#проза #мистика #ужасы #этнос
Как вы относитесь к магическому реализму с нотками цыганского этноса? А если автор ходит по грани между допустимым и тем, чтобы довести читателя до предобморочного состояния?
💣Внимание: в произведении присутствуют неприятные и пугающие сцены. ОЧЕВИДЕЦ рекомендует рассказ аудитории читателей 15 лет и старше! Берегите своё психологическое здоровье.
ПРОЩАНИЕ
Ион перебирает слезки металла, которые собирал просто так. Он сидит в кузне, отдыхая от суматохи в доме. Прибежал Петша, малой.
– Дедушка! Ну хватит! Мама говорит, хватит! Идем, говорит мама, тебе пора делать укол!
– Я не хочу, мой дорогой! Скажи маме, я не хочу. Хватит уже! – смеется Ион. И теребит, дзинькает хвостиками слезок, а тельца их соударяются глухо. Приятный тонкий перезвон шелестит перед мнущимся внуком. Он не знает, как настоять на своем, ведь это не его желание, мамино.
– Головастики! – хихикает Петша и убегает обратно в дом.
– Головастики… – улыбается Ион, но осекается, подняв взгляд. Над трубой дома кружит парочка птиц. Они свиристят. Ладно.
Ион продолжает улыбаться, потрагивая хвостики своей коллекции. Отец кладет одну руку на его плечо, в другой протягивает еще одну каплю. Она черная, но в руке отца светится изнутри. Ион на вдохе берет подарок за хвостик, звонко роняет его перед собой в гущу на столе. И выдыхает.
– Мама, твой брат, дедушка и бабушка подойдут чуть позже, Ион – говорит отец.
– А мой сын Томаш, которого ты не видел? – Ион гладит отцовскую руку на плече.
– Томаш не придет. Его душа была слишком маленькой, чтобы остаться, она отправилась прямо в рай.
Ион грустно улыбается, слезы застревают в его морщинах.
– Подождем их, или сейчас пойдем за стол?
– Попрощайся с солнцем. Это твой последний закат, сынок.
Нащупав трость, Ион проводит рукой по хвостикам рассыпанных на столе слезок и ковыляет в поле, подальше от табора. Солнце расплывается в весенней облачности над чернеющим лесом, синее поле вот-вот станет фиолетовым. Пылая красным отраженным светом, на склоне стоит Ион, опершись на трость, слушая, как тяжело посвистывают его легкие в тишине природы. Над лесом кружится облако стрижей, с северо-запада крадется грозовой вал.
– А там совсем нет дня и ночи? – спрашивает Ион отца за спиной.
– Нет. У нас всегда пасмурно, но ты привыкнешь.
– Откуда ты знаешь, что сейчас закат тогда?
– Знаю.
📍 продолжение под иллюстрацией
Женщины накрывают стол, мужчины смотрят футбол по маленькому усатому телевизору, дети носятся по зале, то и дело мешая взрослым. Ион с отцом замерли на пороге, улица за ними уже совсем потемнела. Дочь с криком роняет охапку приборов, тотчас уткнувшись в плечо тети Станки. Марко, зять Иона, побелевший от испуга, судорожно выключает телевизор, остальные мужчины торопливо встают, поглядывая то на гостей, то на Лайлу, все еще супругу Иона. Та смотрит не мигая в насмешливые глаза мужа. – Вот как… – шепчет она одними губами. – А я думала мы отмечаем День всех Ром… Здравствуй, Гудад – уже вслух произносит она, опустив взгляд, ставит дымящуюся супницу на положенное ей место на столе. Отец Иона молча поклонился.
– Сестра, посчитай, сколько чего уронила Надья, принеси свои – бросает в сторону Лайла.
Все отступают от упавших приборов, Станка, крепко обнявшая Надью, целует ее в лоб и отпускает, принявшись считать упавшие ножи и вилки. Надья бросается рыдать на шею к отцу, а Лайла приносит с кухни совок, сгребает упавшие приборы и выбрасывает в мусор за окном кухни.
Станка возвращается с недостающими приборами и раскладывает их. Все готово, стол накрыт, но праздничный дух ушел из дома – люди стоят в скорбных позах. Мужчины прижимают к себе непонимающих детей. Тишину нарушают лишь их встревоженные голоса.
