Ниночка бежала по улице, заполошно размахивая руками. Добежала до дачи Фаины Моисеевны, притормозила. Перевела дыхание. Поправила волосы и распахнула калитку.
Фаина Моисеевна сидела на веранде и курила.
— Ниночка, что опять горит?
Ниночка плюхнулась на старенький стул рядом.
— Почему сразу горит? – Ниночку распирало от новости, которую она не хотела вываливать с порога.
— В прошлый раз ты бежала как угорелая, когда у соседей сгорела баня. — ухмыльнулась Фаина Моисеевна.
— Вовсе я не бежала, — Ниночка поёрзала на жёстком стуле.
— Ладно. Хочешь квасу? — Фаина затушила сигарету.
— Спасибо, не откажусь. Жарко.
Ниночка облизнула пересохшие губы и залпом выпила весь стакан. Она ждала, когда соседка начнёт спрашивать. Наконец не выдержала и заговорила:
— Слышали про Зойку с Вишнёвой улицы?
— Нет, конечно. Рассказывай, егоза. Ты ж за этим и прибежала.
— Зойкин сосед Васька, тот, что справа, так вскружил голову, что её уже пятый месяц тошнит. — Ниночка хитро улыбнулась.
— Откуда же ты знаешь?
— Да все уже знают. Он по утрам в одних трусах от неё выходит.
— Подумаешь, в трусах. Может жарко мужику, вот он в трусах и разгуливает. А ты уж напридумывала про беременность, — жемчужные серьги в ушах Фаины Моисеевны возмущённо качнулись.
— Я давно заметила, что Зойка поправилась. А вчера смотрю, сидит на крылечке и огурцы солёные жрёт. Целую банку слопала, чес-слово!
— А ещё Васька женат, — не сдавалась Ниночка. — Зойка как узнала, два дня белугой выла. Да и сейчас видно страдает.
Фаина Моисеевна нахмурилась и снова закурила.
Зоя ей нравилась. Симпатичная, ладная, работящая. С весны присматривалась к девушке. Хотела с сыном познакомить…
— Ничего не поделаешь, Ниночка. Страдать по мудаку — старинный женский обычай.