Пушкина и Гоголя связывали скрепы дружбы народов.
Потому что Пушкин был одной половиной из Эфиопии, а второй из Германии. А Гоголь пришёл в Санкт-Петербург с одним только украинским паспортом за душой. Он был совсем без денег и поэтому пошёл прямиком к Пушкину, у которого тоже не было денег никогда. И они оба сидели и говорили друг другу про как бы продать рукопись, раз уж вдохновение никто не покупает на международном рынке. А Наталья Гончарова говорила – Ай, Пушкин, сукин ты сын, я твоими листочками с нарисованными на них смайликами и стихами питаться не буду. Я лучше буду тебе давать повод для вдохновений. И махала на него кринолинами и кидалась турнюрами. И чуть что, сразу хлопала дверью и ехала на балы, петь романс про Анну Керн «Я помню чудное мгновенье…»
Им мало платили, потому что Пушкин и Гоголь писали не то, что пипл хавал в тот галантерейный век. А писали всякий хардкор про Вия в гробике на колесиках и про шестикрылых жутких птиц по имени Серафима, которые приходят к людям в пустыне Сахаре и вырывают грешные языки и распарывают груди надвое. А потом дети пугаются и кричат: «тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца!» И становятся заиками.
Такое тогда отказывались печатать. Тогда был вкус у людей.
Ну и вот, сидят Пушкин с Гоголем на кухне и от голода травят анекдоты. Гоголь рассказывает про что, редкая птица до летит до середины Днепра. И ждет, когда Пушкин засмеется. А Пушкин смотрит на Гоголя не понимающими глазами эфиопянина и говорит – а фига ей там по надобилось? Редкой птице на середине Днепра? А потом, чтобы сгладить неловкую паузу, сам рассказал анекдот про город Бендеры. Там никто не умирал, потому что тамошние загсы отдавали паспорта покойных новорожденным. Они там в Бендерах экономили на мастике для печатей. И поэтому вот так вышло. Пушкин смеялся и рассказывал, а Гоголь не смеялся, а записывал. А потом уехал к себе на хутор и там, вечерами на хуторе близ Диканьки, набело записал этот анекдот во много экземпляров. И распродал все экземпляры в розницу. И на эти деньги уехал в Италию. Потому что его, конечно, тянуло только в Европу, а не на Чёрную речку. Он был не дурак.
А Пушкин сильно расстраивался и ругался на Гоголя высоким пушкинстим штилем про нефритовые стержни и глубокую межу. Но Гоголь только смеялся и показывал Пушкину нос.