Лайла снимает из красного угла икону Святого Георгия и протягивает ее мужу.
– Будь гостем в доме своем.
– Буду – сухо ответил Ион, пряча икону во внутренний карман пиджака.
– Будь гостем в доме сына твоего.
– Буду – просипел Гудад.
– Сколько гостей прибудет еще?
– Четверо – ответил он.
– Ион, садись на свое место. Отец, садись по левую руку сына.
– Вот и я принес немного хлеба к столу – протянул Гудад заплесневевший узелок иссиня-черной рукой.
– Спасибо, но у нас вдоволь – отказывается Лайла.
Мужчины осторожно переставляют утварь из-под выдергиваемой скатерти и отделяют один из пяти составленных столов. Лайла настилает маленькую скатерть на отделившийся стол, мужчины возвращают посуду на него. Ион с отцом сели за отдельный, все остальные рассаживаются за четырьмя оставшимися – мужчины по правой стороне, женщины с детьми по левой.
– Холодно, я закрою дверь? – говорит Тсера, сестра Марко.
– Нет. Накинь кофту и принеси всем, кто захочет – отвечает Лайла, посмотрев в ночной проем. Дверь поскрипывает от ветра. Свечи на столе дрожат, но не гаснут. Воет собака. Лайла снимает очки и закрывает глаза.
– Как у вас дела в таборе, господин Гудад? – сквозь дрожь в голосе произносит Марко.
– Спасибо, Марко, хорошо – ответил Гудад.
– Благослови Господи, трапезу нашу, аминь – открыв глаза, говорит Лайла.
– Аминь – отвечают хором остальные и принимаются накладывать в тарелки еду, разливать вино, есть и пить. Ион нарезал выделенный их столу кусок окорока, положил себе и отцу. Разлил по фужерам вино. Гудад отрезал кусочки мяса, клал их в рот и жевал, однако они вываливались сбоку, из дырявой, трепещущей, как паутинка, щеки. Отец не обращал на это внимание, продолжая класть еду в рот и расплескивать вино вокруг себя, и даже то, что попадало в горло, прыскало струйками из прорех в шее. Грязная рубашка Гудада с гнилостными разводами и очагами плесени вздрагивала бордовыми выныривающими изнутри пятнами. Ион по началу пытался вытирать брызги со скатерти, но вскоре привык.
– А как поживает наша матушка, отец? – Спрашивает, едва сдерживая рыдание, младшая сестра Иона, Мирела.
– Она сама скоро придет, дочка, вот и спросишь – ответил Гудад, подлив себе и сыну еще вина. – Как хорошо! Я так давно не пил вкусного вина! Вы дадите нам в дорогу немного?
– Конечно, дорогой. Обязательно дадим – с улыбкой произносит Лайла.
– Наверное ЦСКА все же победят – пытается вернуть жизнь за стол Михай, старший сын Станки.
– Как они победят? Ты что, совсем за игрой не следил? – подыгрывает ему Марко.
– Вот это да! И ЦСКА еще играет? А у вас все так же вечно, как и у нас. Включите, включите телевизор, я хочу посмотреть – вращая глазами без век, просипел Гудад.
С радостным испугом Марко вытирает рот салфеткой, глянув на свекровь (та тихо кивает), подскакивает к телевизору и включает его поворотом тугой шайбы. Некоторые женщины оборачиваются, чтобы снять напряжение, мужчины все припадают к экрану, включая Иона с отцом. Идет десятая минута второго тайма, комментатор размышляет о тактических изменениях в игре после перерыва, так как ничего интересного на поле не происходит. Но люди впиваются в маленький экранчик, будто там уже идёт серия пенальти.
– Мама, а почему папа дедушки такой синий и дырявый? – шепчет, приходящий в себя, маленький Петша на руках у матери. Та вздрагивает, будучи в глубокой задумчивости.
– Тшш! Закрой рот! Не смей разговаривать! А то живо в кровать отправишься! – скороговоркой шепчет Надья сыну, легонько стукнув его по макушке. Мальчик обижается, уткнувшись в тарелку с винегретом.
