В ходе публичной порки Александра Авдеева за идеологически вредный сценарий к фильму «Закон жизни» Сталин, характеризуя писателя, произнес следующую фразу:
«Я думаю, что он человек вражеского охвостья - Саркисова, Кабакова, - и он с врагами перекликается: - живу среди дураков, все равно мои произведения пропустят, не заметят, деньги получу, а кому нужно, поймет, а дураки - чёрт с ними, пускай в дураках и остаются».
Фамилии Саркисова и Кабакова я услышал впервые. Но, коль скоро, их назвал сам Сталин, люди эти были знаковыми для своего времени. Кто же были эти враги, чьим охвостьем Сталин окрестил сценариста.
Кабакова (он был первым секретарём Свердловского обкома партии) называли «любимым вождём уральских большевиков» и «главным инженером-строителем социалистического Урала».
В начале 1934-го, Кабаков был удостоен места в президиуме главного партийного форума страны – XVII съезда ВКП(б). Его высокое положение в партийной иерархии может подчеркнуть тот факт, что имя Кабакова, тогда в 1934-ом, съезд встретил аплодисментами, коими не удостоил ни первого секретаря Закавказского крайкома Берию, ни первого секретаря Горьковского крайкома Жданова.
«За выдающиеся успехи в области сельского хозяйства и промышленности и за перевыполнение государственных планов по сельскому хозяйству» Кабаков вместе с председателем облисполкома Головиным был награжден орденом Ленина.
Имя Кабакова было присвоено Надеждинскому и Верх-Исетскому металлургическим заводам, пединституту, строительному техникуму, школе авиапилотов, средней школе и детскому саду. Город Надеждинск стал Кабаковском (теперь Серов).
Кабаков руководил индустриализацией Урала, где строились металлургические и машиностроительные заводы, модернизировались старые предприятия. Кабаков ездил по стройкам, выступал с пламенными речами, складывая умные слова в правильные фразы.
Был ли Кабаков эффективным менеджером? Вряд ли. В статье «За что расстреляли в 1937 году первого секретаря Свердловского обкома партии Ивана Кабакова?» приводится следующая характеристика Свердловской промышленности того времени.
«Неимоверными усилиями построенные заводы никак не могли выйти на проектные мощности, было много брака, купленное на золотые рубли уникальное оборудование быстро переломали. Яркий пример - строительство Нижнетагильского металлургического завода, которое началось в 1931 году и продолжалось шесть лет. За это время четыре раза меняли проектные задания, значит, надо было каждый раз менять всю документацию, в итоге чертежей и проектов было аннулировано на 12 млн рублей, а оборудования на лом списали на 900 тысяч. Сотни тонн брака исправно производил Уралмашзавод. На медеэлектролитном заводе в Верхней Пышме брак достигал 60 процентов всей продукции. На Верх-Исетском заводе катали сталь при пониженной температуре, что ускоряло процесс и плодило число ударников и передовиков. В Надеждинске (г. Серов) сгорел только что отстроенный цех по производству шамотного кирпича».
Тем не менее, деятельность хозяйственного управления обкома партии Кабакову отладить удалось.
В ведении хозуправления были 12 домов, Второй дом советов, столовые обкома и горкома, дома отдыха на Шарташе и в Истоке, Балтымские лесные дачи. Снабженцы колесили по всей стране в поисках хорошей мебели для квартир и дач номенклатуры, тратили на неё и ее доставку огромные деньги. Имелись дома отдыха, свои пошивочное ателье, сапожная мастерская, гараж и даже фотоателье. Все услуги, отдых и питание были бесплатно.
В Свердловском горкоме партии, например, был составлен список из 84 предприятий, которые должны были отчислять деньги в «партийную» кассу. Некоторые из них рассчитывались своими ресурсами — стройматериалами, продукцией. А хозуправление умудрялось перепродавать их с солидной наценкой другим организациям. В общем, деньги текли рекой, растекаясь ручейками по карманам номенклатуры.
Высшая партийная элита Свердловской области вела более чем роскошную жизнь.
На скрытом от посторонних глаз острове Репном, расположенном на озере Шитовское выстроили нескольких дач. Строили две дачи, а по некоторым сведениям три, ударными темпами без выделенных фондов на стройматериалы, за счёт финансирования на строительство жилья, детских садов и школ.
