….Когда он входит, все они встают.
Одни — по службе, прочие — от счастья.
Движением ладони от запястья
он возвращает вечеру уют.
Он пьет свой кофе — лучший, чем тогда,
и ест рогалик, примостившись в кресле,
столь вкусный, что и мертвые "о да!"
воскликнули бы, если бы воскресли
(Иосиф Бродский)
Император Николай Павлович был очень занятым и цельновысеченным человеком. Империю он строил под себя, и только он один знал и ведал – что и как в ней должно быть, а чего быть не должно. Иной раз он жалел, что Империя – не армия: ведь в армии всё было просто и понятно, не то – в Империи. Тут многое можно было бы подчинить Уставу и Регламенту, но, к сожалению, не всё, и последнее-то «не всё» огорчало Императора и отнимало у него массу времени, которого катастрофически не хватало, хоть Император и просыпался ни свет, ни заря. Иной раз, уже и к семи утра в его приемной толпились с докладами сонные, невыспавшиеся министры, водя скулами от тщательно скрываемой зевоты. Рабочий день Николая Павловича, когда он зимою жил в Петербурге, был довольно жестко расписан, но время для прогулок в нем всё же оставалось, первая – утренняя – случалась примерно с 9 до 10 утра, вторая – около трех часов пополудни. Бывали, впрочем, и исключения.
Как-то раз Император заработался допоздна: как на грех, в Империи было не все благополучно, после утренних докладов министров последовало изучение бумаг, после обеда – еще доклады, засим – прием посла одной европейской державы… День выдался насыщенный, разболелась голова, и Николай Павлович решил проехаться перед сном на санях – подышать морозным январским воздухом. Усевшись в обшитые лубом и крытые коврами пошевни, он погрузился в думы, казалось, ничего вокруг не замечая, а на самом-то деле – зорко высматривая: кто, что и где? Заехав по Фонтанке довольно далеко – до Египетского моста – Император приказал поворачивать, да вдруг заметил странное: вроде бы один из Сфинксов повернул в его сторону миловидное женское свое лицо, сверкнув при неверном свете фонаря золоченым венцом, и приятно улыбнулся.
- Ce ne peut pas être! – произнес строго Император, велев сам себе, что быть такого не может, да и всё тут. На всякий случай, правда, оглянулся: Сфинкс так и смотрел ему вслед всё с тою же загадочной, как и полагается всякому порядочному Сфинксу, улыбкою.
- Точно так, Ваше Императорское Величество! – откликнулся лейб-кучер, привыкший, что иной раз Государь размышляет вслух, хоть бы и на французском - языке, которого лейб-кучер, ясное дело, не разумел, но отличить от других мог – как-никак воевал.
На следующий день Николай Павлович пребывал в самых смятенных чувствах, приведя в замешательство не только прибывших к нему с докладами, но и собственную семью: он мучился вопросом – а что, если ему не показалось? Что, если и впрямь тот Сфинкс оборотился к нему и что-то хотел сказать?
- Глупость какая! – по-русски молвил Государь во время доклада Нессельроде, отчего граф Карл Васильевич смутился и не стал оспоривать вроде бы уже утвержденное ранее, а лишь учтиво поклонился – мол, так тому и бывать!
Этим вечером Николай Павлович велел выезжать вновь в то же время, правда, иным путем, но так, чтобы непременно оказаться у Египетского моста. Как он и ожидал, ничего не произошло: простояв с пару минут у того самого Сфинкса, Император ничего подозрительного не увидал.
- J'ai donc pensé, - с довольным видом заметил Николай Павлович, резюмировав для себя, что ничего из того, чего быть не может в принципе, не может быть и на самом деле.
- Точно так, Ваше Императорское Величество! – с готовностью подтвердил и лейб-кучер, окончательно развеяв сомнения Императора.
Однако же, стоило ему на всякий случай оглянуться, как проклятый Сфинкс, всё так же оборотив увенчанную золотым убором огромную голову, заулыбался ему вослед, кажется, даже лапищей чуть шевельнул. Государь ничего на этот раз не произнес вслух, решив отправиться к тому же месту на следующий вечер. Всё это было очень и очень престранно: какое-то изваяние, привезенное, кстати, и не из Египта вовсе, как те, что стоят на Васильевском острове, а высеченное не так давно, пренагло улыбается самому Императору, будто бы издеваясь над ним, не говоря уж о том, что оно вообще не должно быть существом одушевленным ни по законам Империи, ни по Божеским, ни по физическим!
Весь следующий день Государь колебался – а не перестать ли ездить к Египетскому мосту? К чему рушить здание собственной Веры, создаваемое собственноручно не одно десятилетие? Ведь если начнет колебаться он – Император, то что же может произойти с государством, коему он – Отец? Как ведь просто – сделать вид, что ничего не произошло, и никакой каменный идол не улыбался приятно ему вслед, да и всё тут! Однако, такое было не в характере Николая Павловича: он не привык спускать кому бы то ни было; всё в Империи, а, желательно, и в мире должно было быть по его, иначе – неправильно! И тем же вечером он велел отправляться прямиком к мосту, распорядившись, чтобы лейб-кучер оставил пошевни подальше от него, и подойдя к Сфинксу пешком.
