Впервые вдруг заметила, что наступающий Новый год не несет налета волшебства и предвкушения праздника. Походы в магазины превращаются в рутинную обязанность, изобретение новых блюд кажется полной бессмыслицей, вся еда кажется пресной и какой-то... ватной, что ли.
Я добросовестно отсидела двадцать минут за новогодним столом и, когда вся наша веселая компания рванула во двор водить хоровод вокруг сосенки, украшенной к празднику, я поднялась наверх и улеглась в дальней гостевой спальне, где, я надеялась, меня никто не побеспокоит. Не было сил раздеться и даже укрыться, хотелось найти удобную позу и побыстрее заснуть. Но поза почему-то не находилась, а озноб становился всё сильнее.
1 января. Утром я обнаружила, что меня заботливо укрыли теплым пледом, а на столике рядом со мной лежал градусник. Понятно, ночью у меня поднялась температура, поэтому меня и знобило. Желание попить горячего чаю с медом подняло меня с постели и погнало на кухню. Появился какой-то странный бронхитный кашель, но он не царапал горло и не вызывал тяжелого напряжения. Пропищал градусник: 38,3. Чай не принес облегчения, да и вкус у него был незнакомый, а мед почему-то стал кислым. Температура росла целый день. Дочь съезила в аптеку, привезла какие-то лекарства, требовала принимать по часам.
2 января. Следующий день не принес облегчения. Но температура слегка снизилась. С утра попробовала выпить кофе, но странный полынный вкус заставил отодвинуть чашку. Я чувствовала, как внутри меня перемещаются органы, они устроили внутри меня какую-то странную чехарду, и мое мнение об этом их абсолютно не интересовало. Я затихала, потом пыталась лечь поудобнее, потом пыталась пройтись по комнате или посидеть, но ничего не помогало.
3 января. Постепенно становилось понятно, что это не обычная простуда, а опасный вирус, но верить в плохое не хотелось. Я потребовала отвезти меня домой. Здесь можно было и постонать, никого не пугая, и всплакнуть, благо, настроение было под стать. Вставать с постели было труднее и труднее, боли в суставах становились все ощутимее. Ночью мне снился странный сон. Я вошла внутрь своего тела и выслушивала жалобы каждого органа. Как, оказывается, их много! Чья-то костлявая рука сдавливала и выкручивала и выжимала каждый орган, каждую часть тела. Я понимала собственное бессилие, но выбраться из этого кошмара смогла не сразу.
4 января. Меня разбудил звонок. "Мама, я вызвала тебе врача, ты сможешь встать, или мне приехать?" Я долго соображала, куда приехать, и при чем тут врач? Ах, да! Я больна, мне нужен больничный и вообще, что-то нужно еще... Дочь, согласившись, что справлюсь я сама, посоветовала поесть фрукты. Мандарин оказался кисло-горьким, но что-то было не так... Я наклонилась и еще раз понюхала фрукт. Он ничем не пах!
5 января. Врач пришел к вечеру. Мне оставили какие-то бесплатные лекарства, попросили расписаться, назначили день прихода к врачу: 11 января. Я сообщила об этом директору, понимая, что мне нужна замена, приняла пожелания поскорее выздоравливать и попыталась заснуть.
6 января. Мне вызвали скорую, которую до вечера я так и не дождалась. Температура перешагнула 39-градусный рубеж, в голове стоял легкий гул, хотелось забыться глубоким сном, но позволить себе этого я не могла. Ждала скорую...
7 января. Дремала до 17.00. И почему такой громкий сигнал домофона? Что я должна сделать? Открыть! А как? Все было как во сне. Врач сел за стол писать какие-то бумаги, кому-то названивал. Мне бросил: "Собирайтесь". Я моментально успокоилась. Боли не прошли, нет! Просто стало понятно, что включилась машина спасения, и теперь я в надежных руках. Областная больница, точнее, поликлиника, переоборудованная в Третий ковидный госпиталь, находится неподалеку от моего дома. КТ показал 40% поражения легких. Пока меня принимали, подошел еще врач. Определить возраст довольно трудно из-за костюмов, похожих на скафандры космонавтов. Он наклонился к коллеге, до меня доносились обрывки фраз: "Возраст критический, диабет, ишемия, масса тела..." Это они про меня? Кто им сказал, что я толстая?
