Сеня и Слон
Лет пять они жили неплохо. Поженились уже взрослыми, он, когда делал предложение ровеснице, мечтал только об одном – о покое. Страсти, ревности, измены — все это должно было остаться в прошлом и навсегда. Глупые взаимные упреки тем более. Все уже всего навидались, а женская мудрость она поважнее, чем красивая фигура. Сеня думал, что и поговорить будет о чем – жена была совсем не далека от той профессии, которой он безрассудно посвятил свою жизнь. И лет пять все шло гладко.
Правда, Сене не везло с работой. Может поэтому, может по другой причине, жена, которая зарабатывала больше, раз за разом в ситуации, которую можно было решить сотней других способов, выбирала самый простой и неумный. А точнее глупый способ она выбирала, можно сказать идиотский. Она делала кислое лицо и выражала недовольство. Сначала негромко, а потом, когда Сеня отвечал с присущим ему черным юмором, переходила на повышенные тона и уже через какое-то время тихая московская квартира начала превращаться в «воронью слободку». Та самая мудрость, на которую так рассчитывал Сеня, обрела совсем иные формы. Жена, видимо вспомнив, что она когда-то работала учительницей в младших классах, стала воспитывать Сеню самыми пещерными, но так и не забытыми дидактическими методами, которые и в советской школе работали-то не очень, а взрослому мужику, почти пенсионеру, прописавшем ее в своей квартире и сделавшей все, что бы и ее дети не знали мелких житейских проблем с поликлиниками и детскими садами, применять их было просто опасно.
Но она ничего не боялась. И главное, была абсолютно уверена, что никуда он от нее не уйдет.
Ужас заключался еще и в том, что на людях жена была весела, улыбчива и хлебосольна. Никто из друзей и подумать не мог, что сразу после их ухода она превращалась в брюзжащею и недовольную по любому поводу особу, готовую превратить в скандал самый незначительный эпизод семейной жизни, в котором Сеня повел себя не так, как бы ей хотелось. Сеня сначала шутил, потом ворчал, потом кричал, потом орал, но ничего не менялось. Сколько раз он пытался спокойно поговорить с женой, рассказывал ей, как легко и просто ей будет жить с ним, если она перестанет придираться по мелочам, и попытается понять его совсем простую житейскую логику. Иногда она соглашалась, что, наверное, была неправа, и говорила, что сама понимает, что так нельзя, и что подумает и все будет по-другому.
На следующий день все повторялось снова и снова, любая новая ситуация приводила к очередным истерикам, претензиям и обидам.
Самое главное Сеня никуда не хотел уходить. Он долго жил один и совершенно спокойно обходился без женщин в быту, умел просто и быстро готовить, а стирала за него машинка. Он однажды понял, что нужно остановиться, понял, остановился и больше уже ничего не хотел менять. А жена поняла это, и поняла, что она может позволить себе все что угодно, а он будет все равно, пусть и иногда взрываться, но терпеть.
Но всему приходит конец и однажды Сеня вышел из себя и поднял на жену руку. Все происходило как обычно - слово за слово, какие-то неожиданные несуразные упреки, потом уже прямые оскорбления и вот уже Сеня, не помня себя, бьет благоверную под левый глаз, та улетает в угол по дороге задевает за полку, на которой стояла ее тщательно и с любовью собираемая коллекция скульптурок и чашечек из Гжели, полка летит вместе с ней на пол, боль от удара и боль потери любимых игрушек вырывают из жены такой крик, что соседи постучали почти сразу. Он открыл дверь и сказал, что ударил молотком по пальцу. Случайно. Соседи поверили.
В этот же день жена уехала к родителям в другой город. Вернее, сказала, что уехала.
А потом возник Слон. Это был отец жены, которого Сеня видел всего два раза и особо не успел познакомиться, откладывая все не потом. Отцу было под семьдесят, он был бывший военный. На правой руке была татуировка «Слон». Что она означала, Сеня не знал, да и не хотел знать, но про себя он так его и звал. Сеня обходил таких стороной – напьется, слова ему не скажи сразу лезет в драку. Поэтому, когда жена ему не без гордости рассказывала ему про своего героического, пол жизни провоевавшего отца, Сеня про себя ежился и старался перевести разговор на другую тему. Теперь, он это понял сразу, перевести разговор не получится.
Слон молча прошел в комнату, сел и поставил на стол бутылку водки. Сене такое начало не понравилось. Он не любил выяснять отношения под алкоголь, он их вообще не любил выяснять. Но потом подумал, что как обезболивающее пойдет. Он был готов ко всему.
Слон жестом попросил посуду. Сеня поставил два стакана. Слон одобрительно кивнул и налил каждому по половине. Так же молча предложил выпить. Выпили не чокаясь.
Потом Слон заговорил. Говорил он медленно, чуть нараспев, щелкая пальцами в особо важных местах.
Алкоголь накрыл Сеню. Ему стало хорошо, он смотрел на мужика, который сидел перед ним, тот все больше и больше ему нравился, и он даже пожалел, что не общался с ним раньше.
А Слон говорил, что он и сам такой… Какой? Да вот такой! И жена его, Слона, теща Сенина, тоже ездит ему по мозгам, и мудрости от нее он за многие годы так и не дождался, и бывало и не раз, что очень хотелось ему покрушить в квартире что-нибудь и жене в глаз съездить! Честно хотелось, но … Не смог, стерпел. Да и вообще всю жизнь терпел, вида не показывал никогда. Все думали, что у него жена идеальная, завидовали даже.
Он конечно Сеню понимает, видит, что дочь его вылитая мать по всем замашкам и человеческому устройству, и терпеть ее, ой как не просто. Он понимает, что он-то с юности со своей мается и что привык, да и дочка есть, а у Сени немного по-другому, но…
Тут Слон налил еще по половинке и опять, не чокаясь, выпил. Потом сделал ледяные глаза и спокойно сказал, что если Сеня его дочку еще раз тронет, то он его убьет. Потом встал и вышел не прощаясь.
Через день пришла жена. Сеня уже заскучал, если честно. Слово за слово, но уже спокойно и весело, разговорились, помирились. И что удивительно, но с того дня жена стала совсем другой, и скандалить перестала, и юмор Сенин научилась понимать, а не кривиться. Понемногу, понемногу, а другой человек стал.
Сеня думал, что папа с дочкой тоже работу провел, за то и спасибо ему.
А «гжель» он ей теперь по поводу и без повода дарит. Восстанавливает коллекцию, так сказать.