Несмотря на сильную вьюгу, в неверном качающемся от ветра фонарном свете Государь уже шагов за десять заметил, как изваяние приветственно улыбнулось ему. Николай Павлович почувствовал, что, несмотря на мороз, волоса под треуголкой поднялись у него дыбом и разом взмокли.
- Чему ты улыбаешься? – хрипло спросил Император, оглядевшись, на всякий случай, вокруг – не видит ли кто, как он разговаривает с каменным идолом.
- А вот - Вас, Ваше Величество, вижу – и радуюсь! – приятнейшим голосом, более похожим на грудной женский, отвечал Сфинкс. – Как славно, знаете ли, что Вы решились ко мне заехать – этак, по-простому…
- Этого не должно быть! – со всею строгостью, но уже по-русски, повторился Николай Павлович.
- Отчего же не должно, Ваше Императорское Величество? – не спуская улыбки с аккуратно очерченных губ, поинтересовался Сфинкс.
- Противуречие с законами вносит смятение в умы, - подумав хорошенечко и заметно успокаиваясь, ответил Император. – А смущение умов пагубно влияет на государственный строй.
- Так то ж – ваши, человеческие законы, - резонно возразил Сфинкс. – На нас они не распространяются.
- Законы Империи распространяются на всех ее подданных, - твердо молвил Николай Павлович, - без сословий, чинов и…
- И?.. – с интересом протянул Сфинкс, явно ожидая, каким именно образом Государь классифицирует его.
- Не путай меня! – Государь был недоволен тем, что не смог определить, по какой категории подданных следует трактовать загадочного собеседника, и повысил голос. – Я знаю, ты – просто мой морок, и я вообще не понимаю, зачем трачу с тобою свое время. Вот прикажу тебя снять и отвезти в каменоломни, тем и закончим!
- Не поможет, Ваше Императорское Величество, - вздохнул Сфинкс и развел лапами. – Вот хотите, я Вам по этому поводу одну загадку загадаю?
- Нет! – вскричал Николай Павлович: он давеча уже изучил сей вопрос и помнил, что именно сфинксы делали с теми, кто их загадок не угадывал. – И не забывайся, помни – кто перед тобою. Я тебе такую загадку загадать могу – вовек не разгадаешь!
Сфинкс обиженно замолчал, тая, однако, хитринку в уголках глаз, что не осталось незамеченным для Государя. Он засопел недовольно, не зная, как продолжить разговор, и вообще – что делать дальше. Уходить просто так, наверное, выглядело бы нехорошо: как будто Император оставил дело незавершенным, а ни одно императорское дело не должно было оставаться незавершенным. Что же делать с сим курьезом далее – он тоже не знал, так они и молчали друг против друга: один – выжидая, другой – пребывая в сомнениях.
- И что же мне с тобою делать прикажешь? – как бы раздумывая, сурово спросил Николай Павлович, всем своим видом показывая, что он-то как раз знает, что делать со Сфинксом, но - как Истинный Отец Империи - решил поинтересоваться мнением собеседника.
- Оставьте всё как есть, Государь! – просто, но не без лукавцы, подсказал Сфинкс. – А, коли будет время и желание, заходите другой раз – поговорим о том, о сем.
- Как есть, говоришь? – Император нахмурился, в глубине души понимая, что именно это и будет для него лучшим выходом из некомильфотного положения, в котором он очутился. – Ну, ладно, будь по-твоему… Но только – смотри у меня! – и строго погрозил Сфинксу царственным перстом в белой перчатке. – Без фокусов!
- Благодарю, Ваше Императорское Величество, - с деланым смирением кивнул Сфинкс. – Это – истинно мудрое решение, достойное и Вас, и Вашей Империи.
- Разумеется! – с охотою согласился Государь и, заложив руки за спину, с совершенно прямой спиною двинулся назад к пошевням, где дожидался его замерзающий на ветру лейб-кучер. Уселся, поднял бобровый воротник шинели, укутался в него лицом и приказал: - Во дворец!
Более Николай Павлович к Египетскому мосту не ездил, даже приказывал объезжать его стороною, и только, когда он уже умирал, сорвалось вдруг с его холодеющих губ слово «сфинкс», что немало удивило всех, кто окружал его в эту минуту. Впрочем, все решили, что или Государь имел в виду что-то другое, либо ослышались. А ведь как знать?! Быть может, именно ту загадочную встречу припомнил Государь в последние свои минуты, и, уж коли так, - то непременно сожалея о том, что не ездил более к мосту потолковать о разных государственных делах, о жизни, да и просто – обо всём, предпочтя сугубую практику вещам эфемерным и непонятным.
ЗДЕСЬ - авторская сказка "Пушкинъ и котъ"
С признательностью за прочтение, спасибо, что не забываете канал, не болейте и «держитесь там», искренне Ваш – Русскiй РезонёрЪ