Мне отменили Метформин. Оказывается, он несовместим с тем гормоном, который лечит ковид. Более того, этот препарат повышает сахар в крови. У всех. Когда уровень глюкозы у меня в крови добрался до 20, меня перевели на инсулин. Надеюсь, не навсегда.
В палате три человека. Хороший ремонт, но окна ставили халтурщики, от них дует. От окон, разумеется, не от халтурщиков. Пришла месестра, поставила капельницу, другая сделала укол в живот. Еще одна сестра милосердия нацепила на палец небольшой приборчик. Это я позднее узнала красивое слово "сатурация". Кислорода в крови оказалось маловато, мне после капельниц следовало еще подышать кислородом. Булькнул телефон: "Умер Евгений Владимирович, не пережил последствий коронавируса. Ему было всего 69 лет. Светлая память..." Господи, за что? Как это переживут его дети, его ученики? Невозможно поверить, что его уже никогда никто не увидит. Смерть пришла в наш коллектив...
8-10 января. "Доброе утро, девочки! Как самочувствие?" Раннее утро, проверка всех параметров организма. Отважные "космонавтки" явно не спят по ночам, да можно ли заснуть в таком облачении? "Бабуля, бабуля, не надо вставать! Сейчас капельницу поставим! Нельзя ходить с такой температурой, у вас 39,6".
"Девочка", 1932 года рождения, пыталась встать, но не может даже согнуться. Ее тело странно выпрямилось и тряслось от крупной дрожи. Почему-то стало страшно. Сахарный диабет, высокое давление, перенесенная в 2002 году онкологическая операция... Но после капельницы бабуля ожила, с удовольствием позавтракала и предалась воспоминаниям о военном детстве.
И опять булькнул телефон: "Ушла из жизни Татьяна Константиновна, замечательный, светлый человек. Ей было всего 47..." Это понять невозможно. Еще 30 декабря она работала! Правда, посетовала на усталость. Поражение легких 90%. Она учила 4 класс. Дети ее боготворили... За три дня скончались два человека из коллектива. Мир перевернулся с ног га голову и никогда не станет прежним.
Мне кажется, что звонили и писали все коллеги, даже не всем ответила. И у всех была только одна просьба: "Держитесь, не сдавайтесь. Мы вас любим и ждем". Это положительные или отрицательные эмоции? Я плакала. Мой класс, мои пятиклашки написали в группе: "Мы молимся за вас".
15 января. День выписки. Надо же, все члены семьи, все "омашиненные" с утра не завелись. Меня из больницы смог забрать только зять. "Мам, я рядом, ты из какого выхода должна выписываться?" "Я выхожу в сторону морга и крематория". "Эк, тебя понесло! Не спеши, еще успеешь туда," - посоветовал зять.
Да, в больнице хорошо, о тебе заботятся, кормят, поят. У каждого на тумбочке питьевая вода, выдаваемая в больнице, и это обильное питье - тоже лечение. Но я еду домой! Домой! И теперь все будет хорошо. Все мое семейство на всякий случай еще ограничивало контакты со мной, но продукты носили регулярно. И боялись они за меня, чтобы не наградить еще каким-нибудь вирусом. Лечение довольно агрессивно, организм после него крайне слаб. Я выполняла все предписания врачей и уже через неделю до кухни доходила без одышки. Мои коллеги срочно кинулись прививаться. Если бы не заболела, я бы тоже была среди них.
6 февраля, суббота. Звонит коллега: "Ниночка, я не знаю, как тебе сказать... Надежды Николаевны больше нет... Она ушла вчера." Это ужас. Кто следующий? Надежде Николаевне шел 62 год. Коронавирус наложился на онкологию, казалось, давно забытую и побежденную. За месяц коронавирус поглотил троих. Как же хочется верить, что он остановится, не потребует больше кровавых жертв!
Учителя уязвимы так же как и врачи. Эти две категории работников рискуют жизнью, каждый день выполняя свой профессиональный долг. И все же, еще раз хочу склониться перед подвигом всех медицинских работников. Спасибо вам, родные, за заботу, за высокий профессионализм, за лечение. Храни вас Господь!