Дачи строили по типу роскошных дворянских имений в греческо-итальянском стиле. У Кабакова дом был трёхэтажный, с резными балконами и террасами, лепниной, башенкой и флюгером. Мебель и посуду привезли из Ленинграда. Само собой, дачи оборудовали отоплением, водопроводом и канализацией. Роскошные ванные отделаны плиткой, пол – ковровый паркет. Окна — цветные витражи, печная труба обложена изразцами. Для освещения дач и других построек установили автономный электрогенератор, а сами дачи были запитаны через подводный морской кабель. Имелись бильярдная комната, площадка для отдыха на крыше. К озеру вела широкая бетонная лестница, фрагмент которой сохранился до сих пор – единственное, что осталось от кабаковских дач. К Шитам проложена асфальтовая дорога длиной 13 километров, она до сих пор существует. Строили её заключённые и женщины из окрестных посёлков – мужчин мобилизовали на лесозаготовки. На берегу озера отстроили гараж на две машины, большой жилой дом для обслуживающего персонала и пирс, с которого гости доставлялись на дачи на моторной лодке.
Вокруг дач разбили аллеи и весь остров стал садово-парковой территорией, там стояли мраморные столы, гипсовые фигуры, беседки, даже фонтан обустроили. Во втором доме жил ближайший соратник, председатель облисполкома Василий Головин. У них и прежние дачи на Балтыме стояли рядышком. Разумеется, и проживание, и питание отдыхающих – за государственный счёт.
Первый удар по империи Кабакова нанес председатель комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б) по Свердловской области Леонид Папардэ.
Партконтроль выдвинул обвинения не только против руководства хозупра, но и замахнулся на первых лиц области. «За деятельность хозупра должен нести ответственность председатель облисполкома т. Головин, который не только не принимал мер к прекращению творившихся там безобразий, но допускал нарушение финансово-бюджетной дисциплины и принимал обильные услуги подхалимствующих работников хозупра, тем самым поощрял бесконтрольное расходование хозупром государственных средств и использование работниками хозупра своего служебного положения в личных целях», – отмечал Л.А. Папардэ в докладной записке, отправленной на имя И.Д. Кабакова, второго секретаря обкома В.А. Строганова и самого В.Ф. Головина.
Усилиями Папардэ было возбуждено два уголовных дела.
Но, Кабакову, видимо, удалось минимизировать негативные последствия по этим делам. По одному делу несколько чиновников лишились партийных билетов и были осуждены, но вынесенные приговоры не были сопряжены с лишением свободы. По другому делу семь фигурантов были приговорены к трем с половиной годам исправительно-трудовых работ.
Начальника хозуправления Леонида Капуллера из-под удара удалось вывести. Суд не усмотрел в его действиях корыстных мотивов и личной заинтересованности, и объявил ему общественное порицание.
Капуллер решением свердловского партконтроля лишился партбилета, но был назначен областными властями заведующим Деловым клубом и одновременно директором ремонтного завода Уралэнерго. В частных беседах Капуллер не скрывал, что ему покровительствуют первые лица области, что в театре музкомедии он встречался с «большим хозяином». Хвастался своей победой в противостоянии с партконтролем и пытался восстановиться в партии.
Приговор Свердловского областного суда Л.А. Папардэ счел «…беспримерным в практике советского суда крючкотворством и издевательством над линией партии и советскими законами». Папардэ обращался к секретарю партколлегии цековской КПК М.Ф. Шкирятову и прокурору СССР И.А. Акулову с просьбой о пересмотре решения суда. Он обвинял свердловский суд в обмане, в подтасовках и отрицании «неоспоримо доказанных фактов», имеющих целью «выручить попавших в беду жуликов из хозупра». Но всё оказалось тщетным. Эту битву он проиграл. Под нажимом ли, или по своей воле, но в 1935 году Л.А. Папардэ покинул Свердловскую область.
Материалы по «делу Свердловского облисполкома» были востребованы органами НКВД в начале 1937 года.
Кабакова вызвали в Москву, арестовали.
22 мая в Свердловске открылся пленум областного комитета партии. Местный истеблишмент был шокирован новостью, прозвучавшей из уст члена Политбюро, секретаря ЦК ВКП(б) Андрея Андреевича Андреева.
Кстати, Андреев Андрей Андреевич был своего рода уникумом.
Историк Серго Микоян говорил о нем: «Уйти с работы в Политбюро можно было только в мир иной. Единственный, кто сумел это сделать и не погибнуть, — Андрей Андреевич Андреев. Это стало возможным потому, что он потерял слух. Носил слуховой аппарат. Но они тогда очень мало помогали. И тогда, кажется, в 1950 году, сказал Сталину, что ему неудобно оставаться в Политбюро, ибо он не в состоянии участвовать в обсуждениях. Сталин его отпустил на покой — в Верховный Совет РСФСР, — не тронув. Другого такого случая не знаю».
Ближайший соратник Сталина зачитал решение высшего органа власти в СССР – Политбюро ЦК ВКП(б) – о выводе первого секретаря Свердловского обкома и Свердловского горкома ВКП(б) Ивана Дмитриевича Кабакова из состава членов ЦК ВКП(б) и исключении из партии за принадлежность к так называемому «контрреволюционному центру правых».
