Таким образом, судьба в лице "вождя всех народов" сломала об колено жизнь советских корейцев, расколов ее на две части - до депортации и после.
С этого момента для советских корейцев началось новое летоисчисление, а сама депортация стала для них таким же судьбоносным событием, как для иудеев исход из Египта, но с некоторыми отличиями.
Прежде всего, переселение происходило не по волеизъявлению народа и не с целью обретения им свободы. И само странствие корейцев длилось не сорок лет, а всего месяц, хотя по ощущениям оно казалось сорокалетним. К тому же, отправлялись корейцы не на землю обетованную, а, скорее, наоборот. Дальний Восток, самим названием как бы подчеркивая свою отдаленность как пространственную, так и временную, в памяти пожилых корейцев навсегда остался краем благословенным и цветущим. Недавнее прошлое, связанное с Дальним Востоком, с годами казалось им всё более и более счастливым, а на фоне суровых реалий боль утраты ощущалась еще острее.
Но корейцы умели приспосабливаться и потому выжили. От полного уничтожения советских корейцев спасло то, что их депортировали в теплые края, а не куда-нибудь в Заполярье или на Колыму.
Вместе с тем, было бы наивно рассчитывать на то, что Узбекистан с распростертыми объятиями примет на своей земле непонятный народ, да еще с клеймом политически неблагонадежных. Не всё было гладко на новом месте. Бывало всякое. И драки между узбекскими и корейскими парнями, и прочие бытовые конфликты.
Но узбекское гостеприимство брало верх. Общая любовь к земледелию, трудолюбие, отношение к семье, схожие обычаи и менталитет роднили узбеков с корейцами. Узбекистан стал прибежищем и новой родиной для корейских переселенцев, которым пришлось строить новую жизнь, с нуля, с чистого листа.
В республике начинают формировать многочисленные корейские колхозы. Правда, корейцам выделили не готовые сельхозугодья, а тугаи, заболоченные земли, непригодные для возделывания, а это значит, что на скорые урожаи можно было не рассчитывать.
Спустя каких-то четыре года после переселения корейцев узбекское гостеприимство прошло еще одну проверку на прочность: с началом Великой Отечественной войны южная республика станет местом массовой эвакуации. Всего же за годы войны Узбекистан станет прибежищем для полутора миллиона советских граждан. Узбеки давали кров эвакуированным (при этом, уступая гостям свою постель и укладываясь на полу), делились едой, усыновляли сирот.
Вообще, на тему узбекского гостеприимства можно говорить часами. Это не выдуманное качество. Оно у узбеков в крови. Не впустить гостя в свой дом и не напоить его хотя бы пиалушкой чая считается большим грехом. Но наряду с гостеприимством у узбеков есть еще две черты, которые мне очень сильно импонируют: узбеки всегда помнят добро, которое им оказывают и забывают о том добре, которое дарят другим.
Но вернемся к нашим корейцам.
Когда грянула война, среди корейцев было немало добровольцев, готовых идти на фронт, но как представителей репрессированного народа на призывных пунктах их просто разворачивали. Тем не менее, некоторым корейцам удавалось обходить запрет и попадать на фронт под видом казахов.
Это было не единственное ограничение, с которым столкнулись советские корейцы, но, к счастью, поражение в правах было неполным. Например, им не запрещалось поступать в ВУЗы страны, в том числе престижные. Корейцы, издревле занимавшиеся земледелием и в основной своей массе имевшие менталитет угнетенных крестьян, увидели в этом отличный шанс изменить судьбу, взять реванш и обеспечить будущее для своих детей и внуков, дать им высшее образование любыми способами, при любой возможности, хоть с рыбным обозом в Москву, как это получилось у одного очень способного парня.
