с долгожданного знакомства: сын Маргариты (Рената Литвинова) Бенедикт (Антон Шагин) приводит в дом свою невесту Фанни (Ульяна Добровская), и у старейшин клана появляется надежда на рождение наследника, которому даже выбрано имя – Хьюго. Но у судьбы другие планы: стюардесса Фанни улетает в свой последний рейс. Смерть «невинно убиенной» поражает Северные поля: гниёт почва, воцаряется безумие. Под бой курантов и звон бокалов нелюбовь постепенно изъедает всё живое.
Волшебно, не так ли? Излюбленный жанр Литвиновой – сказка, её предыдущий фильм так и назывался «Последняя сказка Риты», и хотя картина была снята с минимальным бюджетом, она в десятки раз превосходит «Северный ветер» по той самой волшебной сказочной атмосфере. Масштабные умопомрачительной красоты декорации и костюмы «Северного ветра», над которыми трудились и Надежда Васильева-Балабанова, и Дэмна Гвасалия, не воспроизводят магию на экране. А вот музыка Земфиры мощнейшим энергетическим зарядом врывается в ткань фильма, многократно усиливая эмоциональный потенциал отдельных сцен. Но если «Последняя сказка Риты» пропитана музыкой с первого до последнего кадра, то в «Северном ветре» мелодий, склеивающих визуальные фрагменты в единое целое, катастрофически не хватает.
Фильм распадается на образы, которые может и хороши сами по себе, но, увы, не выстраиваются в ансамбль. Виной тому – злоупотребление словом. Литвинова – сценарист по образованию и писатель по призванию, тексты у неё получаются лучше всего, а кино на то и визуальное искусство, чтобы нам не сообщали о том, как лавка во дворе превратилась в черную жижу, а показывали это. Режиссёр оставляет за кадром ключевые события, вроде женитьбы Бенедикта на сестре своей погибшей возлюбленной Фаине (Софья Эрнст), актёр не демонстрирует никакого провозглашенного безумия персонажа, как итог: нелепый герой, ненавидящий свою жену и страдающий от невозможности что-либо изменить. Нам предлагают поверить, что невозможность эта обусловлена редкими вспышками любви, когда Бенедикт вдруг видит в ненавистной супруге черты любимой Фанни, но в кадре остаются лишь немотивированные вспышки агрессии.
Об актерской игре хочется сказать отдельно. Рената Литвинова всегда отмахивалась от этого своего амплуа, заявляя, что стала актрисой лишь потому, что великим не отказывают. И тем не менее, всегда исполняет главные роли в собственных фильмах и театральных постановках. Последний фильм Киры Муратовой «Вечное возвращение» открыл актерский потенциал Литвиновой с другой стороны: отныне она не только роковая красавица с израненной душой, но и грубоватая комедиантка, отпускающая колкие шуточки. Такова и её Маргарита в «Северном ветре», по сути, Рената никого не играет, она лишь меняет костюмы, сшитые специальное для неё Дэмной Гвасалией.
Лучшие роли в фильме у Галины Тюниной (Лотта), Максима Суханова (кузен Борис), Татьяны Пилецкой (вечная Алиса) и Никиты Кукушкина (профессор Жгутик). Все остальные либо появляются в кадре мельком, либо играют из рук вон плохо. Например, Софья Эрнст, у которой по величине вторая роль после Литвиновой. В арсенале Эрнст три эмоции: эдакая отрешенная Марья Искусница «что воля-что неволя»; озлобившаяся роковая дама, говорящая низким голосом; истеричная сумасшедшая, переходящая на вопль. В каждом случае это больше похоже на утренник в детском саду, чем на серьезную актерскую игру. На полях заметим, что муж Софьи Константин Эрнст выступил продюсером картины, эта история нам знакома по фильму «Гражданин Кейн», в котором главный герой медиамагнат Чарльз Фостер Кейн дарит возлюбленной Сьюзен Александер мир театра, отказываясь при этом замечать отсутствие у неё таланта. Впрочем, Литвинова Софью жалует абсолютно искренне, и высоко оценивает её актёрские способности, видимо, полагая, что раз в год и палка стреляет, в том смысле, что даже самый плохой актёр в нужном свете будет выглядеть блестяще. Кира Муратова, к примеру, всегда населяла свои картины непрофессиональными актёрами. Разница в том, что чудаки Муратовой всегда работали на замысел режиссёра, а не разваливали его с грохотом. Те же претензии к паре Бенедикт-Фанни, чья любовь больше похожа на неловкую встречу малознакомых людей, когда даже зрительный контакт даётся с трудом.