На середине тайма телевизор шуршит и рябит помехами, Марко привстает потеребить антенну, но мать останавливает его, прихватив за плечо.
На пороге дома стояли двое – тощая маленькая женщина в обвисших выцветших лохмотьях и высокий широкий мужчина в шляпе. Марко выключает телевизор, все встают, обратившись ко входу.
– Прошу, будьте нашими гостями, дорогие – отчетливо произносит Лайла в полной тишине.
********************
#родители и дети #семейные отношения #покой #загробный мир #любовь и отношения #цыгане
********************
Двое ступили за порог, открывшись электрическому свету. Кожа на матери Иона, Астре, стянулась и обветшала сильнее, чем на Гудаде, зрачки выцвели. Мужчина, брат Иона, Давид, походил на стухшую разделанную рыбу, с торчащими из обрыдлой шеи кустами курчавых волос. Из-под полуприкрытых век он косил жабьими глазами, слизь текла из них, ноздрей и приоткрытого рта, пузырилась из ушей.
– Приветствую тебя, брат – пробасил Давид, брызгая жижей изо рта.
– Здравствуй, сынок – едва слышно просипела женщина, не пошевелив челюстью.
Ион подошел к ним и обнял по очереди. Украдкой смерив габариты брата тестя, Марко отводит свояка в спальню, откуда они возвращаются с софой. Ставят ее вместо стула у отдельного стола. Толстяк поблагодарил их чавкающим кивком, диван сильно хрустнул под его весом. Старушка забралась на стул рядом с мужем, платья устлали пол под ней, но невидимые ступни повисли в воздухе. Гудад приобнял жену, та взяла ладонь Иона в свои, погладила, пытаясь изобразить улыбку огрубевшей мимикой. Ион ответил ей взаимностью.
Остальные возвращаются к столу, стараясь не смотреть на гостей, сдерживая тошноту всеми силами. Молодые матери стискивают рты своих, готовых разораться, детей.
– Как ты поживаешь, моя любимая, дорогая мама? – содрогаясь всем телом шепчет младшая дочь гостьи.
– Спасибо, Мирела, дочка! Я поживаю хорошо! Мы с отцом очень любим тебя и скучаем – прошелестела Астра, исторгнув облачко пыли из сомкнутого безгубого рта.
– Я так рада, мама, что вы здесь, с папой и Дави. Я так скучала. – запинается Мирела. – Будьте здоровы. И ты, Йони. – не дожидаясь остальных, она опрокидывает полстакана водки.
– За вечную жизнь – нестройно поддерживают остальные. Мать Иона пролила вино мимо рта, но сквозь зубы просочилось несколько капель, которые теперь она с хрипом всасывала в трахею.
– А хотите, родные, у меня немного кенигсбергского во фляге осталось? – хрюкнул Давид соседнему столу.
– Спасибо, Давид, но у нас есть. – отрезает немногословная Лайла. – Рада видеть тебя и матушку в добром здравии.
– Ну ладно. Давай тебе плесну, Йонка! Хороший! 5 лет!
Ион усмехнулся, потрепав брата по желейной щеке, допил вино и пододвинул тому пустой бокал. Давид вытряс в него остатки фляги и поднял свой.
– Спасибо этому дому за хлеб, за соль! В следующий раз айда вы к нам!
– Нет, нет! Что вы, что вы! Нам далеко! Вы уж сами заходите! – вразнобой голосят с другого стола, искусственно воодушевленно. Давид затрясся, прихаркивая всем телом, брызнул слизью на окружающих.
– Ладно, ладно! Зайдем, зайдем! Через сорок дней ждите!
Дружный смех. У некоторых сквозь слезы, но уже искренне.
– А вас там соседи-то, тоже к работам привлекают? – повышает голос к другому столу Лука, дядя Марко.
– Это к каким же? – брызнул Давид.
– Ну как, к этим же. К стройке, там. Рельс положить? Гвозди заказывают?
– А то ж! А то кто ж, кроме нас, им гвозди-то сделает?
Обстановка постепенно разряжается, веселые разговоры и шутки заполняют залу, все чаще раздается звон рюмок и бокалов. Дети перестают жаться в фартуки мам, даже Надья приходит в себя, теперь только со светлой грустью наблюдая за соседним столом.