Они старались вдолбить в головы подрастающего поколения простые истины о том, что прилежание, усидчивость и отличная учеба откроют перед ними двери любых отечественных ВУЗов, за исключением МГИМО (ведь туда не то что кореец - далеко не каждый способный советский гражданин сумеет просочиться). Такая "политика" воспитания в послевоенные и последующие годы привела к тому, что доля лиц с высшим образованием среди корейцев оказалась в два раза выше, чем в среднем по СССР.
После смерти Сталина корейцев реабилитировали, однако неповоротливая бюрократическая машина, повинуясь инстинкту самосохранения, не горела желанием обрубать собственные ветки, из-за чего некоторые застарелые ограничения были сохранены. В частности, корейцам нельзя было занимать министерские и прочие высокие посты. Кроме того, призывников-корейцев не брали в ВДВ и морскую пехоту, а профессиональным военным звания присваивались не выше подполковника. Но уже к концу семидесятых - началу восьмидесятых подобные ограничения ушли в прошлое.
Вообще, вот это стремление корейцев доказать свою благонадежность, что они заслуживают право на место под солнцем, это жгучее желание вытравить незаслуженное клеймо и стать не хуже обычных советских граждан изначально было продиктовано стремлением выжить в непростых условиях. Со временем стремление выжить вылилось в своеобразную злость на свою непростую судьбу, которая трансформировалась в эдакую спортивную злость, ну а та уже просто вошла в привычку.
Земледелие, такое близкое и знакомое занятие, после депортации стало чуть ли не единственным средством добиться признания и реабилитации за несовершенные преступления. Корейцы, искавшие выход для своей накопленной с годами ярости и злости, решили, что гораздо конструктивнее не входить в конфронтацию с властями, не искать приключений на то место, которое снискало им репутацию усидчивых, а пустить энергию на освоение земель, тем более что к тому располагали опыт, способности и генетическая память. Корейские колхозы включились в соцсоревнование и в соперничестве друг с другом в кратчайшие годы достигли небывалых высот - богатых урожаев, перевыполнения планов, причем, на стабильной основе. Как следствие, по количеству Героев Социалистического Труда на тысячу человек советские корейцы стали занимать лидирующие позиции по Союзу.
Ко второй половине восьмидесятых годов прошлого века трудовой фанатизм на благо Родины перестал котироваться, а поскольку врожденную способность возделывать землю обратно же в землю не зароешь, то на смену движению передовиков сельского хозяйства пришло сельское предпринимательство, которое корейцы называют "кобон".
Заниматься этим рисковали далеко не все сельские труженики, а только наиболее предприимчивые или имевшие хотя бы небольшую склонность к авантюризму. Подходящие земли для выгодного сезонного возделывания лука и бахчевых культур корейцы находили не только в Узбекистане и Казахстане, но также в Поволжье, Краснодарском крае, на Северном Кавказе. По своему характеру работа во многом напоминала вахтовый метод, только с гораздо большей зависимостью от погодных условий. Сбыт сельхозпродукции конечному покупателю предприниматели также брали в свои руки. И если раньше труженики по завершении полевых работ удостаивались знаков отличия в виде орденов, медалей и фотографий на доске почета, то теперь вознаграждение обретало вполне осязаемую форму денежных знаков. По возвращении домой кто-то успевал вкладывать их в материальные блага, а кто-то просаживал в карты.
Таким образом, последующее после депортации расселение корейцев по бескрайним просторам СССР происходило двумя независимыми потоками: аграрным и студенческим. По выполнении возложенной миссии одни возвращались домой, другие обзаводились семьями и пускали корни на новой земле.
И всё же большинство советских корейцев по-прежнему проживало в республиках Средней Азии, а именно в Узбекистане и Казахстане.
(продолжение следует)
- Свое мнение о прочитанном вы можете оставить в виде лайка/дизлайка или комментария.
- Буду рад вашей подписке на мой канал.
Другие статьи на ту же тему:
Кто такие "советские корейцы"? (часть 3-я)
Кто такие "советские корейцы"? (часть 5-я)