В «Северном ветре» слишком много персонажей, учитывая, что каждый из них – всего лишь черта, возврат вытесненного, как сказал бы Фрейд. Картина кишит фрейдистской символикой, попавшей в кадр в обход сознания автора: и если фаллический палец сразу бросается в глаза, то, присмотревшись, вы обнаружите чистейший нарциссический дискурс: обилие зеркал, отрезанный и снова пришитый в качестве наказания за измену нос, клоуны с высовывающимися языками, замена одной фигуры (Фанни) другой (Фаиной). «Северный ветер» - попытка сборки субъекта, подробная демонстрация того, какими средствами невротику удаётся предотвратить распад психического. И сюжет, и место действия фильма не подчиняется никаким законам не потому, что Литвиновой «всё можно», а потому что «Северный ветер» дует вне объективной реальности и линейного времени, оттуда, где становится травма – из будущего. Приблизиться к тайнам бессознательного Литвиновой помогает шампанское, льющееся в кадре рекой, и странный «газ», который, как наркотик или сон, не считается с такими условностями, как жизнь и смерть. «Шампанское – лекарство!» - говорит Маргарита, и вскоре в кадре появляется иллюстрация этого тезиса: капельница с алкоголем.
По касательной Литвинова проходится и по теме ЛГБТК+: героиня Мананы Тотибадзе (Ада) уходит от мужа к женщине, поступок этот с пониманием встречает вечная Алиса – старейшина клана, у которой тоже когда-то в молодости случался лесбийский роман, секретарь Миша предпочитает мужчин. Раскрывать эту тему – означало бы выходить на предельный уровень искренности, которая хоть и была доступна Литвиновой в прежние времена, сегодня кажется безвозвратно утраченной. Именно эти «зажимы» мешают свободному творчеству, именно они лишают картину либидинозного импульса.
Литвинова ищет язык, чтобы говорить о сексуальности: мастурбации, оргазмах, выборе объекта, но деспотичное Сверх-Я противится визуализации. Сквозь самоцензуру удается пробиться вуайеризму и предварительным ласкам Ады и Жгутика, всё остальное остаётся за кадром, в том числе сцена самоудовлетворения (без подсказок можно не распознать).
В самом начале фильма закадровый голос (Литвиновой, конечно, чей же ещё) сообщает зрителю, что у Северного клана есть в запасе 13-ый час, который на протяжении всего экранного времени ни разу не будет использован для чего бы то ни было. Отсюда вопрос: зачем вводить в повествование неработающее волшебство? Вот вы можете представить себе Гарри Поттера, который ни разу не воспользовался волшебной палочкой?
Зато аллюзии Литвинова использует с удовольствием, делая реверансы то Кире Муратовой, то Рустаму Хамдамову, то Андрею Тарковскому.
В интервью Дмитрию Быкову Литвинова призналась, что «нашлёпка» на голове кузена Бориса – отсылка к «Зеркалу» Тарковского.
От Муратовой – повторы: «Кусочек мяса? Грудку?» как заклинание звучит каждый Новый год, и целая сцена в цирке, отсылающая к первой совместной работе Литвиновой и Муратовой «Увлеченья». Белые колонны в том же цирке напоминают проход Литвиновой и Охлобыстина между колоннами в фильме «Три истории».
Лотта едет выкапывать сундуки и начинается чистый Хамдамов, если точнее «Вокальные параллели», а прибор для поиска сокровищ, похожий на колпак, позаимствован из «Бриллиантов».
Но это сознательные поклоны, они не придают фильму вторичности, потому что по большому счету, «Северный ветер» не похож ни на Муратову, ни на Хамдамова, ни, уж тем более, на Тарковского. Это кино Ренаты Литвиновой, которое вы ни с чем не перепутаете. Даже если оно больше всего напоминает костюмированный междусобойчик в полном антиквариата доме автора.
Пронзительность, та, что «на разрыв аорты», в фильме всё же присутствует. Она проглядывает ближе к финалу, когда Маргарита после убийства Фаины остаётся совсем одна: ей грустно, она боится старения, она едет одна в пустом вагоне под музыку Земфиры. Экзистенциальный вакуум, одиночество и страх просачиваются через экран. То невизуализируемое, о котором нет сил сказать, вдруг выпрыгивает и вставляет нож прямо в живот.
О режиссёрском стиле Ренаты Литвиновой, Киры Муратовой и Андрея Тарковского читайте на канале в Telegram.