Выпущенный на волю Петша, подбежав к дедушке с любопытством разглядывает его соседей. Пытаясь умилиться, Астра подалась к нему со скрипом, но мальчик визжит и убегает. Ион сочувственно погладил мать по вытянутой тугой руке. Астра изобразила, что все понимает и выдавила из себя нечто напоминающее хихиканье.
– Хотела спросить, как его зовут. Такой лапа… – просвистела старушка сквозь зубы.
– Петша.
– Петша...
– За всех ромал! За Ромастан! – вскочив, сияет отец Марко.
– За Ромастан!!! – ухает зала.
– За Ромастан на том и этом свете! – разрезает гомон Лайла.
– На том и этом!!! – отвечает хор.
Второй тайм кончается ничьей и зала напряженно следит за суетой черно-белых человечков на маленьком экране. Громче всех сокрушался Давид, уставившись на телевизор боком, как рыба. Под шумок Астра вновь пыталась найти подход к Петше, тот уже бегает от нее с озорцой, дразня и показывая останкам прабабушки язык. Наконец, мальчишка сам себя загоняет в угол. Всем телом Астра изобразила смех от того, что внук попался.
– А у меня кое-что есть для тебя, озорник… – она достала маленькую коробочку, перевязанную растрескавшимся синим шпагатом. Глаза мальчика загораются, он уже тянется к подарку, но Ион незаметным резким движением роняет бутылку вина со стола.
– На счастье! На счастье! – оживляются люди, отвлекая Астру, сами того не понимая. Ион стрельнул глазами на дочь, поймав её взгляд, перевел их на внука. Надья проскальзывает в угол и утаскивает разревевшегося от обиды Петшу.
Никто не замечает едва не случившейся беды.
ЦСКА побеждают со счетом 3:2 в конце дополнительного времени. Зала ходит ходуном, мужчины прыгают в ликовании, женщины весело болтают, не считая выпитого. Лишь мертвецы, не соблюдая приличий, веселились на свой, более медленный лад. Ион тоже перенял их манеру, родня уже не смеет подходить к нему.
Оглушительный хлопок – весь свет в доме гаснет, свечи дергаются, но разгораются вновь в абсолютном спокойствии. Люди тоже смолкают и оборачиваются к еще открытой двери.
За порогом стояли двое. Их пол определить уже было нельзя и одежды на них почти не осталось.
– Будьте нашими гостями, уважаемые – спокойно приглашает их Лайла.
Два скелета молча перешагнули порог, осветившись ровным пламенем свечей. Они молчали и не шевелились. Истлевшие фрагменты материи застряли меж голых костей, вперемежку с ветками, камнями и сухой травой.
– Здравствуй, отец. Здравствуй, матушка – Гудад вышел к ним и обнял за плечи. Черепа одновременно склонились к его облезающей голове. Ион подошел следом. Скелеты похлопали Гудада по спине и отпрянули, распростёрши руки внуку. Родственники обнялись.
Живые молчат, понимая, что это эпилог.
Скелетам уже незачем было притворяться, они и не могли. Один из них вытащил из реберной клетки узелок и протянул к людям, приоткрыв челюсть.
– Спасибо, дорогой, но у нас всего вдоволь – осторожно реагирует Лайла.
Скелет закрыл рот и мелко кивнул в бок, убрал сверток обратно в грудину и обернулся.
Ион вышел вперед, опираясь на трость, вздохнул, обводя окружающих подбадривающим взглядом. По очереди все живые кивают ему, согласно близости родства с ним.
– До встречи через сорок дней, папа… – дрожащим голосом тянет Надья, но не выдерживает и отдается рыданию. Марко быстро обнимает ее, топит ее скорбь в своем плече. Лайла идет на кухню и возвращается с бутылкой вина, ставит ее на отдельный стол, отходит, слегка кивнув, протирает очки фартуком. Слеза капает на линзу, мозолистые грубые руки впервые подводят ее.
Очки падают на пол.
Ион подхватил бутылку, еще раз кивнул всем, помахал ей, направился к выходу, вслед своим первым близким.
Четверо мертвых и один, ковыляющий с тростью, вышли за порог и растворились в темноте.
СПАСИБО!