Желающих выступить на пленуме обкома, вылить свой ушат грязи на Кабакова, перед которым ещё недавно заискивали, и одновременно попытаться обелить себя оказалось немало.
Был среди них и второй секретарь Свердловского обкома ВКП(б), член комиссии партийного контроля при ЦК партии Константин Фёдорович Пшеницын. Выйдя на трибуну областного партпленума, Пшеницын сразу же решительно отмежевался от Кабакова, назвал его величайшим двурушником, предателем, врагом народа и контрреволюционером, каялся, что не противостоял его «антипартийным» действиям, и признал своей политической ошибкой, что не принял «…всех необходимых мер для того, чтобы по-большевистски выкорчевать оставшиеся ещё не выкорчеванные вредительские силы правых и троцкистов».
Телеграмма с вызовом в ЦК для решения вопроса о его дальнейшей работе, которую Пшеницыну вручили в этот день, показала, что его красноречие ожидаемого им результата не принесло.
Аналогия с Кабаковым, вот так же выехавшим в Москву и обратно уже не вернувшимся, не могла не напрашиваться.
Утром следующего дня Пшеницын застрелился.
В оставленной записке Пшеницын клялся, что был и оставался до последних минут своей жизни большевиком, «ленинцем-сталинцем», и всегда боролся против троцкистов и «правых». Обвиняя себя в политической слепоте и ротозействе, он пояснял, что видел в арестованном Кабакове «бюрократа, самодура, зажимщика самокритики, зазнайку, “местного вождя”, питающегося подхалимством и угодничеством», но вместе с тем «проглядел» в нём, а также в арестованном бывшем втором секретаре Свердловского горкома ВКП(б) М.В. Кузнецове двурушничество, не разглядел «их лицо вредителей, диверсантов, провокаторов», чем не оправдал высокое звание члена комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б) и признал, что ему после этого «нет места в партии».
Пожелав «быстрейшей ликвидации последствий кабаковского вредительства», Пшеницын заключил: «ухожу с мыслью о любви и беззаветной преданности нашему Великому родному Сталину».
Но судили Кабакова отнюдь не за коррупцию. Военная коллегия Верховного суда СССР признала его виновным в том, что являясь одним из руководителей антисоветской террористической организации правых, он проводил вредительскую и диверсионную работу по подрыву народного хозяйства Свердловской области и руководил подготовкой террористических актов в отношении руководителей Советского правительства и ВКП(б), то есть в преступлениях по статьям 58–7, 58–8 и 58–11 УК РСФСР.
Кстати, именно такой, явно надуманный, приговор стал основанием для того, что бы всех коррупционеров, включая Кабакова, после смерти Сталина реабилитировали.
Интересно, что пример Кабакова активно используется в просталинской пропаганде. «Репрессировали не просто так, а за дело» - назидают Сталинисты, не замечая того обстоятельства, что факты коррупции выявлены в 1935 году а репрессии случились в 1937-м.
Но вот ведь какое дело. Кроме Кабакова, в 1937 году арестовали и затем расстреляли его жену - собственного корреспондента газеты «Правда» в Свердловске. А в 1938 году был арестован и затем расстрелян тот самый Папардэ, который первым не побоялся выступить против партийной коррупции. Зря не побоялся.
В ближайшие месяцы после ареста Кабакова и самоубийства Пшеницына будет репрессирован практически весь состав обкома ВКП(б) и облисполкома, а вместе с ними управленческий корпус городского и районного уровней. Всем арестованным предстояло занять своё место в одном из 200 подразделений, 15 повстанческих организаций и 56 групп раскрытого чекистами мифического «Уральского повстанческого штаба» – органа блока правых, троцкистов, эсеров, церковников и агентуры РОВС. У многих оказавшихся в застенках НКВД бывших работников партийно-государственного аппарата, включая Кабакова, не раз возникнет повод позавидовать Пшеницыну.
Полагаю, что в лица многих из выявленных врагов народа можно вглядеться на приведенной ниже фотографии.
Читайте так же интереснейшую историю о том, как попал под запрет фильм "Закон жизни".
«Название «Закон жизни» оказалось для репрессированного фильма пророческим»
Событие это является ярким штрихом в портрете той страшной, абсурдной и, в то же время, удивительнейшей эпохи, который я пытался набросать статьями:
«Семь орденов палача, расстрелявшего 20 тысяч человек»
«Очевидное - невероятное отечественной истории. НКВД. Массовые расстрелы»
«Загадочное похищение жены маршала Кулика»
«Банда генералов-киллеров. Покушение на министра»
«Банда генералов-киллеров. Убийство полпреда»